– Ну да. Но не сегодня.

Вот так всегда. Ноют, а как решать проблему – так “не сегодня”. Хотя это просто говорит о том, что расставаться со своими татуировочками Артём пока не намерен. Нравятся, видимо, хоть мозг и говорит, что где-то там можно было набить что-нибудь другое. Хотя если так подумать – хули он ноет? У него весь живот свободен, да и на боках – только руки осьминога, что ему не нравится? Места ещё дохуя и больше. Жалуется он тут, блять. При желании можно найти, куда уместить. Но лучше бы ему уже завязывать с этим. Хватит ему и так.

Ладно, я прекрасно знаю, что ему похуй и меня никто не спрашивал, но это серьёзно ненормально уже. Ему и правда уже к врачу пора.

И эта тема себя исчерпала, так что какое-то время было тихо. Совсем чуть-чуть. Даже не страшно.

– Я включу что-нибудь? – предложил Артём, уже включая программу с музыкой. В какой-то мере я ждал этого момента с самого начала, так что немного удивился, что предложение поступило только сейчас. Но я не против. Почти.

– Только нормальное.

А то я знаю, что Артём у нас любитель послушать и эльфийское, и всё на свете. Да, обычно я так себя не веду, но пусть и Артём совесть имеет. Я тут работаю ни за что, можно мне хоть музыкальное сопровождение нормальное сделать?

– Нормальное – это что? Фашизм твой?

Я ненавидел, когда шутили про фашизм и всё к нему близкое, особенно если шутки эти имели отношение ко мне, так что сейчас мне дико захотелось сделать Артёму больно. И я мог, как бы, но решил воздержаться. Стоит найти способ погуманнее.

– Ну ладно, – в конце концов сказал Артём. – Вот тебе плейлист. Тут все твои любимые группы.

Он издевался, но это не было обидным даже. Да и какие обиды могут быть, когда на слуху такие приятные душе вещи?

Странные люди. Зачем слушать что-то ещё, когда есть столько прекрасных немецких групп? Не понимаю.

У меня была привычка постоянно проверять время на телефоне, но сейчас я не мог этого делать по очевидным причинам. Из-за этого я не мог сказать, сколько по времени заняла вот эта, первая, скажем так, часть, но на ощущения если, то не так уж и много. Хотя как будто тут что-то серьёзное – основная часть работы уже выполнена, и мне оставалось только дорисовать небольшие кусочки. Просто почему-то это становится понятно только если вблизи посмотреть.

Но это было и хорошо. Потому что слишком долго находиться в одном положении, ещё и не самом удобном. Такое себе наслаждение.

– Всё? – развернув голову, спросил Артём.

– Вроде, да, – разминая плечи, сказал я. Ну ничего. Чуть-чуть осталось. Хотя там почти вся внутренняя сторона бедра, а это не мало, но, как бы, суть в том, что это просто линии. Тут не надо дрочиться с цветом или чем-то таким. Хотя там присоски эти сранные.. Но, думаю, ничего сверхъестественного. Главное –нормально делать. И не торопиться. А то я сейчас начну подсознательно себя настраивать, а потом как запорю что-нибудь, и будет не круто. Сейчас аккуратненько всё сделаем, и пойдём домой с чистой совестью.

“И больной спиной”

Давай не очернять? Как-нибудь переживёшь. Ещё не сорок лет, чтобы это было чем-то серьёзным.

– Плёнка в коробочке, – указывая на стол, сказал Артём. Я понял, что ему же сейчас надо будет перекладываться, так сказать на спину, и понял, что это может быть неудобным. Не было бы более логичным закончить сначала то, что было здесь, на бедре? Хотя Артём сам сказал сделать по-другому, так что пусть сам с этим и разбирается. Ему же сейчас будет неудобно лежать на этом боку. Долбоёб, блять. И почему я об этом не подумал? А то гнал на Артёма, что он недальновидный, ну а сам-то? Умник дохуя нашёлся.

Я сходил за той самой плёнкой – надо было перемотать всё, хотя бы чтобы мазь нигде не размазалась. Да и “Татуировка – открытая рана”, или как там говорят? Ну, по сути, это расхуяренная в ничто кожа, так что можно и так сказать, думаю, смысл не утерян. Это всё к чему – лучше быть осторожным. А то будет как с тем долбоёбом, который пытался проколоть губу дома, и в итоге ему потом переливали кровь и делали несколько операций на ноги. И надо же было ему догадаться в больницу пойти, как только что-то не то зачувствовал? В мире бы стало меньше идиотов.

– Тебе нормально? – когда Артём перелёг, спросил я. Я видел, конечно, что он морщится, но не мог понять – это из-за боли от татуировки или из-за того, что он заебался лежать в одном положении? Сложно.

– Жить можно, – хмыкнул он и усмехнулся. – Работай давай. Пока солнце высоко.

Так. Так надо мной ещё никто не шутил, но мне это тоже не нравится. Поэтому – ещё раз, и кто-то получит по лицу.

– Можно я тебе по ебалу этим пройдусь? – указывая на станок, спросил я.

– Это так прикольно, – заулыбался Артём. – Когда ты агрессируешь.

– Больной, блять.

Я думал, что после этого мы точно замолчим, и если не до самого конца, то надолго точно. Но сейчас Артём не мог переписываться с людьми (вернее, мог, но почему-то он этого не делал), или он специально всё это начал – я без понятия. В рамках программы “Поможем этому замкнутому уебану стать хоть немного общительнее”.

– Расскажи что-нибудь.

Вот самое моё ненавистное. Что ещё за “что-нибудь”? Обмудок тупой.

– Ещё абстрактнее тему дай, и я, может, подумаю.

Ну правда. Таким людям стоит задуматься над своим поведением. Особенно когда их собеседник – кто-то вроде меня. Или пусть озвучивает, что хочет услышать, или пусть молчит нахер. Умный самый.

– У тебя всё всегда нормально заживало?

У нас сегодня что, тема всякой херни, которую мы делаем с собой? Хотя раз уж мы заняты чем-то, связанным с такими вещами, то чего бы и нет?

Артём, я подсмотрел, рассматривал мои уши, так что можно было подумать, что его не столько мои татуировки интересуют, сколько пирсинг.

– Ну конечно. Я же так люблю ухаживать за проколами.

Ненавижу. Особенно если они в труднодоступных местах. И вода, ну, или другие жидкости, потом в уши затекает. Вот это вообще фу-фу-фу. Да и есть же такая тема, что прокол заживляет тело, а не всякие там средства и прочее. Ну вот пусть моё тело и справляется со всем само. Оно же может? Может. Ну вот и пусть. Не так уж и много я от него прошу.

– Вообще не следишь?

– Первую неделю, может. Потом ложу хер.

И то криво-косо. То лень обработать, то надо ногтем гной содрать.. Но всё хорошо, вроде? Хотя, наверное, с моих слов можно реально подумать, что я как уебан какой-то со всем этим обращаюсь. Нет. Я очень даже аккуратен. Особенно когда дело до пузырей и синей кожи доходит, да.

– И как тебе уши до сих пор не отрезали?

Хлоргексидин и мази – вот как. Главное, вовремя увидеть, что там что-то не то выросло, и начать что-то с этим делать, а остальное уж уляжется там как-нибудь.

– Счастливый, наверное.

Ну, или организм просто хорошо справляется со всей этой хуетой. Я ещё летом вспоминал, как слышал где-то, что непонятно как-то всё это происходит – кто-то следит, лучше чем за детьми, а в итоге всё равно потом идёт к хирургам. А кто-то как я. Забивает хер после первой недели, потом максимум недельку чем-нибудь помажет, и ходит довольный, как удав. Ну, что могу сказать. Кому-то просто не дано.

– Хотя не так уж и много воспалений у меня было. Два.

– Всего два? – Артём аж нахмурился. И чего все так дрочат на уход? Неужели так сложно воспринимать, что у кого-то всё может зажить и без этих ваших заёбов ущербных?

– Ну. Я же дома сижу, хули мне. Там чисто, спокойно. Ходить никуда не надо.

Самая главная моя проблема – шапки. Не люблю их. И не ношу, собственно, поэтому же. Оба раза воспаление пошло, я подозреваю, из-за них. Но говорить об этом людям не стоит, а то начнётся. “Сам не следишь, у-у-у, виноваты все, но не ты”, и прочая хуйня. Артём и так предвзято ко мне относится по этой части, так что я лучше промолчу. Хотя вот ему пиздатая история, как я умею.

– Вообще, как-то у меня дико воспалился козелок. Так случайно приспичило посмотреть на него, ну, сзади. А там пузырь такой охуенный выскочил, и вообще пиздец.