- Ты обнимаешься с собаками? – уточнил я. Ну а правда – что за хуйня-то?

- Иногда. Знаешь, когда всё плохо, бухаешь в одиночестве у себя дома, и тебе грустно, и тут приходит какая-нибудь хуйня вот такая, – он показал рукой уровень в воздухе, – садится рядом, и сразу немного полегче.

Нет, не знаю. И слава богу – это звучит очень грустно.

Бисквит, наконец, заебался от повышенного внимания к себе, так что, по своему обыкновению, изо всех сил вцепился в руку Артёма зубами и когтями, заодно пиная задними лапами. Артём тут же отшвырнул его от себя, несильно, и кот, немного потупив, пошёл к двери. Которая была закрыта, ха.

- Не для этого я шёрстку вылизывал? – спросил у него Артём, провожая его взглядом.

Так как выйти самостоятельно Бисквит не мог, мне пришлось вставать и идти открывать ему дверь. Я немного подождал, потому что мне нравилось, как забавно он улёгся у порога, просунув одну лапу под дверью, и жаль, что у меня не было при себе телефона, чтобы сделать такую фотку.. Но как-нибудь в другой раз.

- Мог бы и меня попросить.

Открыть дверь коту? Спасибо, конечно, но я пока молодой полноценный парень.

- Я не инвалид, чтобы что-то у кого-то просить.

- Какая принципиальность, – произдевался тот.

Я вернулся на своё место, раздумывая, что нам делать теперь. Возвращаемся к разговору о домашних животных?

- Кто из ваших собак кто?

Пора уже прояснить этот вопрос, мне кажется. Вряд ли я сходу запомню, конечно, но допустим.

- Овчарка – Альфред, хаски – Йозеф. Джуно ты знаешь, вторая маленькая хуйня – Вильгельм, я уже говорил. Фон Шлейхера ты тоже знаешь, и последний – Роммель.

- Почему все по именам, а он – Роммель?

Ну да, фон Шлейхер тоже по фамилии, но его в расчёт пока не берём.

- Как-то так у нас устоялось, – хмыкнул Артём. – Может, потому, что Йодль и Берхтольд слишком сложно?

- А Вильгельм легче, чем Кейтель, то есть?

- Чё ты доебался до меня? – разозлился тот.

Ха-ха, слился, лох. Ладно, может, я и правда слишком перебарщиваю. Но мне правда непонятно. Впрочем, это их дело. Раз уж они привыкли, то пусть. Мне ли не знать, в конце концов, как тяжко с таким бороться или что-то делать.

- А вы той болонке закалывали волосы на голове?

- Да. У меня до сих пор где-то её заколочки лежат, – покосившись куда-то в сторону, с сомнением проговорил Артём. – Блять, батя ведь серьёзно ездил в магазин для этого! Ради дочерей не ездил, как для собаки – так сразу же.

У мужика явно проблемы с приоритетами, впрочем, мне похуй. К тому же, выяснилось ведь, что это даже не его дочери были, а старшей заколочки покупать было бы бессмысленно – она же педовка, хули там. Обиделась бы ещё, потом бы написала постик в какую-нибудь группу в контакте. “Сегодня мой отец купил мне заколки, хотя я не носила юбки с самого раннего детства..”. Это, безусловно, важно – сколько ты не носила юбки.

Не, ну если мне батя купил заколки, я бы просто отнёс их в свою коллекцию мелких красивых штучек, и был бы только рад пополнению. Да, у меня есть такая коллекция, и всякая ебота, вроде заколок, покатит для неё. При условии, что мелкая ебота должна быть красивой и радовать глаз. Иначе нахера она мне такая.

- Ты их расчёсываешь?

- Ну а кто ж ещё?

- Это прикольно?

- Когда фон Шлейхер подрастёт, я позову тебя почесать ему шерсть.

Вау, ты думаешь, мы будем общаться до тех пор? Приятно слышать.

- Сам мне потом скажешь.

Судя по фотографиям афганских борзых в интернетах, расчёсывать его будет довольно муторно. Да и нахера? Хотя не знаю, может, у них шерсть не путается? Ну, или хотя бы не так дико, как у дворовых собак. Хотя дворовые на то и дворовые, что носятся, где не надо. А там грязь, репей, и ещё куча всего самого разного. В городе с этим полегче, конечно.

Когда дверная ручка дёрнулась вниз, у меня чуть сердце не остановилось. Я, конечно, думал, что сегодня это может произойти, но я не хотел этого от слова совсем. Хотя вот кто ж думал, что она так рано проснётся? С ней вообще всё нормально? Это же не мы её разбудили?

Мать, вскинув одну бровь, уставилась на Артёма, который тоже повернулся к ней, из-за чего я не видел его лица, но он меня и не интересовал сейчас, на самом деле. Что делать сейчас? Хотя, может, всё нормально будет? В смысле, чего я вообще распереживался? Как Ковальского матери представить – так это пожалуйста, как Артёма – так нет, нельзя? Это глупо.

- Здравствуйте.

- Привет. Чё вы на полу сидите?

- Так надо, – ответил я.

Мать мотнула головой, продолжая выглядеть недоумевающей, и прошла к столу, поставить чайник. Я понял, что хочу на завтрак, но есть сейчас не собирался по очевидным причинам.

- Ладно, – хмыкнула мать. – Вы так и будете там сидеть?

Артём тут же поднялся, за ним и я – чего уж там. Надо было как-то уходить отсюда, но я не знал – надо ли сообщать об этом Артёму, или можно просто молча пойти в комнату? Бля, надо же его ещё как-то домой отправить.. Вот поэтому и ненавижу ночь с субботы на воскресенье – что ночевать в неё у кого-то, что оставлять кого-то с ночевой у себя. Как правило, им днём никуда будет не нужно, поэтому домой они торопиться не будут. А не говорить же им в глаза: “Всё, я хочу побыть один, пиздуй к себе”? Это грубо.

Как и спрашивать, как долго он ещё планирует тут ошиваться. Не хочет домой, к отцу совему любимому? К собачкам? К фон Шлейхеру?

Только мы вышли в коридор, Артём заговорил:

- На следующих выходных добьёшь мне ногу?

Ой.

Ой-ой-ой.

- Ладно.

Сказать, что я был удивлён – ничего не сказать. Я уже забыть об этом успел раз десять, и тут на, блять, прямо в лицо, сука.

Вообще, странно, что он помнит. Я думал, он уже или забил на это, или закончил с кем-нибудь другим, как и говорил. Ну да ладно. Радоваться надо. Незаметно и типа под причиной потрогаю его за разные места. Хотя не то чтобы это будет чем-то важным.

- Можно комнату твоей мамки посмотреть?

Я остановился и посмотрел на двери в комнату матери. Они были открыты, наверное, потому Артём этим и заинтересовался. Вообще, я не думал, что нам стоит это делать, но раз мать на кухне, и не узнает, что мы тут делаем, то ладно.

- Да, наверное.

Вообще, это плохо. Но спрашивать у неё разрешение – как-то странно, да и стыдно, на самом деле.

Не знаю, что Артёма тут заинтересовало, но спрашивать у него о чём-либо я не стал. Просто остался у дверей, надеясь, что надолго это не затянется и мы не спалимся.

- Это чё?

Он стоял у дальней стены, где у окна висел кусок полотна, на который мать цепляла свои броши – она их коллекционировала, ну и вот. Мда, у нас с ней, похоже, у обоих какая-то тяга к маленьким милым и красивым хуйнюшкам. Не знал бы, что такие вещи не передаются от родителям детям, точно бы к наследственности отнёс.

- Она любит такие. Тут просто всякая милая хуета, – объяснил я, наблюдая за Артёмом и куда он смотрит. – А там страны, в которых она побывала.

Артём замер, уставившись на полотно. Считает, наверное.

- Семнадцать.

Очень даже неплохо.

- Посмотрела на мир, прежде чем с прицепом осесть, мда? – обернувшись ко мне, спросил Артём.

Ну, вернее будет сказать, что она сначала осела с прицепом, посидела с ним чутка, а потом оставляла меня дома одного и ездила по всяким там заграницам. Деньги есть, ребёнок вполне себе самостоятельный – уж поживёт три недельки один, не сдохнет. И всё – купила билет, поехала. Может себе позволить.

- Ага.

Артём направился сюда, так что я решил, что он закончил с осмотрами и сам развернулся. Мать по-прежнему копошилась на кухне, так что можно было вздохнуть спокойно – всё прошло нормально.

- Ты где-нибудь был? – только мы зашли в мою комнату, спросил он.

М-м, увлекательные разговорчики.

Я прошёл в комнату, в её вторую часть, и уселся у изголовья кровати, отодвинув подушку в сторону. По-хорошему, стоило убрать тут всё, и заправить эту самую кровать, но потом. После завтрака, по старому обычаю.