- Как-то не разбираюсь, что навредит психике какой-то левой тяночки из интернета.
Да и знать не хочу. Малолетние типа лесбиянки – не те, кого я хочу понимать.
- Ты начал нормально выражаться, – похвалил меня Ковальский, очень довольный. А я, что смешно, даже не понял сначала, о чём он вообще. Потом только дошло – это из-за “тяночки”.
- Ты хорошо на меня влияешь, – пытался пошутить я, но вышло как всегда очень серьёзно. Впрочем, думаю, он и так сарказм понял.
Ковальский, коварно улыбнувшись, посмотрел на меня, склонив голову, но тут же вернулся к своим монологам.
- Но в комментах я вычитал, что трахаться с асексуалами – то же, что с ослами сношаться – им похуй и они не сопротивляются. Так это можно считать за изнасилование, или нет? Ведь морально нет никакого удовольствия, но, по сути, это было с её согласия?
А от секса может быть моральное удовольствие? Вот это нихера себе. Бля, я даже не думал об этом. Хотя меня это и не волновало, с чего я должен?
- А от секса бывает моральное удовольствие?
Может, историями какими-то поделятся. Мне интересно, как от этого может быть что-то “моральное”. С физическим тут ещё всё ясно, физически и мастурбировать нормально так, но морально? Что за долбоебизм? Чего я не понимаю?
“Попробуй, и поймёшь”, – фыркнул я про себя.
Очевидно же, ну.
- Ну, как бы, да? – Ковальский вскинул одну бровь, очень напряжённый моим вопросом. – Короче, ладно. Чё хочу узнать: вот девушка, вы с ней встречаетесь. И она уже изнылась вся, как хочет потрахаться с тобой. Допустим, ты её реально любишь, ну, и готов на какие-то мелкие, э, – он задумался, – преступления через себя, так согласишься ли ты на соитие с ней?
Соитие? А слова поумнее и понеуместнее ты найти не мог?
- Чё за слова такие сложные?
- На вопрос отвечай. Для тебя потрахаться с человеком это правда большое переосиление самого себя, или так – всё равно, что подрочить с утра, только кто-то будет рядом и это на чуть подольше растянется?
Я посмотрел на Артёма, ну, так – чисто чтобы хотя бы попытаться понять, причастен ли он к этому хоть как-нибудь. Судя по его ошарашенному выражению ебала, вряд ли. Или я могу считать, что он притворяется? Хотя он мало когда может сдерживать вот такие эмоции, да и подделывать что-то такое – это явно не его. Он не слишком артистичная личность. Или я чего-то не знаю. А то кто знает, вдруг я и тут ошибаюсь?
- Без понятия.
Ни разу ни с кем даже просто не встречался, чтобы знать, каково это – когда ты обязан идти на уступки кому-то или к чему-то себя принуждать. Раньше я вообще не понимал темы с этими ограничениями, хотя секса и соития это вот вообще никак не касалось – тогда речь шла про контакты и общение с людьми, выходы из дома, или, наоборот, ограничение вот этого дерьма, пожертвование своими любимыми делами, и всё такое прочее. Вот о чём Артём, например, рассказывал в лагере, да? Во внешности ничего не меняй, с моими друзьями общайся, но не очень активно, а то я расстроюсь, мне не отказывай, свои желания засунь куда подальше, люби меня, цени то, что я делаю.. Собстна, в какой-то мере, поэтому отношения для меня – это чёто непонятное и что-то, с чем лучше не связываться. Будут тут тебя ещё ограничивать всякие долбоёбы, принуждать к чему-то. Нахуй не сходить? Или типа чё, раз ты нравишься человеку, то ты автоматом становишься авторитетным для него? Долбоёб совсем, нет?
На самом деле, это всё моё воспитание. Меня никогда особо ни к чему не принуждали, так что я не умею в это. Заставлять себя что-то делать, тратить своё время на то, что мне неприятно? Пх. Единственный человек, который может так делать – это моя мать, ну и ладно, Отто ещё, а все остальные пусть сходят нахуй, я прекрасно справлюсь и без их выебонов. И чёт я не думал, что мне это боком выйдет. Хотя надо всего-то ни с кем не встречаться, ну, или найти такого, кто разделит со мной всю эту хуйню. Такие существуют? Хуй бы знал, но наверняка же да? Не может быть, чтобы я один был такой еблан в мире.
- Хуй проссышь, короче, – заключил Ковальский. – Ты всегда такой общительный?
От кого-то я это уже слышал.
- Ну прости, что не могу ничего ответить по теме, которой никогда не интересовался.
- Ты к врачу обращаться не пробовал?
Ой, пошла, родная. Хотя я могу его тут понять, хотя и не очень в то же время. Типа, если ты парень, тебе шестнадцать, и ты не хочешь никому присовывать – то всё, надо идти к врачам?
“К эндокринологу надо и по части щитовидной железы сходить”, – вспомнил я.
А то мне же тогда сказали, что с ней что-то не то. Не симметрично стоит, или как там? Хотя проблем от этого нет, так что можно и подождать, пока не прижмёт. А, похуй, всё равно же я никуда не пойду, чё смеяться-то. Так-то и позвоночником заняться надо, который кривой в двух местах, уверен, если пройти медосмотр, найдутся ещё проблемы, но кого и как это волнует? Нахуй надо. Пока проблем нет – нечего время тратить на это. Ах-ха-х.
- Здравствуйте, доктор, я не хочу трахаться, что со мной не так? – предложил я. Ну правда, как это должно выглядеть? Я понимаю, что я должен придти к врачу и попросить направление на анализы, но я же должен как-то обосновать то, зачем мне они нужны? Не просто же так это делается.
Ковальского это, почему-то, рассмешило. Не понимаю ни людей, ни с хуя ли они смеются.
- Хочешь совет дам?
- М?
- В Космополитене написали.
Я бы попробовал сделать заинтересованное выражение лица, но все мои эмоции – это недоразумение и презрение, так что это так и останется в мыслях. Ну, думаю, Ковальский догадывается примерно, что мне до этих советов из Космополитена.
- Когда будешь трахаться с кем-нибудь, свет не выключайте. И лицом к лицу.
Эм. У этого есть какой-то смысл или что?
- Это поможет тебе справиться с твоими детскими травмами и пониженной самооценкой.
А-а.. У меня пониженная самооценка и травма детства. Прикольно. Так вот живёшь себе, живёшь, а потом оказывается, что у тебя пониженная самооценка и травма детства. Причём, говорит тебе об этом Космополитен. Я ебал их рот.
- Спасибо. Не знаю, как бы я жил без этого.
- Обращайся, – приложив руку к сердцу, вздохнул Ковальский, польщёно улыбаясь.
Бож, ну что за пиздец. Меня учат, как ебаться, по Космополитену. Мда, а я помню, как впервые нашёл его у мамки. Было, правда, всего два номера, но и этого хватило. Как сейчас помню – зачем-то мне понадобилось порыться в книжном шкафу в моей комнате – мы все книги держали там, и журналы, логично, тоже, во-от. Я даже помню, где именно они лежали, и что я там увидел. Но иногда я забываю, о чём думал секунду назад или что делал вчера. Как работает человеческая память?
- Чё там по времени? – спросил Ковальский, обращаясь к Артёму. Когда он достал из кармана мой телефон, Ковальский хитро посмотрел на меня, странно улыбаясь. Ждёт реакции? Но я даже не удивлён сейчас, на самом деле. Хочу ему въебать, но не удивлён.
- Полдевятого.
- О! – Илья довольно хлопнул себя по коленям, готовясь вставать. – Ты пойдёшь?
Это обращалось ко мне, но я не знал – пойду я или нет. Но Артём помотал головой, когда я посмотрел на него, так что ответ стал очевидным.
- Моя одежда ещё не высохла.
Не знаю, почему я не могу попросить Артёма одолжить мне его футболку, но это не важно. Никто не догадается, что что-то здесь не так.
- А, ну ладно, – легко согласился Ковальский, поднимаясь на ноги. – Пока.
- До свидания, – хмыкнул я, и они с Артёмом ушли. Я так и остался сидеть, даже не зная, о чём мне сейчас думать. Так вот просыпаешься с утра, и у тебя и без того обстановка непривычная – ты во второй раз в жизни ночуешь у кого-то, после вчерашнего, отчасти сегодняшнего, и вообще всё по пизде у тебя в жизни идёт, и тут такое. Как бы, продолжение банкета. Я вчера и не думал, что к такому придти может. Думал, проснусь, переоденусь, как-нибудь обозначу, что съёбываю, и пойду домой. Ага, хуй там. Надо появиться Ковальскому и всё испортить.