- Больших – немного недолюбливаю.

Особенно овчарок. Я слышал, они легко подаются обучению, и их вообще ничего не будет стоить обучить всяким разным командам. “Фас” тоже здесь, а зная её хозяина, ну, или того, кто проводит с ней достаточно много времени – я вообще не удивлюсь, если она и правда способна на что-нибудь такое.

- Вот его как раз и стоило бы.

Я посмотрел на Артёма, пытаясь понять, шутит он или нет, но он выглядел вполне серьёзным. И как кстати я подумал обо всём об этом, ага.

- Он бывший служивый. Нам его отдали после его травмы на работе, но все команды он прекрасно помнит.

Так, понято, можешь не продолжать дальше.

- И она слушается тебя?

- Показать тебе фотки моей сестры после того, как он на неё напал? – криво усмехнувшись, спросил Артём.

Это.. Об этом они с Сашей говорили в лагере? Нет, серьёзно? Я думал.. А, я не думал. Я просто уже не могу удивляться всей этой хуйне, вот правда. Что он ещё может о себе рассказать? Когда будет та часть, где он расскажет, что убил человека? Я и тогда не удивлюсь, блин? Он же рассказывал, что он сделал с ней, а потом и с её друзьями, когда они начали издеваться над ним, но.. Это была их не единственная ссора? Я, правда, не знаю, что надо такого сделать, чтобы человек на тебя собаку спустил, хотя если это будет такой человек, как Артём, то ещё можно придумать что-нибудь.

“Пиздец”, – подумал я.

Угораздило так угораздило, ничего не скажешь.

Артём, наконец, сказал собаке отойти, и та, как ни странно, тут же его послушала. Хотя мне говорили, что у него талант на обращение с животными (особенно с собаками) и детьми (к чему бы это), так ничего удивительного тут нет. Да и раз собака служивая, то дисциплина у неё должна быть нихуёвая такая. Ну, я полагаю тут может быть связь. Хотя если зашугать животное, то конечно оно будет тебя слушаться. Собственно, с детьми это тоже прокатывает. Ковальский говорил об этом просто, что, типа, Артём придерживается таких взглядов. И что с животными, что с детьми – “Они должны понимать, кто тут батенька, иначе всё”. Со слов Ильи, не подумайте, я так не выражаюсь.

Я встал на ноги, наконец, наблюдая за уходящей собакой. Видимо, пошла к отцу Артёма – в зал, куда уже унеслись все остальные, кроме чёрной хуйни, которую сейчас Артём держал на руках. Ну, они должны были соскучиться, наверное, за три недели-то? И чё сразу к нему не ушли все? Тупые животные.

Я вспомнил шутку про имена их собак, так что немного заинтересовался именем щенка, да и всех остальных тоже, но подумал, что сейчас слегка неуместно интересоваться этим. Потом спрошу, если возможность будет. Сейчас куда больше меня увлекло то, какого роста будет эта хуйня, когда вырастет. Просто сейчас у них, получается, три больших собаки и три маленьких, но когда он вырастет? Соотношение то же останется? Хотя это во мне моя нелюбовь к большим собакам говорит. Так-то мне похуй, на самом деле. Ладно, немного не похуй – любимая порода Артёма, всё таки. Я же должен интересоваться, что ему нравится? Вроде да. Я же люблю его, и всё такое.

- Он вырастет большим?

- Больше, чем те трое точно.

Пиздец, нахуй. Зачем такие собаки нужны вообще? Хотя зачем нужны те двое, которые в холке только где-то сантиметров двадцать, я тоже не понимаю. Вот у Отто нормальная псина. Не помню, правда, каких она размеров, но точно меньше, чем эти все. Не намного, но это лучше.

- А те трое сколько?

- В районе шестидесяти каждый. Этот семьдесят наберёт, – Артём несильно прижал щенка к себе. – Я надеюсь, по крайней мере.

Семьдесят? Блядство какое-то. А самое смешное тут, что сейчас даже не скажешь, что из этой хуйни может что-то серьёзное выйти. Надо, всё-таки, посмотреть, какими они становятся, когда вырастают. А то у собак как-то всё странно с этим – в детстве такие миленькие, а потом как вырастают, и всё – пиздец. Хотя вот щенки питбулей уёбищней, чем взрослые собаки. У какой-то породы же должно быть наоборот, так? Обязательно, я считаю.

- И сколько вот это стоит?

- Сорок.

Охуенно. Сейчас бы всрать сорок косарей на щенка ебливого. Мне переводить это в дошики и коробки с таблетками, или я уже делал это? Я помню, что делал, но не помню – это с этой же суммой было или с другой? Хотя какая разница, ладно, похуй.

- Это ещё мало, на самом деле.

- Ага.

Мало? У некоторых людей это – месячная зарплата, Артём, мало ему, блять. Хотя он же что-то там говорил про семьдесят, так что ладно, опустим это.

- Ага, – передразнил меня он. – Пошли.

Артём довольно грубо скинул щенка на пол, и после этого двинулся к комнатам. Я какое-то время таращился на бедное животное, пытаясь понять, всё ли с ним хорошо после такого. Это вот что вообще было? Он же его любит, с какого хера Артём вот так сейчас сделал? Нельзя было нормально опустить его на пол? Животное ему доверяет, а он вот так поступает с ним. Я могу понять, когда он с людьми так себя ведёт, но с щенками? Мразь мразиной, пиздец просто.

Потом до меня дошло, что мне сейчас предстоит остаться с ним наедине, в одной комнате. Чего мне совсем не хотелось делать, надо сказать, ибо кто вообще знает, что ему может в голову придти? Это может быть опасно.

Но я и себя как долбоёб веду, так что не надо и сейчас сливаться. И не стоять же мне в коридоре, ну? Да и кто знает – вдруг я зря параною вообще? Сейчас же всё нормально. Вон, поговорили как хорошо. А Артём же, наверное, и заговорил про собаку, только чтобы ещё раз напомнить – что если я опять вытворю какую-нибудь хуйню, то на этот раз точно легко не отделаюсь. Всё, я понял.

Артём сказал идти в свою комнату, сам зачем-то пошёл в спальню. Щенок унёсся за ним, и, так я понял, Артём хотел там его запереть, но хуй знает, его дела. Да и лучше осмотреться в его комнате, пока его самого там не будет – неудобно, всё-таки, таращиться по сторонам, когда владелец помещения с тобой рядом. Заёбы мои опять непонятные.

Как и ожидалось, тут было убрано вообще всё и вообще везде. Даже чересчур, я бы сказал – потому что даже не было ощущения, что тут кто-то живёт. Но кровать заправлена, покрывало разглажено просто идеально, шкаф с одеждой закрыт.. Прекрасно, просто душа радуется. Хотя у меня двоякое чувство – тут, всё-таки, слишком пусто. Просто непривычно – у меня в комнате невозможно найти свободное место, так что сейчас я ломаюсь немного. Да это и в целом ненормально. На столе-то хоть что-нибудь должно стоять? Не говорю там про ноутбук, или что у него там, но хоть про учебники, тетради какие-нибудь. Те же блокноты. Он же рисует, я помню, ну и что?

За дверью располагался ещё один шкаф, но его было видно только если пройти в комнату и, собственно, эту самую дверь закрыть. Но даже там много интересного не было – только одни коробки, и всё. “Бинты-перекись, аптечка, короче”, “Мелочи\разное”, “Бумага”. “Учебники, школьная ебота” меня особенно порадовала, но не настолько, чтобы это перестало напрягать. К чему так сделано вообще? Это удобно хоть? Да, ладно, всё подписано, но как будто это дело меняет. С той же аптечкой, например – если вдруг случится что-то серьёзное? Тебе явно будет не до того, чтобы стоять тут и пытаться вытащить эту коробку. Они ещё и так плотно стоят друг к другу..

Артём, зашедший в комнату, задел меня дверью, но не сильно – он спокойно её открывал, так что всё было нормально.

- Чё ты делаешь?

Я не успел отойти, ибо оказался зажат между дверью, шкафом и столом, но Артём как-то и не злился особо. Ну, ничего такого серьёзного я же не увидел? Так что у него тупо нет повода беспокоиться.

Мне захотелось отойти куда-нибудь, но я подумал, что это будет странно, если я сейчас попытаюсь сделать это, при том, что надо будет пролезать между Артёмом и столом – между нами сейчас всего пара шагов. Да и предпочтительно остаться поближе к двери. А то мало ли, что случится – и лучше быть рядом с выходом. Да и раз уж Артём крайний, пусть он и отходит. Ему удобнее.

- Зачем всё так сделано?