– Если что, он любит, когда обхватывают посильнее, – посмеиваясь, сказал Ковальский. Я посмотрел на него, чтобы понять, о чём он думает, но он даже не отрывался от экрана. Значит, всё нормально – это просто шутка, и не попытка меня развести, чтобы посмотреть, как я отреагирую.
Я сначала даже не понял, о чём он говорит. Потом только дошло, но я даже думать над этим не стал.
– Я занесу это в список крайне бесполезной инфы.
– Ой, да не скажи, – весело отозвался Ковальский. – Так всегда, знаешь. “Мне это не нужно, не пригодится”, а потом пойдёшь в уник, и всё.
Сомневаюсь, что здесь можно сравнивать школьную программу и вот это. Да и как в университете может пригодиться что-то подобное?
– Вряд ли мне когда-нибудь пригодится знание, что некоторым парням нравится, когда им сжимают.
После того, как я вслух проговорил это, я ещё сильнее понял ущербность этой фразы, да и само по себе это было каким-то мерзким, и я вот просто не удержался:
– Это вообще пиздец, откуда ты это взял?
– Спросил на правде или действии, – легко объяснил он. – Люблю вопросы из серии про сексуальные пристрастия или фетиши.
Ты знаешь, что это ненормально? Тебе уже шестнадцать, давно уже пора перестать вести себя как озабоченный мудак. Хотя погодьте.. Мда, выёбываюсь, что знаю биологию, но даже не могу сказать, когда у людей заканчивается период полового созревания. Но, вроде, как раз в районе шестнадцати лет? Ну да, где-то так. Ну и чё с тобой не так, долбоёб? Блять, ну это же вообще пиздец. Людям вообще нормально на такие вопросы отвечать? Нормальным людям, а не малолетним социоблядям, которые так хотят внимания более старших и более крутых, что готовы любой хуйнёй заниматься и любую хуйню творить? Ужасно, просто ужасно.
– Вот на чё ты дрочил в период полового созревания?
Меня в это не надо втягивать, ага? Хотя вот чё он надеется от меня услышать? Это же я.
– Ни на что.
Внезапно, правда? Хотя, на самом деле, я вру, и было у меня кое-что любимое, но я в себе это уже давно подавил, так что можно и не вспоминать. И тем более не говорить, тем более ещё раз – такому человеку, как Ковальский. Мало ли, что, да и не хочется мне, чтобы кто-то обо мне такие вещи знал. Стыдно, всё-таки.
– На ощущениях вывозил? – он с таким удивлением спросил это, что я даже разозлился как-то. А можно не вести себя как ограниченный долбоёб? Спросил я, ага.
– Это не было сложным.
Тогда, по крайней мере.
– А сейчас?
А сейчас тебе совсем необязательно знать об этом.
– Сейчас примерно так же.
У меня не так много фантазий и образов, которые я могу использовать в процессе, на самом деле. Про порнуху я промолчу, пожалуй – такие вещи я чисто физически не выношу. Мой желудок, почему-то, сразу начинает думать, что будет отличной идеей подать всё своё содержимое наверх. Уж не знаю, с чем это связано, но после пары таких случаев я уже даже не пытаюсь. Смешно, наверное, звучит – взрослый парень, которого начинает тошнить при просмотре порнухи, вот смешно-то, пиздец просто.
– Примерно, да? – я слышал, что он улыбался, но был слишком занят, чтобы поднимать глаза и смотреть на него. Да и нахуя – мы тут заняты, вообще-то.
А вопросы, тем временем, продолжались. Лучше бы нет, конечно, но талантами искажения реальности тут никто не обладает.
“Ебать ты высказал”, – фыркнул я. Ещё умнее не мог ничего придумать? Долбоёб.
– А как часто ты дрочишь? Именно просто так, а не из-за эрекции.
Вот скажи мне, нахуй тебе это надо? Вот правда, лучше бы молчали сидели, чем о таком разговаривать.
– Ты бы видел сейчас своё ебало.
Я поднял голову и посмотрел на Ковальского. Он тоже сейчас смотрел на меня, так что какое-то время мы так и глазели друг на друга. У меня правда на лице что-то изменилось?
– Впервые за две недели вижу не вот это твоё обычное лицо, – решил объяснить сказанное Ковальский. – Охуеть.
Бля, это надо потрогать.
– Ты всегда такой или качаешься чем-то?
– Что? – не понял я.
– Ну, знаешь, когда бабы себе колют туда всякую хуйню, и у них потом всё застывает на время, и они с такими же каменными ёблами ходят, даже есть нормально не могут.
Бля, это жестоко. Нет, правда, что ли? Кто-то так себя изводит?
– Впервые слышу.
– Ну вот, ты на них очень похож. Разве что у тебя еда изо рта не вываливается во время.. Еды.
Это даже звучит мерзко. И, вообще-то, мне сейчас обидно немного, что меня с такими вот сравнивают. Потому что лично у меня сейчас ассоциации только с немощными или инвалидами, а это стрёмно.
– Хотя так даже лучше, наверное? – Ковальскому, видимо, стало стыдновато, так что он начал исправляться. – Тебя представить эмоциональным, и просто мироздание рушиться начинает. Короче, забей.
Стыдно стало? Да ладно, мне тоже сейчас так себе.
Ковальского отвлёк телефон, так что на время я остался один. Я имею в виду, в игре – персонаж Ковальского замерла, оставив меня одного. Это было так себе, хотя, если по сути – какая разница? Мне и одному неплохо.
– Бля, позащищай меня немного, – кое-как оторвавшись от своего дохуя важного дела, попросил Ковальский. Я, правда, уже и без него понял, что меня кинули, так что он мог и молчать, раз дела такие срочные.
Я хотел спросить, что случилось, но потом понял, что мне похуй, так что ограничился тем, что посмотрел на него – он так и залипал в телефон. Судя по цвету света, там контактик. Значит, разговор с кем-то, ну, это святое дело. “ICH WERDE DICH BESCHÜTZEN”.
Нашарив рукой свой телефон где-то в сторонке, я засёк время – ну, чтобы знать, сколько времени он там говорил с людьми о всяком. Социальная личность, блять. Ну, судя по его выражению лица, там что-то очень важное. Впервые в жизни его таким серьёзным вижу, хм.. Надеюсь, всё нормально.
“Так, тебе сказали защищать Мисс Коричку”
Вот и защищай. Я надеюсь, он будет время от времени на F5 жамкать? Просто защищай, не защищай – а урон всё равно будет. Умрёт ещё, не прикольно будет. Хотя я же вижу её индикатор здоровья, так что могу судить. Пока неплохо и можно подождать, ну, если что, скажу Ковальскому – пусть присматривает за своей тяночкой.
Один я сидел семь минут. Это было очень непривычно и странно, на самом деле, но только потому, что в комнате была тишина. Я бы назвал её вопиющей, если бы знал значение этого слова и если бы оно не было таким понтовым и неуместным. Просто это правда было непривычным – Ковальский же всегда о чём-то пиздит. Постоянно. Это почти как с едой, но только чаще раза в два-три. Математика подъехала, блять, но я серьёзно сейчас. Когда мы играем, он почти не затыкается, и не удивительно, что я уже привык к этому. И в школе то же самое, и везде. А сейчас что? Ковальский рядом, и такая тишина в комнате? Тем более, это дико после того, что этого тут разговоры велись (монологи, ладно), а потом раз – и резко всё прекратилось. Так не должно быть, это слишком внезапно.
А, кто-то ведёт себя как маленький. К разговорам он привык, а к тому, что люди иногда могут вести себя странно – нет. Хотя с Ковальским такого ещё ни разу не было, но ладно, теперь я учту это. В следующий раз полегче будет.
Заметив движение со стороны Ковальского я приготовился – сейчас точно что-то будет. Вот потух свет от экрана телефона, вот его отложили в сторону, вот Мисс Коричка начала что-то делать..
– Если тебе надо, я могу скинуть тебе аудиозапись, как Артём плачет.
Бля, ну мы же закончили уже об этом, зачем опять начинать?
Нет, я, конечно, люблю его, не настолько, чтобы хранить у себя такие вещи. Это уже слишком, Илья, вот это уже точно ненормально. Ну и по делу немного – что за говно? Артём? Плачет? Это уже совсем что-то из рамок выходящее. Ну правда, из-за чего он может плакать? Я уж не буду пихать сюда свои эти “С чего вообще парень может плакать”, но такие люди, как Артём – что с ними надо делать, чтобы довести их до такого? Искренне непонятно.
Да и что там на записи может быть? Я не часто слышу, как люди плачут, так что сужу по матери, и там ничего особенного нет – ну, может, вздохнёт пару раз громче обычного, ну и всё. Нет вот этих стонов непонятных, всхлипываний, чавканий.. Хотя я ещё помню, как рыдала моя одноклассница – ой, нахуй, это пиздец был. Она издавала какие-то звуки, блять, чавкала, я не знаю, короче, что она делала, но находиться рядом с ней в эти моменты было просто невозможно. Я просто охуею и очень сильно расстроюсь, если Артём плачет так же. Для меня потрясение, что он вообще плачет, но сейчас, когда я вспомнил Нику, это уже отходит на второй план. Надеюсь, он нормальный. Хотя я полагаю, что тут можно решить этот вопрос так: если человек не может не чавкать во время еды, значит, он будет издавать примерно те же мерзотные звуки и во время всего остального. Артём не чавкает – ни во время еды, ни во сне, и вообще всё делает тихо, значит, и плачет он тоже молча и без лишних звуков. Разобрались.
