— И так несколько лет. Ты грабишь, воруешь и даже иногда убиваешь. Однако теперь убийства переносятся легче. Ты так много уже не думаешь. Всего ты убиваешь за свои похождения двадцать человек. С каждым убийством ты чувствуешь всё меньше. Однако по вечерам ты больше не способна сама уснуть. Ты постоянно вспоминаешь эти мёртвые лица. Тебя начинает понемногу сжирать хроническое чувство вины. С каждым днём оно всё сильнее. Чтобы уснуть ты пьёшь. Вечеринки уже не радуют. Ты всё больше отстраняешься от членов своей банды. Предпочитаешь проводить вечера одна. Ты стараешься много не пить, но уснуть без вина ты попросту не в состоянии. Но настоящая херь начинается когда ты убиваешь свою последнюю, двадцать первую жертву.

— … прошу… хватит… умоляю, — заплаканный голос раздался чуть слышным скрипом.

Но Мира не была бы той, кем являлась, если бы прислушивалась к подобным мольбам.

— Вы едете с ограбления. За вами большой хвост. Что-то пошло не так и сигнализация всё-таки сработала. В машине багаж денег. С тобой в автомобиле едут уже не желторотые гопники, а реальные головорезы — твоя банда, в связи с успехами, разрослась и пополнилась новыми членами. В заднем стекле можно увидеть почти все полицейские машины города. Они здесь за тобой. К этому моменту ты самый разыскиваемый преступник страны. Впереди ты видишь перекрёсток. На нём оживлённое движение — там как машины, так и пешеходы. Копы ещё не успели перекрыть эту улицу. В голове уже стандартный план — ты высовываешься из окна и сосредотачиваешься на светофоре. Он переключается на красный для вашей полосы. Теперь осталось лишь пролететь до того, как машины начнут движение. Это почти получается. Вас немного задевает и заносит. Однако впереди дорогу начали переходить люди. Водитель старается объехать их, но, из-за небольшого столкновения, управление даётся тяжело. Впереди толпы идёт девочка. Ей лет семь. За спиной ранец. За руку она держит мать. Кажется, они возвращаются из школы. Радостный ребёнок идёт вприпрыжку, немного обгоняя своего родителя. Это оказывается смертельной ошибкой. Водитель не смог до конца вырулить и вместо большой толпы людей он сбивает лишь одно дитя. Ты всё ещё наполовину торчишь из окна. Ребёнок от удара высоко подлетает в воздух. На мгновение, время будто замирает. Тело пролетает прямо перед тобой. Голова расколота. Изо рта льётся кровь. Одна глазница пустая. Девочка умерла мгновенно. Её мёртвое лицо отпечатывается у тебя в мозгу. У тебя шок. Впервые за долгое время, убийство опять вызвало эмоции. В конце концов, вы уходите от преследования.

Джин уже не могла просить о пощаде. Она просто продолжала тихо рыдать, закрыв лицо ладонями и вжавшись в стул.

— После этого, вина грызёт тебя ещё сильнее. Она становится невыносимой. Ты не ешь и не пьёшь. Только алкоголь. Он перестаёт помогать уснуть. Однажды ночью ты решаешь, что пора с этим кончать. Ты раздеваешься догола, берёшь острый нож и идёшь в ванную. Наполняешь горячей водой. Прямо как ты любишь. Ты стоишь перед зеркалом. В руках лезвие. Твоя рожа тебе противна. Ты подносишь оружие к горлу. Тебе страшно. Ты приняла обезболивающее и успокоительное, но тебе всё равно страшно. Ты могла бы просто нажраться таблеток, однако решила умереть так, как убила свою первую жертву. Ты почти наносишь удар. В последний момент ты останавливаешь руку. Так теперь проходит почти каждый твой вечер. Ты стоишь перед зеркалом и в твоих руках нож. Ты хочешь покончить с собой, но затем непременно трусишь. После ты залезаешь в ванну с бутылкой. Ты хотя бы попыталась. Такой ритуал немного приглушает чувство вины.

Мира сделала небольшую паузу и, ухмыльнувшись, продолжила.

— Однажды дело принимает интересный оборот. Ты почти достигаешь ножом горла. Ты внезапно осознаёшь, что сейчас умрёшь и стараешься в последний момент отвернуть удар. Нож соскальзывает и наносит тебе порез. Ты как вкопанная смотришь, как из раны у груди медленно стекает кровь. Ты наносишь ещё один. Потом ещё. И ещё. Чувство вины уходит. Боли практически нет — работает обезболивающее. Это был последний раз, когда ты его принимала. Вид твоей собственной крови завораживает тебя. Ты впервые себя наказала. Сегодня тебе не нужна будет бутылка, чтобы уснуть. В буднее время ты носишь полностью закрытую одежду, чтобы никто не увидел следов пыток. Теперь каждую ночь ты режешь себя. Пытаешься прочувствовать боль. Пытаешься прочувствовать, каково было жертве, когда ты наносила тот удар. Ты пытаешься продлевать свои страдания. В ход идут средства для сворачивания крови, которые очень больно щипали. Каждый такой кровавый ритуал усыплял вину. Постепенно тебе начинает нравиться. Порезы теперь приносят не только боль, но и физическое возбуждение. Один раз ты перебарщиваешь и вызываешь дока банды — Джонсона. Он зашивает глубокий порез у живота. Он видит, что всё твое тело изрезано, но обещает, что он — могила. Постепенно по банде поползли слухи. На тебя теперь косо смотрят. Как на ненормальную. Как на извращенку. Но тебя это не сильно волнует.

Мира глубоко вздохнула, как бы задумавшись, а затем продолжила.

— И никто не знает, может быть, ты бы однажды изрезала бы себя до смерти, но тут случилась та самая встреча. Ты стреляешь ему в голову. Он немного качнулся, но всё равно движется в твоём направлении. Тебя охватывает ужас. Ты не можешь даже шелохнуться. Он берёт тебя за глотку и поднимает. Подносит тебя так, чтобы ваши глаза встретились. Он странно ухмыляется и сжимает твоё горло с силой промышленного пресса. Твоя трахея ломается как пластиковый стаканчик. Изо рта льётся кровь. Ты чувствуешь облегчение. Чувствуешь, что, наконец, получила то, чего заслужила. Ты теряешь сознание. Однако это оказывается далеко не конец. Твой кошмар только начинался…

— Теперь твоя жизнь целиком и полностью состоит из пыток. Тебе выжигают глаза. Вынимают внутренние органы. Сдирают живьём кожу. И так каждый день. Ночью, после пыток, скуля на своей подстилке, ты занимаешься самокопанием. Мысли о жалости к себе рано или поздно переходят в «я это заслужила». Ты искренне думаешь, что заслуживаешь этого, что, возможно, этого даже не достаточно. Что всё, на самом деле, встало на свои места и что так и должно быть. Плохие люди отправляются в ад. И ты попала в ад. А значит всё нормально. Твоё чувство вины никак не отступает — скорее наоборот. Дневные физические пытки ты, в ночное время, дополняешь пытками душевными. Я слышу тебя и стараюсь поспеть за тенденцией. Пытаясь догнать твоё самобичевание, я режу, освежёвываю, жгу, колю, рублю, топлю, рву тебя всё искуснее и всё болезненнее. Однако даже мои пытки так и не могут удовлетворить твоё чувство вины.

Наконец наступила тишина. Она длилась где-то минуту.

— Мне рассказать поподробнее, милая, или тебе достаточно такого ответа на вопрос?

— … пожалуйста… хватит, — из глаз уже не лились слёзы, кажется, что жидкости в организме не осталось.

— Как видишь, правда в том, что ты сама всего этого хотела. Мы лишь предоставили тебе определённую возможность. Но это лишь полуправда, на самом деле, — Джин безэмоционально смотрела на Госпожу заплаканными глазами, Мира усмехнулась, — вторая часть правды в том, что ты была миленькой, а также обладала определённым магическим потенциалом. Это делало эксперименты над тобой более интересными.

«Миленькой»?

Джин опять почувствовала, как тепло разливается по телу. Мира снова влияла на организм девушки, чтобы успокоить.

— Переходя ко второй теме нашего необычайно увлекательного разговора. Зачем эта миссия? Ответ: самореализация, — жрица улыбнулась. Её лицо из страшного опять превратилось в доброе.

— … э? — Джин были чужды такие понятия.

— Это твой полигон, твоя песочница. Мы даём тебе шанс проявить свои, без сомнения, многочисленные таланты здесь, моя красавица. И тут я, кстати, поэтому же. В качестве твоего воспитателя. Слежу за твоими успехами, — она выдержала многозначительную паузу, — но будь уверена, что налажаешь ты в любом случае. К слову… ты ничего не забыла?