Посвящается той, которая снилась…

И той, которая снится…

Любое действие живого существа

– это всего лишь цепочка событий,

приводящая к тому или иному исходу…

Пролог

Боль, выкованная в самом жерле пылающей адской печи, пронзает мою грудь где-то слева. Страдание, пришедшее с задержкой на две тысячи лет, изначально предназначенное не для меня. Огромная дыра в бесконечной Вселенной, появившаяся после её ухода. Она мой океан опустевших снов. Маяк среди бушующих мрачных волн, до которого я так и не смог доплыть.

Её присутствие в моей жизни было отражением всех моих радужных желаний, носившее в себе последнюю каплю надежды в моём бессмысленном существовании. Теперь ее нет, как нет больше жизни и всех остальных прелестей бытия. Осталась только неизмеримая любовь на дне стакана, которую я выливаю в себя каждый день.

1

Кто мы? Зачем мы здесь? За чьи грехи и оплошности мы прожигаем свои и чужие жизни. Неужели люди настолько глупы и безбожны, что не могут понять, как отвратительна на самом деле война.

Вито, скажи мне, где ты? Я смотрю на свои руки и чувствую к ним небывалое отвращение. Они до костей пропитаны кровью, и мне их при всём моём безмерном желании никогда не отмыть. Кровь, кровь, везде кровь. Кем я был, и кем я стал? Была ли у меня жизнь до этой войны? И будет ли она когда-нибудь в будущем? Скажи мне, Вито, жив ли ты? Или ты тоже погребён под этими вечными страданиями?

Над головой пролетают сотни и тысячи пуль, пытающихся найти мою голову и сердце. Маленькие посланцы старухи с косой словно по волшебству находят моих товарищей в самых укромных местах. Кто мне скажет, за какие заслуги мы каждый божий день хороним молодых парней не у них на родине. Никто нам не ответит на наши вопросы, а с другой стороны, мы и не будем задавать их. Здесь нет слова «я», здесь только «мы» и «приказ».

В итоге на войне все сходят с ума. Каждый делает это по-своему. Кто-то у всех на виду, а у большинства это происходит незаметно, но судьба оказалась благосклонна ко мне ― она подарила мне шанс.

Месяц назад на одной из вылазок мы попали в засаду. Много наших в тот день полегло. Реки крови, последние вздохи умирающих, ужасающий стон раненых ― всё это отпечаталось у нас в памяти. Я отчётливо помню свист пуль над головой, и как сержант, надрывая голос, торопил нас, и тот самый крик одного паренька. Его ранили. Две пули вонзились ему в спину, лишив его надежды на спасение. Почему-то именно я услышал, как он зовёт на помощь. Остановившись буквально на долю секунды, я не мог решиться на дальнейшие действия. Спереди был орущий сержант, требующий немедленного отступления, а сзади совсем молодой, ни в чём не повинный паренёк. Приняв решение, я ринулся спасать его. Оглушающие взрывы гранат, крошечные осколки камней, летящие прямо в лицо, и дождь из свинца и стали всеми силами пытались помешать спасению парня, но меня уже невозможно было остановить. Я нёс паренька на руках, словно его жизнь была дороже остальных. Разум предательски пытался остановить меня, крича в голове бросить его. Все взрывы и крики перемешались ― этот звук здесь называют «плач мира». Противный писк, угнетающий весь твой внутренний мир. Что бы ни говорили и ни кричали, сквозь боль и страдания я всё-таки смог донести его до безопасного места.

На следующий день меня отчитали за то, что я ослушался приказа командира, но для меня это было уже неважно ― парень был спасён. Через несколько дней его комиссовали.

Будучи на войне, мы с ним особо-то и не общались. Время от времени я слышал, как он вечерами играл на гитаре. Его мягкий и чарующий голос заставлял всех умолкнуть. Как будто в его песнях солдаты находили успокоение и в их головах яркими красками вырисовывались родные места. Я помню, как ты, Вито, любил слушать его песни. Помню, и никогда не забуду…

Через две недели после его госпитализации я получил письмо от его сестры. Чуть ли не через каждую строчку девушка благодарила меня за спасение брата. Из письма я узнал, что кроме него у неё никого не было. Она несколько раз спросила, что она может сделать для меня, но я не мог ничего от неё потребовать, да и в голову ничего полезного не приходило в первое время. Разве что кроме одного.

Перечитывая письмо раз за разом, я почувствовал изменения в себе. Словно её слова разбудили во мне давно потерянное чувство жизни. Мне вдруг захотелось пройти до конца эту войну. Остаться в живых, несмотря ни на что. Казалось, что между строк спрятано наркотическое средство для моей больной и заблудшей души, и только оно могло помочь мне вспомнить, что есть и другие акварельные цвета на этой багровой войне. Решение было принято. Я попросил её писать письма, пока война не закончится.

Со временем мне начало казаться, что я начал избегать старушку-смерть только из-за её писем. Холодными ночами под тусклым светом свечи я взахлёб перечитывал их, представляя себе девушку, живущую между строк. Девушку, на чью голову свалилась огромная ноша в виде брата на инвалидной коляске. Но, несмотря на все тяготы, она сохраняла веру в лучшее будущее, чем подпитывала и меня. Я всё гадал, какая же она из себя, девушка, живущая между строк, пока не обнаружил в одном из конвертов её фотографию.

Цветом лавандового блеска отражались её глаза, обрамлённые длинными ресницами. Каштановые волнистые волосы аккуратно были собраны серебряной заколкой. В её улыбке таился тёплый огонёк, готовый в нужный момент согреть лаской или же сжечь любовью душу каждого из нас.

Эта фотография станет моей иконой, которую я пронесу под сердцем до самого окончания войны. Вито, она бы тебе понравилась…

2

Мне снится сон…

Она держит меня за руку, и мы бежим вдоль реки. Солнечный свет отражается от неё, словно её кожа осыпана алмазными песчинками. Её взгляд излучает тепло и уют, и я понимаю, что мне большего в жизни ничего и не нужно. Она что-то кричит, но я ничего не слышу. Кажется, что весь мир замедлил своё движение. «Запомни этот момент. Запомни», ― шепчет мне ветер. Оглядываясь, я понимаю, что на этом берегу мы не в первый раз. За нами тянется неповторимая чёрно-белая стена из берёз, чьи листья так и тянутся ввысь.

– Иди сюда, дорогой.

Мы садимся на песок и любуемся закатом.

– Что мы здесь делаем? ― спрашиваю я.

– Ты ведь обещал меня сюда привезти. Мы наконец переехали в дом нашей мечты.

Оглянувшись назад, среди листьев я увидел маленький домик у реки и вспомнил, что мы его недавно купили.

– И я должна сообщить тебе новость.

– Какую же?

Её лицо порозовело еле заметным румянцем, и с нежной улыбкой на лице она сказала:

– Ты скоро станешь папой, ― и тихо провела рукой по животу. ― Как думаешь, на кого он будет похож?

– А это мальчик? ― удивленно спрашиваю я.

– Глупенький ты мой, ― она улыбается, согревая меня. ― А если будет девочка, неужели ты будешь любить её меньше?

– Нет-нет! Прости, я…

– Что это там?

Я резко оборачиваюсь и смотрю, как водная гладь тревожно поднимается вверх. Чёрная тень глубины, принимая очертания человека, тянет руку.

Страх наполняет меня в мгновение, и я как ужаленный вскакиваю с места в надежде спасти наши жизни. Но уже поздно… Рука схватила её и затащила на глубину. Я кричу и пытаюсь прыгнуть за ней, но ноги отказываются подчиняться. И снова мой ад возвращается ко мне! Опять этот плач мира оглушает всё вокруг! И мой безмолвный крик теряется в нём… Глубина забирает её…

В кромешной тьме я просыпаюсь, а на стене напротив, словно дым, растворяется её лицо.

3

Человек, переживший багровую войну, не может носить очки в розовых тонах. Данное утверждение нельзя принять или отвергнуть, оно приходит само, без предупреждения. Кажется, что весь мир, который ты знаешь, стал невыносимого тёмно-серого цвета. Люди вокруг существуют, не подозревая, какие грехи ты в себе таишь. Они пролетают мимо, погружённые в свои безобидные мысли, а ты стоишь в самом центре событий, пытаясь удержать мимолётное счастье своего возвращения.