В первую очередь они попали на вершину Сапун-горы, где укрепился первый пехотный легион. Там Сергей Сергеевич показал ему рослых мускулистых крепышей, меньшая часть из которых бдела на постах, а большая часть воинов спала, завернувшись в особые самоподогревающиеся плащи. Завтра будет новый день и, возможно, новый бой. Также ему показали пушки. Ничего с виду особенного, четырехфунтовки, как четырехфунтовки; но эти орудия были нарезными и казнозарядными, то есть для середины девятнадцатого века являлись последним писком моды в военном деле. Но даже пушки меркли перед выложенными в готовности к стрельбе ящиками со снарядами, удлиненными и обтекаемыми – так называемые «снаряды улучшенной аэродинамики». У Артанского князя действительно имелась отличная артиллерия, и, сидя тут, на вершине Сапун-горы, он являлся единственным хозяином положения в Севастополе и его окрестностях.

Потом, сделав всего один шаг, они перенеслись с Сапун-горы февраля 1855 года на нее же, но в 1606 году. Достаточно было одного только взгляда для того, чтобы понять, что мир тут уже совсем другой. Севастополя внизу не было и в помине, зато на поверхности вод Северной бухты, занимая их почти наполовину, плавало огромное морское чудище, издали напоминающее помесь дохлого кита с не менее дохлой черепахой. Серегин назвал это порождение мрака «Неумолимым» и сказал, что никакое это не чудовище, а просто порождение сумрачного гения мастеров одной далекой отсюда во времени пространстве звездной империи. Мол, когда его подобрали, он был хлам хламом, только на разделку, но теперь, когда этот корабль немного подшаманили, его боеготовность выросла с двух процентов примерно до сорока. Если такой натравить на Британию, то там выживут только крысы, а в соседней Франции не останется ни одного целого окошка; тем же, кто живет к англичанам поближе, и вовсе не поздоровится… Немного помолчав, Серегин добавил, что, конечно же, он не собирается применять такой ужас в середине девятнадцатого века – мол, не настолько уж люди там и провинились, чтобы пугать их до смерти эдакой громилой. Этот молоток предназначен для особо тяжелых случаев – в высших мирах, там, где наглость и жадность людей больше, чем их же желание жить.

Еще Серегин немного рассказал о том, как он разбирался со смутьянами, чуть было не пустившими в распыл Российское государство в начале семнадцатого века. Да уж, на что император Николай Павлович был тяжелый человек, до Серегина ему очень далеко. Смутьянов просто поубивали под корень или выслали в такие места Мироздания, откуда они никогда не сумеют вернуться в родной мир. И Александру Николаевичу совершенно не стоит переживать по поводу того, что Божий посланец попытается оттягать у него трон. Здесь хитрющие бояре надеялись привязать к Московскому государству царя со своим войском, на которое не надо тратиться из казны – а он от этого трона ловко увильнул, оставив интриганов ни с чем. Правит, мол, сейчас на Москве царь-заместитель, Михаил Скопин-Шуйский, который после трех лет отсутствия званого на царствование Серегина станет настоящим царем. Он и Артанским-то князем стал только потому, что там сменщика еще следовало найти и воспитать, и только потом передавать ему трон. И вообще, правильное воспитание царского наследника – вопрос для России крайне болезненный, но этот разговор (если дойдет до того дело) Серегин будет вести с самим государем-императором. А для князя Васильчикова это политика не его масштаба.

Там же, в мире Смуты, князя Васильчикова представили княгине Артанской, в девичестве Волконской. Если Серегин был князем в первом поколении, то княгиня была прирожденная, выросшая во дворцах и особняках. Но тоже, как ни странно, там, в своем мире, она служила в армии и носила звание штурм-капитана. Весьма милая оказалась дама, но Васильчиков поймал себя на мысли, что, хоть они с Елизаветой Дмитриевной и из одного круга, все же он бы не смог взять такую особу в жены и жить с ней, как это полагается по закону. Уж слишком она независимая и свободная, в первую очередь интересующаяся только полетами, и лишь потом мужем и сыном. Серегин к такому относится спокойно – видимо, у них там такое в порядке вещей, а вот он бы не смог. Не то воспитание. От возможности «по-быстрому» прокатиться в ближний космос князь Васильчиков со всей вежливостью отказался, после чего они с Серегиным и его свитой перенеслись в весенние степи Крыма того же года, где в ожидании приказа на выступление дислоцировался кавалерийский корпус артанской армии.

Вот тут-то князю Васильчикову и довелось нечаянно сронить челюсть на молодую степную траву. Этот кавалерийский корпус почти весь поголовно оказался бабским, причем бабы были нечеловеческого вида, рослые (на голову выше среднего обычного мужчины), мускулистые, длиннорукие и со странными острыми ушами, отличающими их от обычных людей. Вроде бы эта порода женщин специально была создана для войны, и именно поэтому из них комплектуются самые ударные войска. Еще бы: в сабельной схватке им, должно быть, нет равных, ибо благодаря длинным мускулистым рукам и тяжелым кавалерийским палашам их удары обладают непревзойденной сокрушающей силой. А еще Великий князь Серегин предупредил, что все воины в его армии, вне зависимости от пола, звания и возраста, имеют достоинство, приравненное к дворянскому, ибо носят мечи или кинжалы, которые являются как бы частью его собственного меча Бога Войны. Любой, кто задумает их обидеть или оскорбить, жестоко об этом пожалеет, ибо их клятва Верности носит обоюдный характер. Но это так, к слову, потому что князь Васильчиков, оценив стати этих баб и девиц, пришел к выводу, что они сами обидят неприятного им человека, а потом еще догонят и добавят (если будет за что).

Из мира Смуты они разом перепрыгнули – нет, не в Артанию, где в тот момент шел декабрь 562 года и смотреть в заснеженной степи было нечего (разве что на ревущие и переливающиеся всеми цветами радуги днепровские пороги), а прямо в мир Содома, на главную базу и штаб-квартиру воинства князя Серегина, никак не привязанную к Артанскому княжеству как к таковому. Вон там князю Васильчикову пришлось удивляться в очередной раз, ибо он никак не ожидал встречи с такими историческими личностями, как Велизарий и Прокопий Кесарийский. Потом ему показали парк танкового полка, заставленный находящейся в полной готовности боевой техникой, а также показали фонтан, являющийся источником магической мощи этого места.

Самым последним делом, уже перед возвращением домой, князя Васильчикова познакомили с худой и сухой как палка дамой в белых одеждах, которую Серегин представил как капитана медицинской службы Галину Петровну Максимову. Эта дама безапелляционно заявила Виктору Илларионовичу, что здесь и сейчас у них простаивает хорошо оборудованный госпиталь, ибо свои потери в этой войне меньше смешных, а от предыдущей все раненые уже вылечились. Поэтому раненых из Севастополя следует перевезти сюда для того, чтобы быстро и качественно вернуть в строй. Мол, мертвых не оживляем, а все остальное возможно. Немного подумав, князь Васильчиков согласился, ибо, когда он вошел в купальню, где стояли ванны, наполняемые волшебной водой, у него даже волосы зашевелились от ощущения обтекающей все тело силы. По крайней мере, раненым от этого вреда точно не будет, а польза может произойти великая.

И уже потом князя Васильчикова, полного впечатлений, вернули из мира Содома в родимые апартаменты… Вот теперь он, взявшись за перо, сможет написать подробнейший рапорт на высочайшее имя. При этом не стоит печалиться о том, что другие деятели отправят свои письма раньше. Великий князь Серегин обещал взять фельдкурьера вместе с готовым посланием, и, пока остальные будут месить пыль Российских дорог, доставить его вместе с конем прямо к дверям Зимнего дворца.

10 апреля (29 марта) 1855 год Р.Х., день второй, полдень. Севастополь, гошпиталь.

Главный хирург Николай Иванович Пирогов.

Я только успел позавтракать и уже собирался совершать обход, как в госпитале начался непривычный переполох. Я услышал топот по коридору, возбужденные разговоры… С чего бы это с утра пораньше? Необъявленное перемирие на линии осады продолжалось, господа коалиционеры хорошо выучили вчерашний урок и не желали, чтобы строгий учитель снова подверг их порке. Стало быть, новая партия раненых не ожидалась, гостей также сегодня не предвиделось… Но ведь явно же кто-то пожаловал – уж не благодетель ли наш Виктор Илларионович? Как-то не вовремя. Я совершаю обход в строго определенное время – это важно, и он, конечно же, об этом осведомлен… Ладно, кто бы это ни заявился – им придется подождать, пока я завершу необходимые дела. Но встретить-то их надо…