Японцы, продолжавшие идти прежним курсом, остались далеко позади. Можно было надеяться, что русской эскадре с наступлением темноты удастся укрыться и прорваться на север. На всех кораблях усиленно засемафорили. Сигнальщик, наблюдая в бинокль, сообщил окружающим их значение.

– На «Ретвизане» убитых нет, раненых десять, повреждения малы; на «Победе» трое убито, раненых двадцать, повреждений нет. «Пересвет» – нет ни раненых, ни убитых, ни повреждений.

– Здорово! – удовлетворённо заметил Охотский.

– «Севастополь» – потерь и повреждений нет. «Полтава» – большая пробоина в корме. Принято около трёхсот тонн воды. Пятнадцать убитых, двадцать раненых.

– Вот странно, а от нас казалось, что на «Полтаве» всё благополучно!

– «Аскольд» – сбита передняя труба, две пробоины. Убито: один офицер и десять матросов, ранено восемь матросов. На «Палладе» и «Диане» всё в порядке, – сообщил сигнальщик.

– Раненых сейчас будут доставлять к нам? – спросил поднявшийся на мостик главный врач лазарета Петров.

– Едва ли! Это займёт много времени, а нам надо удирать во все лопатки от японцев. Видите, они опять повернули за нами. Сейчас начнётся настоящая погоня, – показал биноклем назад капитан. – Вот если какой-либо корабль потонет, тогда мы подойдём к месту катастрофы и будем спасать тонущих из воды.

– Даст Бог, этого не случится! – с чувством проговорила Рива и ещё раз посмотрела в бинокль на «Севастополь», который мирно шёл в общем строю. Она радостно улыбнулась сама себе: её Андрюша был цел и невредим.

Вскоре на кораблях пробили отбой, и с «Цесаревича» просигналили: «Команде пить чай».

– Теперь и нам можно идти кончать прерванный боем обед, – проговорил Охотский.

На палубе стоял оживлённый говор, смех, шутки. Настроение у всех после благополучно избегнутой опасности было повышенное.

– Кажется, нам сегодня посчастливилось, – улыбался главный врач. – Прорвались через японскую эскадру и теперь можем двигаться во Владивосток.

– Рано ещё радоваться, – охладил его восторг капитан. – Того может вернуться, так как имеет большое преимущество в ходе.

– Пока он догонит, наша эскадра сумеет починить повреждения и снова соберётся с силами.

Пассажирки обменивались впечатлениями. Каждая говорила об интересующем её корабле, где находились либо муж, либо брат, либо возлюбленный.

– Капитан, миленький, узнайте фамилии убитых и раненых офицеров, – обращались они к Охотскому.

– Это не так просто, сударыня. Мы ведь не знаем, какие потери на кораблях.

– Сигнальщик же говорил вам, и мы слышали, что на «Аскольде» есть убитые, а на других нет.

Чтобы отвязаться от назойливых приставаний, капитан обещал справиться по семафору на названном корабле.

В кают-компании стучали ножи и стоял смутный гул общего разговора. Рива следила, чтобы больные получили всё, что им полагается.

– Сестра Блюм! – окликнул её главный врач и, отведя в сторону, шёпотом сообщил: – К нам подходит японский крейсер. Очевидно, они хотят захватить «Монголию». Побудьте здесь, чтобы не произошло паники.

Рива испуганно посмотрела на него и побледнела. Главный врач понял, что она не справится с его поручением.

– Выйдите на палубу, – сказал он. – Там вам будет лучше.

Спотыкаясь и вся дрожа от волнения, Рива поднялась на палубу. Здесь уже собрался почти весь медицинский персонал: врачи, студенты-медики и перепуганные сёстры. Ни капитана, ни его помощников не было. Все были очень взволнованы и с тревогой смотрели на быстро приближающийся японский крейсер. Уже хорошо были видны стеньговые флаги с изображением восходящего солнца. На мачте то и дело появлялись различные комбинации флагов. На мостике сигнальщик, переодетый в штатское, разбирал вместе с молоденьким вахтенным начальником значение сигналов.

– Остановиться, спустить трап, – сообщали они с мостика японские приказания.

– Что с нами будет? – взволнованно допытывались все у Петрова.

– Мы находимся под охраной Красного Креста, и, следовательно, нам ничто угрожать не может, – успокаивал главный врач.

– Вдруг они нас уведут в Японию? – спросила Рива.

– Ну что ж. Будем сперва протестовать, а затем повинуемся силе и пойдём, куда нам велят.

– С какой же это стати? Мы хотим оставаться с русскими, а японцы пусть, если хотят, устроят плавучий лазарет и следуют за своей эскадрой.

Пока на палубе спорили, крейсер успел подойти к «Монголии», став в полукабельтове, бортом к ней. Все невольно залюбовались им. Стройный, чистенький, весь как выточенный из серой стали, он казался нарядной яхтой, а не военным кораблём. Но направленные в сторону русских дула палубных орудий говорили о его враждебных намерениях.

У борта крейсера тоже столпились японские матросы, внимательно разглядывая невиданный ими плавучий госпиталь, рискнувший сопровождать эскадру в бою. От крейсера отчалила шлюпка. В ней находилось несколько вооружённых матросов и офицеров. Вахтенный начальник, приказав боцману выстроить команду, подошёл к трапу для встречи японцев.

– Может быть, кто-нибудь из вас хорошо говорит по-английски? – спросил он, обернувшись к медицинскому персоналу.

– Ольга Александровна, – обратился Петров к одной из сестёр, – вам придётся взять на себя роль переводчика.

Как только шлюпка подошла к трапу, на палубу легко поднялись два японских морских офицера в сопровождении нескольких вооружённых матросов с примкнутыми к ружьям штыками-тесаками.

Подойдя к группе врачей, оба офицера вытянулись и отдали им честь, а затем старший из них на чистом русском языке произнёс:

– Мы прибыли на ваше судно, чтобы удостовериться, не находится ли на нём военных чинов или какого-либо военного снаряжения. Если мы ничего не обнаружим, то вы будете тотчас же отпущены. В случае же находки военной контрабанды пароход будет задержан как приз.

– Смею вас заверить, господин офицер, что на «Монголии», кроме имущества Красного Креста, нет ничего, – ответил Петров.

– Это надо ещё установить, – сказал японец и отдал приказание своим матросам.

Второй японский офицер направился на мостик проверять судовые книги, а матросы спустились вниз.

– Да это же парикмахер наместника, Жан! – узнала японца Рива. – Мосье Жан, вы это или не вы? – спросила она.

– Я сейчас не парикмахер Жан, а капитан-лейтенант императорского японского флота Кабаяси, – сухо ответил тот.

– Теперь и я вас узнала! И я! И я! – сразу раздалось несколько голосов.

Японец с надменной улыбкой раскланялся со своими бывшими клиентками. Затем он подошёл к выстроенным на палубе матросам и санитарам и стал проверять их по списку.

Охотский с перепугу запрятался где-то в трюме. С Кабаяси остался лишь один из его помощников. Петров со своим персоналом спустился в кают-компанию, где среди пассажиров поднялась паника. Женщины громко плакали, дети вторили им, и все в один голос молили Петрова заступиться и не допустить, чтобы их увезли в Японию. Старший врач и сёстры поспешили им сообщить о заявлении японцев.

– А вдруг они что-нибудь найдут? – тревожно спросила одна из пассажирок.

– Ничего они не могут найти, ибо у нас нет никаких грузов, не принадлежащих Красному Кресту.

– Вы, Геннадий Николаевич, забываете, что, во-первых, они сами могут подбросить что-нибудь запрещённое, а во-вторых, могут объявить незаконным пребывание пассажиров на нашем судне, – скороговоркой взволнованно произнёс Фейгельсон.

– Гаагская конвенция[10] не запрещает организациям Красного Креста брать под свою защиту женщин и детей, – возразил Петров.

Вскоре Кабаяси спустился в кают-компанию и потребовал список пассажиров. Его пришлось наскоро составлять.

Прошло с четверть часа в томительном ожидании. К Кабаяси начали подходить его подчинённые с докладами о результатах досмотра.

Капитан выслушивал их с невозмутимым видом и отдавал короткие распоряжения.

Все русские с нескрываемой тревогой следили за этими переговорами, стараясь по выражению лиц говоривших понять, о чём идёт речь. Вдруг взволнованно влетел в кают-компанию провизор.