— Шон, которому не хочется приударить за девушками — плохой Шон.
— По-моему, это уже не Шон.
— Кто ты и что ты сделал с Шоном, жалкий притворщик?
Подобные издевательства над юным ловеласом продолжались около полутора часов. С самого утра в кабинете шефа собралось печальное и морально опустошённое младшее поколение. Энджел неравномерно протирала одну и ту же полку с того момента, как вошла внутрь; Эйден с неизменно невозмутимым лицом, временно лишённым способности производить улыбку, шутил; Шон лежал на диване в позе оскорблённого объекта дружеских шуток и шевелил разве что пальцем (единственным подходящим в такой ситуации пальцем, да и то изредка). На первый взгляд казалось, что ребята духовно раздавлены какой-то громадной непреодолимой проблемой. Впрочем, на второй, на третий и на все последующие взгляды ничего не менялось.
Проблема заключалась в том, что проблемы не было. Этот парадокс сводил друзей с ума.
Первым до отсутствия проблемы додумался Шон. Он попытался составить список дел и пришёл в ужас. Получалось, что циклично возрождающееся зло собиралось возрождаться до тех пор, пока защитники человечества не состарятся и не умрут, и до тех пор его распорядок дня должен был выглядеть примерно так — завтрак, уничтожение твари из преисподней номер один, обед, уничтожение твари номер два, восстановление городских достопримечательностей после уничтожения, ужин, уничтожение номер три, почистить зубы, ночной кошмар, завтрак. Никаких развлечений. Никакого счастья. Бесконечное повторение благородной, но бесполезной борьбы.
На это он явно не подписывался.
— Доброе утро, — поздоровался Хоук, появляясь на пороге. Через пару секунд шефа буквально сшибло с ног тленной аурой, воцарившейся в его кабинете. Установив равновесие между собой, миром и надёжным полом третьего этажа, он присмотрелся к лицам подчинённых. — Что случилось?
— Утро не доброе, видимо, — подсказал Эйден, переводя глаза на Шона. В конце концов, кто, если не Шон, виноват в их депрессии? Разве что сам Дьявол, но до этого уровня мы пока не дошли.
— Кто-то умер? — осторожно спросил Хоук.
— Да, — неожиданно ответил Шон. На долю секунды все застыли, а потом посмотрели на него скептически. — Умер молодой и амбициозный красавчик Ламберт. И нет ему больше места в этом мире.
— Зануда какой-то родился вместо него, — пробормотала Энджел, наконец сдвинувшись с мёртвой точки и начав протирать другую полку. — Можете выкинуть его в окно.
Проигнорировав скорбную весть, Хоук подошёл к девушке и извлёк из её рук мокрую тряпку. Увлечённая чисткой одного-единственного места, Энджел протёрла в нём настоящую дыру. Лаватейн мог бы спокойно отнестись к дыре в дорогом шкафу, который они дольше собирали, чем пользовали, но местом, попавшимся под горячую руку и холодную тряпку, оказалась папка с документами.
Заняв место за столом и убедившись, что Энджел больше ничего не трёт, шеф заявил:
— Если у амбициозного красавчика проблемы, то он всегда может отвлечься на работу.
— Работу? — Шон сел на диване, как восставший из гроба мертвец. — Работу, говоришь? Только представь: мы каждый божий день уничтожаем то, что всё равно потом возродится, и это не закончится никогда. — Для пущей убедительности он повторил загадочным шёпотом: — Никогда…
Энджел прошептала на ухо Эйдену:
— Я не думаю, что этот начинающий зомби убедит Хоука в тщетности бытия.
— Никогда… — вторил сам себе Шон.
— Разумеется, — вполголоса ответил Эйден и на всякий случай уточнил: — Ты же не слушаешь его, шеф? Попытки вдуматься в то, что творится в голове у Шона, приводят к суициду.
К их отчаянию, Хоук заворожённо смотрел на гнущего своё пессимистичного Ламберта, и с каждым новым «никогда» от него всё сильнее веяло могильным холодом, как от идейного предшественника на кожаном диване. Но позитивное начало одержало победу на внутренних весах — Лаватейн быстро очнулся и бросил ластик Шону в лоб. Физическая близость с метательными ножами дала о себе знать, и Ламберт откинулся обратно без единого замечания.
— Разоритель канцелярии, — выдал поверженный Ламберт спустя какое-то время. — Почему меня никто не слушает?
— Если тебя слушать, повеситься можно, — объяснил Эйден. — Мы так поникли исключительно из-за тебя. Теперь и работать не хочется…
— Вас надо вытянуть из депрессии? — заинтересованно спросил Хоук. — Так вот в чём дело. Я думал, тут реальные проблемы… ладно, что-нибудь придумаем…
— Придумаем? — переспросил врач. — Ты один против трёх безвольных комочков скорби. Шансы, честно говоря, невелики.
Лицо шефа приняло выражение задумчивости, резко перешедшей в нетерпеливое ожидание. Только он собрался произнести «а где этот», как дверь в очередной раз шарахнула по стенке и явила миру проспавшего всё на свете Кайла.
— А вот он, — озвучил свою мысль Хоук. — Не беспокойтесь, ваши души спасены.
— Я опять должен прикинуться экзорцистом? — хмуро спросил Кайл, свободной от мотоциклетного шлема рукой протирая заспанное лицо. — Ну, звиняйте, конечно, но поздновато сказали.
— Нет, без этого можно обойтись, — поднявшись из-за стола, шеф с сияющими от предвкушения глазами провозгласил: — Мы вас спасём! Никакого тлена, пожалуйста, с такой компанией не соскучишься.
— Тлена? — Кайл осмотрел лица присутствующих и язвительно фыркнул: — Ты это серьёзно, да? Токийский Депрессун и Крылатая Истеричка собираются спасти кого-то от печали? Я пас.
— Через час вы будете смеяться, как те чуваки за кадром в комедийных сериалах, — пообещал Лаватейн, выдрал из рук Кайла все его скромные пожитки и утащил в коридор.
Шон запоздало сказал, глядя на закрытую дверь:
— А прозвища ничего так.
— Зачётные были бы прозвища, — согласилась Энджел.
— Ха, ха, ха, — подытожил Эйден, и если бы кто-нибудь записывал его на диктофон, то этот смех можно было бы вставить в фильм ужасов.
***
На соседней комнате стояло клеймо самостоятельной кухни. Они даже табличку на дверь повесили: «самостоятельная кухня, посторонним не входить». Название указывало на тот факт, что в этом помещении каждый член сверхъестественной организации мог попробовать приготовить что-нибудь типа еды. Ни один из них не претендовал на звание шеф-повара, но именно в этом месте родились знаменитые коктейли Энджел, которыми они сначала отравили Эйдена (случайно), а потом — врагов (впрочем, такой жестокости в планах тоже не было).
— Один хороший человек когда-то сказал мне, — говорил Кайл, вытряхивая пыль из розового фартука. — «Если кто-то грустит, нужно предложить ему чай и свежее печенье».
— И как, срабатывало? — участливо спросил Хоук, куда более сосредоточенный на приведении в порядок оранжевого фартука.
— Как ни странно, да. Правда, у нас нет половины ингредиентов… — согнувшись напротив шкафа, Фабиан высматривал что-либо съедобное. — Зато есть какао.
— Что ищешь? — присев рядом, шеф пришёл в ужас от количества неведомых ему предметов обихода. Каким образом все эти хирургические (то есть, кухонные) приборы попали сюда без его ведома и официальной описи, Лаватейн не знал. — Можно сбегать в супермаркет…
— Если ты туда слетаешь, будет быстрее… Опаньки. — Бесстрашно засунув руку прямо в тьму, Кайл выхватил оттуда гремящие пластмассовые миски. — Держи. Сейчас творить будем.
— Я могу сотворить яичницу и какой-нибудь обед, но выпечкой не… — Миски оказались набиты чем-то ещё, и закончить предложение без мата ему не удалось. — Ты меня убить пытаешься?!
— О, чугунная сковородка, — ухмыльнулся Кайл. — Я и не заметил.
— Всё ты видел, недоумок…
Разобравшись с утварью и вывалив на узкий столик всё, что они нашли, парни с пятой попытки облачили друг друга в ослепительно яркие фартуки, разогнулись после состояния безудержного смеха и принялись колдовать над едой.
— Только не трогай яйца, — попросил Кайл, зависая в телефоне. — Сейчас, Полина где-то кидала мне этот рецепт… Раз у нас есть какао, можно сделать шоколадное печенье.
