– Это были пауки! Куча черных, огромных пауков! О, это было отвратительно! Ты, самодовольный… бессовестный… Ах!
Она резко развернула свою лошадь, яростно хлестанула ее и умчалась к дому. Конюх, почесав в недоумении затылок, поспешил за ней. Софи с хохотом проводила их взглядом, а Каховский довольно улыбнулся:
– И заметьте, любезная Софья Михайловна – Катерина Петровна ни разу не зевнула! Скучно ей не было. А теперь позвольте без ее язвительных замечаний проводить вас до дому, ведь конюх уехал, а одной вам никак нельзя оставаться.
– Вы поразительный человек, Пьер! – Софья улыбнулась так, что Каховский едва не упал с лошади. – Вы единственный, кто смог вывести эту старую деву из сонного состояния! Даже дяде, прославившемуся своей колкостью и язвительностью на всю округу, этого никогда не удавалось! Скажите, отчего вы вчера так скоро уехали? Почему со мной не разговаривали?
Пьер побледнел – причину своего вчерашнего поведения он осознал уже ночью, пока не спал и марал бумагу глупыми нескладными виршами (увы, поэтического дара у него не было). Но признаваться в своих чувствах на этом скомканном свидании он не планировал. Потупившись, он пробормотал:
– Позвольте не отвечать сейчас на ваш вопрос… Я… я не чувствую за собою сил ответить в данный момент… Но если вы позволите навещать вас, милая Софья… Михайловна… Для меня не будет большей радости… возможно, впоследствии…
Софи, видя мучения молодого человека, с благосклонностью царицы, подающей вместо милостыни горсть бриллиантов, протянула ему свою руку. Он с жаром прильнул губами к крошечной ручке, затянутой в замшевую перчатку.
– Приходите к нам нынче же, Петр Григорьевич. Вы веселый человек, сможете расшевелить наше маленькое скучное общество. Мой отец – хмурый чернокнижник, Катерина Петровна – нудная сова, а тетушка – глупая блеклая водоросль. Лишь один дядя умеет посмеяться! Далее я поеду без вас, Пьер. Незачем давать повод дядюшке для нелестных комментариев на мой счет, а то он и надо мной шутить начнет.
Каховский оглянулся – он не заметил, как они подъехали к самой усадьбе.
– Жду вас вечером. До скорой встречи! – пропело неземное создание и ускакало к дому, полускрытому посреди пышных фруктовых деревьев.
* * *
В свои неполные восемнадцать лет Софья Михайловна Салтыкова уже чувствовала себя весьма опытной в печальной науке разбитых сердец. Романтическое приключение с Константином (а-ах, Константин!..), окончившееся, так и не начавшись, всколыхнуло ее небольшую семью еще в столице. Батюшка тогда бушевал неимоверно. Сие приключение, можно даже сказать, недоразумение, заставило сразу после окончания обучения в пансионе перебраться сюда, в Крашнево, в большое поместье под Смоленском.
Вместе с отцом, Михаилом Александровичем Салтыковым, она приехала в деревню к его младшему брату, генералу Петру Пассеку. Хоть эти два толстяка и имели разные фамилии, но были братьями по матери.
О молодости их мамы ходили легенды. В то время по двору бродил пикантный слух, что Александр Салтыков, будучи отъявленным игроком и проиграв абсолютно все, поставил на кон жену и также проиграл ее. Но Софи была уверена, что решение было за самой женщиной – ее бабушка в свое время слыла первой красавицей столицы и могла позволить себе детей от разных мужчин. Это делало ее в глазах восторженной внучки еще более привлекательной. Конечно, восемнадцатое столетие подразумевало более легкие нравы, чем нынешний чопорный до сухости век, но все же… Уйти к другому мужчине при живом муже, не побояться скандала в свете – на это способна лишь истинно сильная и уверенная в себе женщина!
Софи часто смотрела на портрет кисти Левицкого, где бабушка, еще молодая Мария Сергеевна, была изображена с великолепной пышной прической, увенчанной широкополой шляпой с премилым корабликом. Взгляд ее больших глаз был лукавым и в то же время завораживающим.
Софи подошла к зеркалу, гордо подбоченилась и приняла точно такую же позу, как на портрете. Попыталась придать своему лицу столь же лукавое выражение – получилось не очень, но потренироваться стоит. Девушка, отразившаяся в зеркале, имела круглое личико, большие темные глаза и густые каштановые локоны (свои, не накладные букли). Недовольно сморщив носик – он был чуть шире, чем следовало бы – Софи томно вздохнула и перевела взгляд на портрет. Нет, до такой красавицы ей еще далеко. Но первые успехи уже налицо, и вчерашний вечер тому подтверждение.
Вчера пришло письмо от подруги по пансиону, Александры Семеновой. Та, в числе многих других историй, поведала о вычитанном в одном старом французском романе способе очарования под названием «Уплывающий, подобный одинокому лебедю, под сень печали взор». Софи заинтересовалась – ведь глупые мушки (под левым глазом – охлаждение, над губой – страсть и прочая ерунда) уже не используются, да и мужчины сейчас на такие мелочи внимания не обращают, им все любопытней на ножку посмотреть. Но это, это было нечто куда более интересное!
Смысл «уплывания» кавалера в заоблачные дали любви заключался в первом взгляде, брошенным на него красавицей. Как прелестница на несчастного посмотрит, так у них отношения и сложатся. Но важно не просто посмотреть. Здесь, как говорит дядюшка-генерал, важна «стратегия».
Приметив нового кавалера, дама должна каким-то движением привлечь к себе его взгляд (повернуться или просто резко закрыть веер). Затем, стоя в пол-оборота к «объекту» (слово тоже из богатого лексикона дядюшки), необходимо бросить мимолетный взгляд прямо в глаза несчастного, потом опустить ресницы и посмотреть в противоположную от него сторону. Потом пройтись по комнате, снова взглянуть в глаза и таким же плавным движением, но уже с маленькой улыбочкой, отвести взгляд от него в другую сторону. По теории, при таком подходе птичка попадется в силки с первой же встречи.
Оставалось опробовать старинный способ на современных мужчинах. Загвоздка была в том, что за то время, пока Софи жила в Крашневе, незнакомых мужчин в округе становилось все меньше. Испробовав взгляд на лакее Прошке («Барышня? Чаво изволите? В глаз, что ль, чавой-то попало?»), Софья было отчаялась, пока не услышала радостного возгласа тетушки из соседней комнаты и незнакомого мужского голоса, что-то говорившего с легким подкартавливанием. Что ж, вот вам и «объект».
Невысокий худощавый человек, лет двадцати трех – двадцати пяти, был представлен Софии как Петр Каховский, кузен тетушки, навещающий ее иногда и в данный момент вернувшийся из Смоленска. «Улетающий взор» был исполнен как по писаному, и, судя по всему, герой попался. Каховский, до прихода девушки что-то бурно и громогласно объяснявший кузине, резко замолчал на полуслове, побледнел и даже чуточку качнулся. Взгляд у него стал затуманенным, улыбка глупой и кривой, и (нарочно не придумаешь!) даже немного отвисла челюсть! За весь вечер он не произнес и пары предложений.
«Вот так бабушкин способ!» – пролетело восторженное в голове у Софьи. И сегодняшняя встреча только подтвердила ее уверенность – Пьер ожидал ее в лесу, недаром он так принарядился и достал потрясающую лошадь, хотел произвести впечатление. Влюбился с первого взгляда, как в романе!
Вспоминая вчерашние и сегодняшние успехи, Софи улыбалась и все так же, глядя в зеркало, пыталась поймать ту неуловимую позу, которая давалась ее прославленной бабке с такой легкостью. От громкого звука сзади она едва не подпрыгнула.
– Ха-ха! Эта чертовка снова крутится у зеркала! Ты на нем дыру проглядишь, негодница! А зеркало старинное, денег неимоверных стоит! – громогласно возвестил Петр Петрович, явившийся в комнату без стука.
Подобный огромной сдобной булке, он подкатился к племяннице, обнял толстыми ручищами и, щекотнув пышными бакенбардами, поцеловал в щеку.
– Вы напугали меня, дядюшка.
– Ничего, переживешь, – Пассек по-хозяйски уселся на диван, насильно притянул Софью к себе, прижал к толстому животу и весело подмигнул: – Ах, стрекоза! Скажи-ка мне честно, что ты сделала с Катериной? Я, сколько не бился, никогда ее до такого состояния довести не мог: влетела словно фурия – руками машет, глазами сверкает, как бы умишком не тронулась, с нее станется. Вот бы мы повеселились!.. Поделись секретом со стариком, не темни!
