Девушка снова посмотрела на задыхающуюся чародейку, напуганную до полусмерти, и сказала ей спокойно:
- Ты считаешь, будто знаешь, что такое истинные чувства. Но я так не думаю. Зная, что любимому мужчине дорога другая женщина, зная, что ее несчастья, а уж тем более гибель причинят ему страдания, ты пощадишь ее или даже поможешь ей при необходимости... Потому что не можешь по-другому. Тебе дорога только ты, и то каким-то странным образом. Забирай его, он там. Вы так подходите друг другу.
Тиски исчезли, и Йеннифэр, пятясь, пыталась отдышаться, прийти в себя. Оставив ее такой, Эм вышла обратно на дорогу. Хочет стрелять в спину – пусть стреляет. Все равно.
Но чародейка не напала.
Эми прошла дальше, вышла в поле, над которым всходило большое кровавое солнце. Ноги ее не слушались, смертельная усталость прижимала ее к земле, заставляла остановиться. Она тяжело опустилась на колени, затем упала ниц, не в состоянии поменять положение тела. Только немного поспать, а потом идти куда-нибудь дальше… Шорох колосящейся пшеницы, ветерок, тепло, свежесть, лето… Она вздрогнула от усталости и напряжения, проваливаясь в сон.
Темнота. Перед ней стоял старец, глядя на нее своими пронзительными светло-голубыми глазами. Он звал ее, просил вернуться. Эми колебалась: часть ее хотела того же, что и серо-голубой поток – уничтожить, растоптать. Но в ее голове всплыл образ Гелвина, милого, доброго, чистого… И сколько их, таких… Она нарисовала между ними большую дверь и громко ею хлопнула, физически ощущая, как рушится их связь, как осыпаются с нее белые частицы.
Все равно.
====== 2.20. ======
Эми почувствовала нездоровое движение вокруг себя и с трудом села. Протерев несколько раз заспанные глаза, она не могла сообразить, что происходит: вокруг нее был безжизненный дремучий лес, под ней – высохшая серая почва. Она точно помнила пшеничное поле, не было никаких сомнений, что заснула она там. Как это возможно?
Несмотря на то, что на потрескавшихся серых деревьях совсем не было листвы, вокруг царил полумрак. Эми снова услышала шуршание неподалеку, движение. На секунду она пришла в ужас, разглядев красные светящиеся фонари: два больших, а под ними еще четыре поменьше. Эти фонари находились аккурат над большими загнутыми внутрь челюстями, за которыми виднелся отрезок большого брюха. По сторонам от существа отходили длинные серые лапы, сгиб которых находился выше его тела. Гигантский кошмарный паук. «Ненавижу пауков!», – сразу подумала Эм. Она проследила глазами за его быстрыми движениями: влево, вправо, и попыталась вспомнить, кто из насекомых впрыскивает яд в свою живую жертву, ожидает, пока она размякнет, а потом высасывает содержимое. Не самая приятная смерть. Это заставило ее действовать: не вставая, она протянула руку в сторону паука и попыталась выпустить огонь. Ничего. Пустота. Девушка ждала, пока инстинкт самосохранения проснется в ней, заставит ее встать, бежать, размахивать мечом в попытках отбиться. Нет, ничего.
- Ну, в чем проблема? – спокойно спросила Эм у паука, когда устала наблюдать за его метаниями. – Тебя заело, или решить не можешь, с какой стороны меня сожрать?
Из-за деревьев неподалеку вышел еще один серый зверь, на двух лапах, с тремя красными глазами. У него были длинные когти, плоская зловещая морда с острыми зубами, которые он продемонстрировал пауку. Тот выпустил толстую нить, но зверь увернулся, напал на пищащего паука, пытаясь его разодрать, запрыгнуть сверху.
Эм с интересом наблюдала за битвой. Надо же, ее плоть опять пользуется популярностью. Она хмыкнула от этой мысли и скрестила ноги. Паук плюнул белой струей в зверя, обездвижив одну из его когтистых лап, и в ответ остался без одной из своих восьми волосатых отвратительных ног.
- Я за тебя болею, плоскомордый! – сказала она громко. – Ты хоть, надеюсь, не ядовитый.
Сверху послышалось шипение, и она подняла голову, безучастно разглядывая еще одно серое непонятное существо, похожее на обезьяну, безобразное и злое. Оно скакало на сухой ветви прямо над ней, не решаясь спуститься. «Обезьян» стало двое, трое.
Это место было самым жутким и опасным из всех, какие только можно представить. Эм поняла, что здесь никто и десяти минут не протянет. Почему она здесь? Достойное завершение ее недолгой и нелепой жизни.
Резкая боль в тыльной стороне ладони, которой девушка упиралась в землю, заставила машинально одернуть ее, скидывая уродливую многоножку с большими клещами.
- Ну а тебе-то я чем не угодила? – спросила она, искренне удивляясь, и обхватила укусанную руку за запястье. Поврежденное место быстро опухало, жжение в ладони переместилось в область сердца и распространилось по всему телу. В глазах Эми потемнело, она легла на сухую потрескавшуюся землю. Дохлую пищу, наверное, не так интересно есть… «Хоть высплюсь наконец», – подумала она с иронией. Не имея более возможности открыть глаза, она попыталась отстраниться от невыносимого жжения во всем теле, в голове.
Жжение постепенно сменялось теплом, светом, легкостью. Все заканчивается вот так?.. Сквозь яркий свет она увидела сосредоточенное лицо, склонившееся над ней. Эм почему-то сразу вспомнился один памфлет, который она читала будучи подростком. Автор, особо чувствительная барышня, описывала своего персонажа как «настолько прекрасного, что черты его лица поражали воображение и ослепляли». Глаза этой барышни, наверное, сейчас бы вытекли. Самый красивый мужчина, которого она знала, Гелвин, рядом с этим существом терялся и казался лишь жалким подобием отталкивающей наружности. Может быть, это ангел? Его красота была такой яркой, что казалась неестественной. Он заглянул своими глубокими синими глазами в ее глаза. Истинная красота, как выяснилось, вполне могла вызывать неприятные ощущения.
Эми села, огляделась по сторонам. Оказалось, что они находятся на какой-то платформе посередине непонятно чего, усеянного лестницами без перил. Какой-то лабиринт сумасшедшего.
- Evialletiarennen, – произнес ангел, поднимаясь во весь свой могучий рост, разглядывая ее. Эм с любопытством рассматривала его в ответ: длинные прямые волосы, светлая одежда до пола, похожая на халат, осанка, невозмутимый вид. На голове у него было небольшое украшение, похожее на корону. Эм снова хмыкнула.
- Давно я не слышала этого идиотского сочетания букв, – отозвалась она безжизненным голосом.
- Это очень красивое имя. На забытом древнем языке оно означает «догоняющая рассвет».
Эм вспомнила еще одну жертву искусства – Лютика. Наверняка он бы описал этот низкий мелодичный голос как журчание ручья, шепот ветра в свежей листве, на которую падают лучи яркого солнца, песнь, затрагивающую самые сокровенные струны души, и тому подобным бредом. Хотя действительно навевало…
- Значение еще нелепее сочетания. Стоило ожидать. Знаешь, – она посмотрела на него в упор, – я думаю, что такой забытый древний язык может знать только такое же древнее забытое существо.
Ангел смотрел на нее холодно и равнодушно.
- А ты, похоже, местный король этого сумасшедшего дома, да? Принес меня сюда, чтобы выходить, а потом заразить меня через половые сношения жаждой жизни и любви. Мы будем кувыркаться по лестницам наперегонки, звонко хохоча, и делиться друг с другом самым важным и родным. К примеру, откусанными ногтями. И умрем в один день…
Голос Эм был совершенно мертвым. Она, произнося звуки, одновременно спрашивала себя, зачем тратит энергию. Подойдя к краю платформы, она посмотрела вниз, в черную бездну, накопила побольше слюны во рту и плюнула вниз.
- Высоко, – сказала она выразительно и села на краю, свесив ноги.
Ангел бесшумно приблизился к ней. Он молчал. Эми пыталась определить, когда же закончится его терпение? Подумав, он громко и смачно плюнул вниз вслед за ней и присел рядом.
- Не ожидала? – спросил он, чуть улыбнувшись, видя ее выражение лица. – Я изучал психологию неблагополучных детей, не волнуйся.
- Ты выиграл.
- Меня зовут Feadrinharael. И действительно, я – король этих мест. Нет, ты мне не интересна. Но у тебя есть кое-что, что принадлежит мне, и я хочу это забрать. – Эми молчала, вглядываясь в бездну. Ей было все равно. – Амулет, который тебе дала твоя родственница, не принадлежал ей. Он был украден у меня когда-то очень давно. В этом амулете находилась часть души темного могущественного существа, убить которого до конца не представлялось возможным.
