— Ух, вот это как я сейчас чё-нибудь напишу… Такое… Ну, такое, чтоб… Черт, не пишется чё-то у меня, — Маша в раздумьях начала грызть карандаш, надеясь стимулировать умственный процесс. — Блин, как эти дурацкие стихи-то пишутся, кто бы знал?

— Элементарно, Маша! — раздалось позади нее.

— Ы-ы-ы! — Маша от неожиданности аж подскочила. Затем, обернувшись, внимательно и с подозрением осмотрела неясно как появившуюся в комнате и вальяжно расположившуюся на диване девицу. Доверия последняя не внушала совершенно, имея вид какой-то неформалки: на голове шалаш, в брови пирсинг («Хорошо, хоть не в носу кольцо», — подумала про себя Маша), обвешана мулечками и фенечками, как рождественская елка — игрушками, глаза подведены с эффектом потекшей туши, на губах черно-синяя помада, клетчатая рубашка, длинная футболка с замысловатым рисуночком, вытертые джинсы с обязательной дырой на коленке и старые кеды.

— Ну чё, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? — запростецки, но без налета ехидства спросила у Маши странная деваха.

— Ты хто? — выдавила из себя Маша, более-менее справившись с изумлением.

— Дык, муза. Сама же у Гермесзевсыча ее, то есть меня, просила. Ну, и вот она — я.

— Ёпта, муза, — пролепетала Маша. — Хы-хы, — она еще раз присмотрелась к девице и ее пробил нервный смешок. — Ладно гнать-то! Какая ж ты муза? Можно подумать, я муз раньше не видывала, — Маша оправилась от первого шока и перешла в наступление. — Они такие… в балахонах летают и гуслями машут. И еще трава у них в руке какая-то, конопля, наверное, чтоб вставляло авторов лучше.

— Во-первых, не гусли, а лира. Во-вторых, не трава, а плектр. В-третьих, каков автор, такова и муза. Вот я б щас влетела к тебе в балахоне да с гуслями наперевес — картина маслом была бы.

— Ну так-то да, — решила согласиться с доводами музы Маша.

— Так чего ваяем-то, любовную лирику? Мне братец так объяснил.

— А что, можно наваять еще что-нибудь? — решила для общего развития поинтересоваться Маша.

— Ну-у, по-разному. Может, ты решила подходить к проблеме комплексно. Сначала добиться на поприще писательства и поэзии успеха и славы, а потом уже с высот давить объект авторитетом. Знаешь, иногда работает. Пример — Мартин Иден.

— Звучит заманчиво, — почесала нос Маша. — Но токо знаешь, мне надо, чтобы быстро успех ко мне пришел. У меня, ты понимаешь, две недели всего, пока Карантир будет в больничке свое подорванное общением с Геральтом и межмировыми странствиями здоровье поправлять. На какое поприще ты, как специалист, мне посоветуешь обрушить своей талант?

— Если быстро, то в жанре слэш, только…

— Это когда мужик с мужиком? — не дав договорить музе, поспешила проявить свою осведомленность Маша.

— Вкратце, да. Но тут, понимаешь, как в том анекдоте, два варианта: либо фэндом, либо оридж. Если фэндом, то снова два варианта: с одной стороны, про известного героя читают больше, с другой — может не очень кошерно выйти, потому как понабегут поборники канона и затравят юное дарование, не дав тому раскрыть свой талант и расправить крылья. Оридж в этом плане хоть и более рискован в плане читаемости, зато совсем не палев в плане недовольства канонистов.

— Ну, допустим, рискну я писать оридж. И чего надо делать?

— Это просто. Лучше всего катят всякие потрахульки в общагах. Значит, берем недопарня-передевку, наряжаем его в джинс, кед и футболк, пририсовываем ему диковатый бунтарский взгляд глаз цвета шоколадно-имбирного дерева из-под неровно обхряпанной челки, обваниваем его каким-нибудь экзотическим запахом, типа сандалового укропа, суем ему в нервные тонкие пальцы сигарету — и все, образ готов.

— Так просто?

— Ну да. Ты, главное, насчет цвета глаз, размера кед и всего такого прочего особо не парься, засунь все это в задницу.

— Кому?

— Это я фигурально выражаюсь. Вот тонкие нервные пальцы в задницу ГГ пойдут уже буквально.

— Вместе с сигаретой? — зачем-то решила уточнить Маша.

— Можно и с ней, — махнула рукой муза. — У героев слэша задницы, как и бумага, все стерпят. Зады у них луженые. Сами герои могут быть сколь угодно трепетной фиялкой-незабудкой, но с нежной жопой в слэше делать нечего.

— Погоди, а куда вставлять этот… нефритовый стержень? — в памяти Маши неожиданно всплыл образ, который в отроческой бытности частенько попадался ей в дамских романах.

— Ну как куда? Тоже в задницу, разумеется. Хотя этот образ не в стиле жанра, но вообще-то это не важно. Слэш тем и хорош: если не знаешь, что и куда — пихай в зад, не ошибешься. Забуксовал сюжет? Суй его туда же, куда и все остальное. Жопа ГГ все вытерпит и все вывезет.

— Это все, конечно, хорошо и замечательно. Но мне-то нужны успех и признание, их-то я как достигну?

— Хорошие шансы, что довольно быстро. Но есть нюанс: это широкая известность в узких кругах. Жанр все-таки уж больно специфичен и очень на любителя. Во всяком случае, на всемирную известность не рассчитывай. Никакой аллеи славы, автографов и толпы поклонников твоего таланта не будет.

— У-у, — разочарованно протянула Маша. — Чё ты мне сразу-то не сказала? Тогда на хрена мне сдался этот слэш? Уж Эредин-то его точно не читает, а все остальные меня волнуют мало.

— Можешь попробовать себя в стандартных жанрах: он и она, он ее любит, а она его — не очень, а можно — наоборот. Лучше страдания разбавлять постельными сценами, они у публики хорошо идут, можно все это сдобрить философией, заодно и психологии подпустить — для эстетствующих и гламурных барышень. А в целом, недопарня убираем, передевку оставляем, взгляд из дикого делаем дерзкий, к неровно обстриженной челке приписываем сиськи, меняем кеды на шпильки, джинсу — на напиздник (на, типа, юбку, в смысле), отправляем героиню из общаги на работу в офис или, как вариант, в следственный департамент — это тоже сейчас модно и востребовано (тогда на напиздник дополнительно вешаем кобуру с Макаровым — очень современно и стильно, главное чулки при этом не порвать). Но если тебе лень возиться с юбками и туфлями, можно оставить героиню в рванине и общаге и смело ваять попаданский роман. В общем, как и в слэше, все это антураж, и он на самом деле не важен, главное — не забыть, что тут все пихается в другое место и пропускается через него же.

— А если я хочу про приключения, динамичный сюжет, войны, там, с боями, но только без порнухи?

— Это теперь называется джен. Ну-у, с ним, как в поговорке, дырок много, а выскочить некуда.

— И что это значит?

— То, что путь не к сетевой, а к настоящей славе может оказаться долог и тернист.

— А на хрена тогда она мне такая нужна? Я ж тебе сказала, что у меня две недели.

— Тогда пойдем другим путем?

— Пойдем. А каким?

— Помогу тебе накропать что-нибудь адресное на скорую руку.

— Это хорошо. Мне надо знаешь как, чтоб предмет услышал — и в осадок выпал от…

— Восторга?

— В идеале, конечно, неплохо бы. Но пусть хотя бы для начала от изумления.

— Ладно. В каком стиле собираешься творить?

— Мне бы это… Оду, вот!

— На день восшествия его на престол? Мы с братцем думали, тебе нужна любовная лирика. Потому что оды — это не ко мне, это тебе тогда Полигимния нужна.

— Любовная мне нужна вообще-то, — кивнула Маша. — Я хочу предмет страсти воспеть так, чтоб он сначала офонарел, а потом у него уже выбора бы не было.

— Для любовной лирики идеально подходит сонет, — предложила муза. — Кстати, меня, если что Эрато зовут. Я как раз спец по любовям и морковям.

— Чего мне и надобно, — обрадовалась Маша. — Давай, показывай, как ваять сонет. Ото ж сейчас я как всего тут понапишу-у, — она с удовольствием потерла ручки.

— Сонет состоит из четырнадцати строф, — начала ликбез Эрато.

— Ничёсси! — ахнула Маша. — Это где ж мне столько слов-то понабраться? А их же еще и рифмовать надо?!

— Призови на помощь вдохновение, пусть перед глазами у тебя предстанет образ любимого, вспомни и зацепись за какую-нибудь запоминающуюся деталь его внешности…