— Может, ты заметил, в какую сторону пошел тот старик? — спросила она у торговца, когда тот ссыпал деньги в кошелек.
— Я даже больше вам скажу, сударыня, — торговец весело подмигнул женщине. — Я знаю, кто этот дед. Это папаша Жюс Бален, а пошел он наверняка к Розалинде Ферре. Знатная шлюха эта Розалинда, скажу я вам! И это при том, что муж у нее в гвардии служит!
— И где же живет эта Розалинда? — спросила Дита уже потише: к лотку подошли несколько барышень и принялись пробовать ягоды, выложенные на прилавке.
— Видите тот красный дом? — спросил торговец, одновременно строя глазки барышням. — Вот отсчитывайте третью дверь от угла, не ошибетесь, милсдарыня. А теперь простите, работа… Итак, сударыни, вы распробовали дивный вкус моих ягодок?
Дита повернулась к Люсьену, который даже как-то повеселел:
— Навестим Розалинду и Жюса?
— А от чего ж не навестить? — пожал плечами Люсьен.
Они аккуратно выбрались из небольшой толпы, собравшейся у лотка с фруктами, и двинулись к указанному дому по залитой солнцем улице.
— Может, не пойдем? — спросил густо покрасневший Люсьен, когда до их с Дитой ушей донеслись весьма недвусмысленные звуки, раздававшиеся из-за указанной торговцем двери.
— Чего это не пойдем? — удивилась Дита, хватаясь за дверное кольцо. — Теперь-то точно понятно, где причиндалы этого вашего героя… У другого героя, как видишь. Сейчас мы их экспроприируем.
Женщина толкнула дверь, будучи уверенной, что та заперта, но оказалось, что в пылу страсти любовнички даже забыли закрыться. Дита замерла на пороге, пораженная до глубины души зрелищем, открывшимся ее взору. Что до трепетного Люсьена, то он так решительно ворвался в дом, что едва не сбил свою спутницу с ног, но тут же переменился в лице и закрыл глаза руками, стоило ему рассмотреть, что происходило на красивом красно-зеленом ковре.
— Что вы себе позволяете! — возопил бодрый старикан, слезая с молодки средних лет и прикрывая сморщенной рукой все самое дорогое.
— За яйцами твоими пришли, — проникновенно изрекла Дита и прошла вглубь комнаты. — Люсьен, закрывай дверь!
Послушный страдалец захлопнул дверь и помещение погрузилось в таинственный полумрак: окна были задернуты плотными портьерами, а свет исходил от одного единственного канделябра. Сам канделябр стоял на столе, явно накрытом к обеду, во всяком случае, одного вида разложенной на нем пищи хватило для того, чтобы желудок Диты отозвался жалобным урчанием. Но не еда занимала женщину больше всего, а кленовый листок, отлитый из бронзы, прикрывающий то самое национальное достояние Боклера. Дита уверенно сцапала причиндалы Режинальда де Обрэ и уже собиралась покинуть опешивших полюбовничков, когда дверь снова распахнулась.
— И что за извращение ты учинила на этот раз, Розалинда! — возмущенно заорал гвардеец, который, по видимому и был рогатым мужем темпераментной молодки. — Ладно бы один мужик! Ну я бы понял! Я бы простил! Но два! Два мужика и еще одна баба! Ну это уже перебор!
Дита мельком глянула на посеревшего Люсьена, плотнее прижала яйца Режинальда к груди и приготовилась быстро ретироваться, дабы не попасть в эпицентр семейной ссоры, но тут она увидела лицо бедного Жюса…
— Так вот этот дуралей, что за своей бабой не следит! — Дита сама поразилась тому, что эти слова, еще и сказанные невероятно противным высоким голосом, вылетели именно из ее рта.
Опешивший рогоносец даже попятился от внезапного напора:
— Чего?
— Того самого! — переходя на более высокую тональность заорала Дита, прямо спиной ощущая, как сползает по стенке насмерть перепуганный Люсьен. — Она, между прочим, — женщина ткнула пальцем в позеленевшую Розалинду, — нам семью разрушает! Маманька страдает, что папанька к этой развратнице ходит! А она что? Последние соки из него сосет! Ух, зараза! — Дита сжала кулак и погрозила ошеломленной барышне, чувствуя, как першит у нее в горле, и снова набросилась на рогоносца. — А ежели папенька помрет прямо на ней? А? Ты нам будешь потерю кормильца оплачивать? А ну, Люсьен! Забирай папаньку и уходим отсюда!
Дита зыркнула на бедного Люсьена, который, к счастью, быстро сообразил, что от него требуется и, подхватив успевшего натянуть панталоны Жюса, двинулся к двери.
— А ежели я еще раз узнаю, что твоя баба к нашему папаньке лезет, — завизжала Дита прямо в лицо гвардейца, загораживая от него Люсьена и Жюса, которые пытались как можно незаметнее просочиться в дверь, — самолично приду и сиськи ей поотрываю! Вот так!
Спустя два квартала трое беглецов тяжело перевели дух. Труднее всего, конечно, пришлось пожилому Жюсу, который бежал босиком и в одних панталонах. Но счастью старика не было предела, он вполне искренне поблагодарил Диту и Люсьена за спасение от разгневанного рогоносца, посетовал, что не может оставить себе яйца Режинальда еще на денек-другой и, совершенно счастливый, удалился, сверкая драными портками на всю улицу.
— Знаете, — Люсьен восхищенно пожал руку Диты, когда старик убрался восвояси, — я никогда не думал, что у меня в жизни будет такой насыщенный приключениями день! Спасибо вам, милая сударыня, за спасение нашего национального достояния! Вы совершили истинный подвиг во славу Боклера! Вот ваши деньги, — страдалец вытащил из карманов все, что в них было, включая монеты, какие-то бумажки и батистовый носовичок, всучил в руки женщины, забрал бронзовые яйца и был таков.
Женщина облокотилась о стену дома, выдохнула и захохотала. Она смеялась, схватившись за живот так долго, что из окошка выглянула молоденькая девушка и поинтересовалась, не нанюхалась ли Дита фисштеха.
Успокоившись, женщина поняла, что окончательно заблудилась в Боклере, и не имеет ни малейшего представления, где здесь ближайшая гостиница.Поэтому, кое-как поправив свой растрепавшийся наряд, она просто пошла куда глаза глядят. Как оказалось, сделала она это зря…
***
Над городом уже нависли густые сумерки, когда Дита оказалась в каком-то совершенно загаженном месте, абсолютно не похожем на тот Боклер, который она имела удовольствие созерцать днем. Вопли бродячих кошек смешивались здесь с хриплым хохотом, бранью и чьими-то криками. У Диты по спине пробежали мурашки, когда она вступила в лужу, окрасившую ее сапог в темно-красный цвет запекшейся крови.
Вонь в этом районе города стояла невыносимая, но еще более страшной и невыносимой была здешняя публика. Первая же встреченная Дитой баба попыталась сорвать с ее головы берет, при этом хрипло захохотала, когда Дита увернулась от ее руки и побежала прочь. Много пробежать женщине не удалось. Массивная фигура выросла посреди улицы, а крепкая волосатая рука ухватила Диту за плечо. В нос женщины ударил запах тяжелого перегара, пота и чего-то отвратительно кислого.
— Куда собралась, молодка, — прохрипел человек, прижавший Диту к своей голой потной груди. — Давай, поведай, откуда такая краля в наших краях нарисовалась…
В руке человека тускло блеснуло лезвие ножа. Дита попыталась закричать, но ей зажали рот и приставили холодную сталь к горлу:
— Будешь вопить — на ремни порежу, — пригрозил человек, и дрожащая женщина обмякла в его руках.
— Эй, Базиль, чего там у тебя? — из арочного пролета между домами показалась еще одна фигура. Очень худая и длинная.
Ни его лица, ни одежды Дита рассмотреть не могла, потому, что вонючая потная рука не прекращая елозила ей по лицу, закрывая рот, нос, глаза. Женщина к своему ужасу вспомнила, что Геральт, наверное, уже очень далеко от города, и никак не успеет прийти ей на помощь.
— Да вот, поймал какую-то, — прохрипел громадный Базиль, встряхивая испуганную Диту. — Одета хорошо и сама справная девка.
Женщина увидела, как ее красивый берет с пером цапли полетел в грязь.
— Дай-ка посмотрю, — приказал второй. — Убери руку от ее морды, дубина.
Влажная лапища исчезла, а перед глазами Диты появилось худое, можно сказать, высохшее лицо. Блеклые глаза мужчины лихорадочно подергивались, пока он пристально рассматривал женщину.