- Он боится, что я пойду будить Кармен. А мне бы и следовало сделать это ради ее же блага... Дуреха - спать в такую дивную погоду!
В ответ на эти слова вы, Рокруа, сардонически усмехались:
- Ты, Жорж, кажется, решил отныне проповедовать нам здоровый образ жизни?
- Ну да. А почему бы и нет?
Дворецкий появлялся вновь с подносом, уставленным соками, и по очереди обносил нас всех. Он возвращался каждые четверть часа, предлагая все новые соки: манго, ананасовый, виноградный, банановый... По просьбе Жоржа Майо он их смешивал, действуя с ловкостью бармена крупного отеля. Он спрашивал нас, не желаем ли мы "коктейля мадам". Не сохранился ли у вас случайно, Рокруа, рецепт этого коктейля из фруктовых соков? Помню, что готовили его на основе грейпфрута. Остальное же... "Коктейль мадам". От этих слов у меня сжимается сердце.
Солнечные блики вспыхивали на стенах гостиной, на мебели, на паласе. Той весной предвечерние часы были ясными и жаркими. Майо открывал одну из застекленных дверей, и мы со стаканами в руках усаживались на широком каменном пороге. Лужайку обрамляли белые тюльпаны. Кусты бирючины у решетки пахли летом и детством. Набрав пригоршню мелких камешков, Майо бросал их в закрытые ставнями окна спальни Кармен или громко выкрикивал ее имя. Но это ни к чему не вело. Тогда он ложился на траву, скрестив под головой руки.
- Подумать только, что в былые времена она вставала в семь утра...
О каких "временах" шла речь? О временах Люсьена? Рокруа извлекал из кармана куртки "Кот-Дефосе" и, развернув газету, погружался в чтение. Гита оставалась в гостиной и невозмутимо курила.
- Даниэль... Я хочу узнать твое мнение, - обращался к Рокруа Жорж Майо.
Можно было подумать, что речь идет о чем-то очень важном, что он хочет спросить совета, который способен изменить чью-то судьбу.
- Что, в Париже умеют веселиться, как прежде, Даниэль?
Он жевал травинку и, положив голову на скрещенные руки, казалось, следил глазами за нескончаемым бегом облаков.
- Нет, - отвечал Рокруа, не отрываясь от "Кот-Дефосе". - В Париже разучились веселиться.
- Я так и думал.
Я не понимал, что они хотели этим сказать. За оградой сада ветерок ласкал кроны каштанов, верхние этажи домов на площади Альма и макушку Эйфелевой башни на другом берегу Сены. В ту пору Париж был городом, чей пульс бился в такт моему сердцу. Моя жизнь органически вписывалась только в его улицы. Стоило мне побродить по ним в одиночестве, и я чувствовал себя счастливым.
Но вот Майо опускал в гостиной полотняные оранжевые шторы. Майо был высокого роста и атлетического сложения. В рисунке его лба, носа, надбровных дуг было что-то римское, как и в его небрежной манере держаться. Ни признаки старения, ни морщинки не вызывали в нем ни малейшей горечи. Вот уже десять лет, как он перестал сниматься: ему надоело играть роли спортивных героев-любовников, а в одном из своих фильмов, снятых в Риме, он сыграл даже роль гладиатора. Он заслуживал лучшего. Его интересовали антикварная мебель и предметы искусства. Рокруа и Кармен говорили мне, что у Майо прекрасный вкус.
- Стало быть, это правда, Гита, что в Париже разучились веселиться?
Она вышла к нам в сад, и Майо сел рядом с ней на гладкую каменную ступеньку.
- Ну да, старина, - вздохнул Рокруа. - Жип тебе подтвердит... Париж уже не тот...
Он вынул из внутреннего кармана пиджака карандаш и что-то записал на полях газеты. Может, разгадывал кроссворд.
- Тогда я ни о чем не жалею, - сказал Майо. - Прав я был, что поселился в Риме.
- Тысячу раз прав.
- Знаешь, в Париже у меня такое чувство, будто я призрак, - сказал Майо.
Он воздел руки и испустил протяжный вопль, изображая привидение. И теперь, по мере того как я пишу эти строки, мне начинает казаться, что в их сидении у Кармен в эти предвечерние часы тоже было что-то призрачное, словно они ждали кого-то, кто никогда не придет, или совершали какой-то ритуал в память о невозвратном прошлом.
К семи часам дворецкий приносил аперитив. И уже никаких соков. Только спиртные напитки. В это время приезжали Хэйуорды.
Они не застали "эпохи Люсьена". Обоим лет по тридцать. Красивая пара: он - этакий Лоренс Оливье, только более коренастый, она - шатенка с зелеными глазами, томно-элегантная. Они занимали маленькую квартирку на авеню Родена ближе к Булонскому лесу. Насколько я понял, Филипп Хэйуорд был владельцем каких-то "парижских гаражей", а Мартина Хэйуорд в ранней юности служила манекенщицей у английского модельера по прозвищу Капитан. Но однажды ночью, когда она зазвала нас к себе и мы поджидали ее мужа, я видел, как Хэйуорд прокрался в свою квартиру в форме стюарда авиационной компании. Немного погодя он вышел к нам в гостиную в обычной гражданской одежде. То, что я случайно подсмотрел, весьма меня смутило. Я с самого начала чувствовал, что эта чета пробавляется случайными заработками и что-то от нас скрывает. Хрипловатый голос Хэйуорда, которому он тщетно пытался придать светскую интонацию, не внушал мне доверия. Однако Кармен уже не могла без них обойтись. "Они забавные", - твердила она. Во время нескончаемых "вечеров", которые часто затягивались до пяти утра, они каждый раз открывали для нее какие-нибудь "новые места". И в благодарность за то, что они взяли на себя роль лоцманов нашей маленькой группы - я говорю "нашей", хотя всегда чувствовал себя чужаком, да и не уверен, можно ли было вообще называть нас "группой", - задаривала их роскошными подарками.
Когда мы уезжали из дома, в глубине прихожей, у стены, прямой как палка, холодно глядя на нас, всегда стоял дворецкий.
- В котором часу мадам вернется сегодня? - неизменно спрашивал он, словно укоряя нас за то, что мы вовлекаем Кармен в опасное для нее приключение и он не уверен, что она возвратится.
- Очень поздно. Не ждите меня.
- Нет-нет. Я буду ждать мадам.
Я чувствовал в этой фразе адресованный нам вызов.
- Этот тип, как видно, очень тебя любит, - говорил Майо. - Но какая у него странная обувь.
- Я знаю его с незапамятных времен. Он был конюхом у Люсьена.
Я вспоминал портье отеля "Резиданс" в Верхней Савойе, где я в первый раз увидел Кармен. Он тоже служил на конном заводе Люсьена Блена в Варавиле. Мир был густо населен бывшими конюхами, которые исправляли при Кармен должность ангелов-хранителей.
