- Она приказала мне привести вас сюда... Можете подождать. Она, очевидно, в ванной...
И он повлек меня в комнату. Потом незаметно отступил назад и закрыл за собой дверь.
Музыка лилась из черного транзистора, стоявшего на круглом мраморном столике. В щелки двух приоткрытых застекленных дверей видны были трава и цветники маленького сада и небо, на котором сверкал рожок месяца.
Я сел на пуф, обитый тканью с цветочным рисунком, и огляделся. Лампа в самой глубине рассеивала по комнате тусклый желтый свет. На ночном столике среди разбросанных в беспорядке лекарств, газет и книг горела толстая свеча под стеклом, и это, несомненно, от нее по всей комнате распространялся аромат амбры. Широченная кровать с балдахином, но балдахином весьма своеобразным, воздушным, круглой формы, похожим то ли на корзину аэростата, то ли на огромное насекомое. А на полу возле кровати матрац с неубранной постелью.
- Вы здесь?
Голос доносился из глубины комнаты, из-за приоткрытой двери.
- Да, мадам.
- Не называйте меня "мадам". И пожалуйста, извините, что я заставила вас ждать.
- Это не имеет значения.
- Вы, наверно, голодны?
- Нет.
- Конечно, голодны. Сейчас вам принесут поужинать.
Она слегка повысила голос, чтобы я услышал ее на расстоянии, и я уловил еле заметный простонародный выговор.
- Вам нравится эта музыка?
Долгая жалоба саксофона. Конечно же, я знал эту мелодию. Тягучая, замедленная, как во сне, это была мелодия "Апреля в Португалии".
Она появилась в дверном проеме. Босиком, белокурые волосы распущены. На ней был белый купальный халат. Я встал.
- Нет-нет... Не вставайте...
Казалось, она находит мое присутствие здесь совершенно естественным. Переворошив коробки, книги и свечу на столике у изголовья, она нашла начатую пачку сигарет и зажигалку. Потом подошла и села на матрац.
- Курить будете?
- Нет, спасибо.
Она в упор разглядывала меня. Взгляд ее задержался на моих руках.
- Много хлопот доставили вам мои чемоданы?
- Ничуть.
- Очень мило с вашей стороны... Простите, что заставила вас так долго ждать... Но я стараюсь выспаться днем... Ночью ничего не получается... В этой кровати я не могу уснуть... Она слишком высокая...
Я с серьезным видом покачал головой. Было так странно видеть ее на этом матраце в изножье кровати под балдахином.
- Вы, наверно, проголодались... Вам сейчас принесут чего-нибудь поесть...
Кто принесет? Человек с лицом жокея?
- Спасибо, не надо... Не стоит беспокоиться...
- Надо, надо... Я хочу, чтобы вы поели... Я тоже перекушу за компанию... Но вам неудобно на этом пуфе... Идите сюда.
Я сел рядом с ней на краешек матраца.
- Забавно... В первый раз, когда я вас увидела, вы напомнили мне друга моего мужа... Я очень любила этого человека... Он был англичанин... Может быть, вы его сын? Бернард Фармер... Вы не сын Бернарда Фармера?
Глаза ее не отрывались от моего лица, но я чувствовал, что за ним для нее как бы проступают черты Бернарда Фармера.
- Когда я познакомилась с моим мужем, он не мог обойтись без Фармера...
Я вдыхал аромат ее духов. Пояс халата туго стягивал талию.
- Люди, которых знаешь в двадцать лет, всегда оставляют след в твоей душе... Из всех мужчин, которых я встречала, неизгладимый след оставили в моей душе двое - мой муж и Бернард Фармер...
- Правда?
Вид у меня, наверно, был торжественный и зачарованный.
Она улыбнулась:
- Вам, конечно, неинтересно все это слушать.
- Наоборот.
- Когда я увидела вас в первый раз в холле отеля, я подумала, что Фармер в ваши годы должен был быть именно таким...
И снова ее взгляд задержался на моих руках.
Дворецкий поставил поднос на круглый столик, казалось, ничуть не удивившись тому, что мы сидим рядом на краю матраца. Я не услышал, когда он вошел в комнату. Как он мог ходить, не производя ни малейшего шума? На нем были черные туфли, мягкие как домашние тапочки. Они несли его так легко, словно не касались пола.
- В котором часу вас завтра разбудить, мадам?
- Завтра меня будить не надо.
- Спокойной ночи, мадам.
Он постоял перед нами, вытянувшись в струнку, черные туфли составляли резкий контраст с белой курткой и перчатками. Потом с какой-то военной щеголеватостью он, пятясь, скользнул в дверной проем и, прежде чем закрыть за собой дверь, простился с нами - а может быть, с одной только мадам Блен - коротким кивком головы.
Сандвичи. Тосты. Варенье. Яйца всмятку. Фруктовый салат. Два стакана апельсинового сока.
- Может, вы хотели бы поесть поплотнее?
- Да нет же. Нисколько...
Она положила себе на тарелку фруктового салата. Несколько чайных ложечек. Выпила глоток апельсинового сока.
- Я ем все меньше и меньше.
Мне было стыдно уплетать за обе щеки мой сандвич.
- И все хуже и хуже сплю... А вы? Вам удается заснуть?
В ее вопросе было жадное любопытство.
- Конечно... еще как...
- Вы можете съесть все эти сандвичи и весь салат?
- Могу.
- В ваши годы я тоже готова была съесть все, что угодно, и могла проспать десять часов подряд прямо на земле.
Сколько же ей было лет? Теперь, обнаружив в досье Рокруа год ее рождения, я быстро подсчитал: тридцать девять. Но мне она показалась моложе.
- Ешьте руками...
Но я предпочел есть фруктовый салат вилкой, хотя ее явно интересовали мои руки. Почему она так настойчиво их рассматривает? Быть может, находит, что у меня грязные ногти? Я ведь и правда грязный. Я не мылся, не брился и не причесывался уже двое суток. Ночь я провел в поезде.
- Извините меня, я похож на босяка...
- Если хотите, можете сейчас же принять ванну... У меня даже найдется для вас купальный и домашний халат... Покажите мне ваши руки...
Я покраснел. И, однако, у меня хватило храбрости поглядеть ей прямо в глаза.
- А что такого в моих руках?
Она пододвинулась ко мне и взяла мою левую кисть. Потом повернула ее.
- У вас руки в точности как у Бернарда Фармера... Сомнений нет, вы должны быть сыном Бернарда Фармера...
Ее лицо было рядом с моим. Ее губы коснулись моего виска.
- Вы его сын, правда ведь?
- Если вам угодно.
2
Свеча отбрасывала на потолок тень в форме треугольного паруса. Кармен повертела ручку транзистора и через несколько минут поймала наконец медленную мелодию цитры. Она поставила транзистор на пол.
