– Не все, не все. Большая часть – семейные: отцы, сыновья, братья, кузены, родня со стороны жены…

Пальчики Анны на миг сжали его ладонь, и Девен разом умолк.

– Тебя я ради политических выгод не оставлю, – поклялся он.

Эти слова породили на губах Анны улыбку, согревшую холодок серых глаз.

– Подобного я о тебе и не думала.

– Главное препятствие – королева. Нет, – поспешно добавил он, невольно оглядевшись, дабы убедиться, что в саду, кроме них, ни души, – я не хочу сказать о ней ничего дурного. Я ее верный слуга. Но предпочтения ее отданы выходцам из известных ей семей – особенно тем, что уже связаны с ней узами крови. К каковым я не отношусь.

Выпустив его руки, Анна поправила капюшон.

– Так что же ты будешь делать?

Девен пожал плечами.

– Быть полезным Уолсингему, насколько смогу. И надеяться, что он не оставит мою службу без награды.

– Тогда у меня для тебя кое-что есть.

Девен удивленно приподнял брови, но тут же нахмурился.

– Анна, я ведь уже говорил: тебе не подобает и небезопасно разносить сплетни.

– Слухи да сплетни – один из главных механизмов, приводящих в движение придворную жизнь, и тебе это прекрасно известно. Даю слово: я не подслушиваю у замочных скважин.

Ростом Анна удалась: верхушка ее капюшона достигала уровня его глаз, и посему ей не пришлось слишком запрокидывать голову. Вместо этого она, блеснув глазами, склонила голову набок.

– Неужто тебе ничуточки не любопытно?

Да, Девену было очень даже любопытно, и Анна это прекрасно знала.

– Так ли, иначе, а способ рассказать мне об этом ты все равно отыщешь.

– Да, я могла поступить и тоньше, но так будет проще всего, – заговорила Анна, скромно сложив перед собой опущенные руки. – На мой взгляд, дело пустяковое, но откуда мне знать: что, если этот пустяк – часть неких больших дел, известных и тебе, и твоему господину. Ты слышал о докторе Ди?

– Об этом астрологе? Да, месяц назад, в Ричмонде, он имел аудиенцию с королевой.

– Предмет ее тебе известен?

Девен покачал головой.

– Он пробыл при дворе всего день-другой, и я с ним не разговаривал.

– Моя леди Уорик говорит, будто дело касается каких-то неурядиц касательно его дома и книг. За время путешествий кто-то разграбил его библиотеку, и теперь он ищет возмещения. Думаю, ты еще увидишь его, или, по крайней мере, услышишь о нем от тех, кто примет в тяжбе его сторону.

– Наподобие твоей графини?

– А я-то думала, тебе не хочется, чтоб я разносила сплетни, – лукаво сказала Анна, рассмеявшись при виде деланно-сердитой гримасы на его лице. – По-моему, твой господин знает о его положении – они ведь друзья, не так ли? – но, если хочешь, я могу разузнать побольше.

Вот так, сколь бы ни больно было сие сознавать, зачастую и действовала сеть шпионажа. Считаные единицы из тех, кто поставлял Уолсингему сведения, делали это целенаправленно и организованно, намеренно проникали туда, где им вовсе не место, и переодевались теми, кем не являлись. Большая часть нужных сведений стекалась к главному секретарю от господ, что попросту держали глаза и уши открытыми, а увидев или услышав что-либо интересное, писали ему.

От господ… а порой и от дам.

Казалось, Анна расслышала эти мысли. Да что ж он, прозрачен для нее, как стекло?

– Одним словом, я не предлагаю тебе сведений о происходящем при дворе императора Священной Римской империи или в тайных кабинетах Папы. Я просто сообщу, когда доктор Ди вновь нанесет визит графине.

– Но не могу же я просить даму шпионить, – сказал Девен. – Ведь это бесчестно.

– Слушать, что говорят вокруг, вовсе не шпионаж, да и ты меня ни о чем не просишь. Я делаю это по собственной доброй воле. Считай все это… неосязаемого сорта приданым, полученным вперед.

Вновь взяв Девена за руку, Анна потянула его за собой, а когда оба оказались в тени банкетного домика, коснулась ладонью его щеки.

– Ну, а теперь, – сказала она, еще раз поцеловав его, – я должна возвращаться. Моя госпожа вскоре проснется.

– Как и моя, – пробормотал Девен, кое-как совладав с часто забившимся сердцем. – Так ты расскажешь, что говорит графиня? Прогневает ли королеву мысль о нашей свадьбе?

– Расскажу, – посулила Анна. – Как только удастся.

Воспоминания: 21 декабря 1581 г.

Многие уголки подземного дворца представляли собою длинную череду комнат: одна открывается прямо в другую, и так далее, и так далее. Порой эти скопища комнат окружали замкнутые дворики, украшенные статуями или ночными цветами, порой они соединялись меж собой сводчатыми галереями, увешанными гобеленами да многокрасочными живописными полотнами.

Но были здесь и иные ходы – потаенные. Те, что известны немногим из дивных, а из смертных – почти никому.

Человек, препровождаемый во дворец одним из потайных коридоров, являл собою редчайшее из исключений.

Из прочих смертных, приведенных этим путем, большинство были миловидны, а если нет, нехватка внешней красоты компенсировалась влиятельностью при дворе или в делах торговли. Этот же был не таков. Плащ и башлык у него отняли, выставив на всеобщее обозрение уши, изувеченные ножом палача. Был он отнюдь не стар, однако коварство и подозрительность – а в эту минуту и страх – лишали его лицо всякой привлекательности.

Не отличался он и влиянием. Можно сказать, был он никем, однако знал кое-что о малом народце, и вот теперь изыскания привели его сюда – в мир, о существовании коего он в жизни не подозревал.

Подземный ход завершился дверью, окованной бронзой и выкрашенной в черное. Один из провожатых смертного – горбатое, подобное гоблину существо – поднял костлявый кулак и постучал. Отклика изнутри не последовало, но в следующий же миг дверь распахнулась на щедро смазанных петлях, словно сама по себе.

Палата, в которую вошел смертный, оказалась столь же роскошна, сколь мрачен и гол был оставшийся позади коридор. Не устланный ни камышом, ни коврами мраморный пол украшала затейливая мозаика – странные фигуры, которые ему очень хотелось рассмотреть повнимательней. Вдоль стен мерцали холодные серебристые огоньки. Стоило искоса приглядеться к ним – и смертному почудился в их глубине трепет крылышек. Со стен палаты, также мраморных, через равные промежутки свисали цветистые шелковые гобелены, расшитые самоцветами. Потолок украшала мастерски выполненная астрологическая карта, отображавшая нынешнее расположение звезд высоко наверху.

Но всю эту роскошь затмевала собою занавесь прямо перед ним.

Что это – черный бархат, искусно отделанный серебром? Или серебряная парча, кропотливо расшитая черным шелком? Его эскорт, его стража встала меж ним и занавесом, словно не сомневаясь, что он непременно захочет подойти к этому чуду ближе. Некоторые камни, украшавшие ткань, определенно были алмазами, другие же сверкали куда ярче, живее любого алмаза, какие ему только доводилось видеть. Нижний край занавеси отягощала канва из жемчужин величиною с яйцо колибри. Одна эта занавесь являла взору богатства, равными коим могли бы владеть лишь коронованные владыки Европы – и то далеко не все.

Получив от одного из стражей пинок под колено и рухнув на пол, он ни в малой мере не удивился. Мрамор оказался холоден и тверд, но он терпеливо ждал.

И вот из-за занавеси раздался голос:

– Ты ищешь магии, Эдвард Келли.

– Да.

С первой попытки ответ прозвучал хрипло, почти неслышно.

– Да, – повторил он, облизнув губы. – И я нашел, что искал.

Нашел то, о чем прежде не мог и мечтать!

Из-за занавеси донесся негромкий холодный смех. Голос звучал мелодично, уверенно. Если лицо его обладательницы хотя бы отчасти под стать голосу, должно быть, она – прекраснейшая из дивных леди, когда-либо звавших Англию родиной!

Леди… а может, и королева? Вряд ли такие богатства – обычное дело даже среди эльфов и фей.

А леди, скрывавшаяся за занавесью, заговорила снова:

– Ты нашел лишь жалкие крохи, объедки со стола магии. На свете есть большее, куда большее. Хочешь познать тайны сотворения мира? Они хранятся под переплетами наших книг. Хочешь обращать неблагородные металлы в золото? Для нас это – детская забава.