– А хоть бы и так, – заметил армейский поставщик – рыжий, веснушчатый, с наглой физиономией. Такие обычно имеют успех у баб, хоть красотой и не блещут. – Варварам понятие верности слову неведомо. Да и сын, как говорят, у Тогона не один.

Дуча расставляла миски перед слугами, погонщиками и оруженосцем. Бохру наливал вино купцам. Оба исподволь приглядывались к гостям, прикидывая, кого придется обслуживать ночью.

Дуча, дебелая, грудастая, с волосами цвета коровьего масла (хорошо, что клиенты не знали, чем она их высветляет), особых требований к гостям не предъявляла. Хорошо бы, конечно, подцепить димнийца или поставщика – они и располагают к себе, и при деньгах, но кто знает, какие у ни предпочтения. Она к тому же успела усвоить, что денежные клиенты бывают и самыми скупыми, и не в меру требовательными. А вот простой парень, если правильный подход к нему найти, может за ласку последнее выложить. Так что и слугами не следует пренебрегать.

Бохру не успел еще набраться подобной мудрости, поэтому старался отираться возле господских столов. Да вряд ли ему и стоило ее набираться. Малорослый, худой, вертлявый, он казался моложе своих лет, но на деле ему было не меньше пятнадцати-шестнадцати. Скоро он не будет годиться для своего побочного приработка, потому он, верно, и стремился, как можно быстрее срубить денежек.

Он уже успел повыспрашивать слуг об именах господ, а также об их привычках. От него-то Дуча имена и узнала. Офицера звали Гордиан Эльго (оруженосец сказал, что он ездил домой хоронить престарелых родителей, а также проводить траурные ритуалы), поставщика – Варинхарий, купца из Димна – Клиах, а его собрата из Батны – Шуас. Никто из них не собирался задерживаться в «Лапе» больше чем на ночь. Но сейчас близится осень, ночи стали длинными, и многое что можно успеть.

Пока что постояльцы беседовали о военной угрозе. Гордиану Эльго замечание Варинхария о том, что предводитель варваров может пожертвовать сыном, чтобы развернуть войну, не слишком понравилось. Притом, что он понимал – Варинхарий прав. Но убейте меня демоны! Хоть этот рыжий мерзавец и носит на кафтане бляху, свидетельствующую о его принадлежности к императорской армии, он еще будет судить поперек мнения боевого офицера!

– Тогон на сына, может, и наплюет, – проворчал он. – Только он не один такой, кто хочет подмять под себя все племена, и не все племена на это согласны. Неизвестно, кто верх возьмет – Тогон или Бото. И командованию от Бото хлопот куда как больше. Ведь кланы, что под ним ходят, ближе к нашим границам кочуют. Я тут свежих вестей не слыхал, меня долго не было – траур держал. Вот вернусь к себе в гарнизон, узнаю, замирился Бото с Тогоном или нет. Если замирился, войны беспременно не будет.

– Слышал я про того Бото, – заявил Клиах. – Степняки все на голову дурные, а этот особо. Не пойдет он на мир с Тогоном ни за что.

– А я что говорил! – Шуас перевернул кружку, показывая тем самым Бохру, что та пуста и следует ее наполнить. – Пусть эти степные волки рвут друг другу глотки, пусть сами друг друга перебьют, а империя получит свою выгоду!

– Господа, что вы все о войне да о войне, не лучше ли отдохнуть, поразвлечься? – раздался приятный низкий голос. В зал вплыла хозяйка, госпожа Ланасса собственной персоной – статная дама в зеленом платье с узором по подолу в виде веток сосны и уложенными в узел медно-каштановыми волосами. Их она, разумеется, красила, но в целом пудрой, помадой и белилами отнюдь не злоупотребляла, не то что многие особы ее сословия и возраста. И пользовалась для украшения лица отнюдь не толченым углем, сажей или мукой – косметику она вывезла из столичных городов, и прикасаться к ней Дуче и Нунне было запрещено, равно как к ароматическим притираниям с запахом корицы.

– А вы все хорошеете, госпожа, – не преминул ввернуть Варинхарий.

– А вы, сударь, все такой же льстец, как всегда. – Хозяйка жестом приказала слугам зажечь светильники, после чего Дуча и Бохру скрылись – побежали наводить красоту на вечер, а у столов их сменила Нунна, уже успевшая прихорошиться.

Она была небольшого роста, с фигурой, которую она предпочитала считать изящной, а Дуча именовала «доска, а на ней два соска». Волосы у нее были каштановые, но не рыжеватые, как у хозяйки, а почти черные, и она тщательно завивала их в локоны. К выходу Нунна обрядилась в платье из набивной ткани в красно-белую клетку. И теперь семенила вокруг столов, поджимая губки, дабы выглядеть утонченно.

– Довольны ли вы угощением, добрые господа мои? – обратилась Ланасса ко всем присутствующим. – Если нет, то наш повар – мастер делать отличные омлеты. Свежей рыбы, к сожалению, предложить не могу, сами знаете, мы далеко от рек, поблизости только ручей, так что есть только вяленая. А если господа пожелают, мы можем забить кабанчика, которого откармливаем к празднику Долгой Ночи.

– А хитра хозяйка! – расхохотался Шуас. – Мы завтра уедем, а половина кабанчика наверняка останется. И с завтрашних постояльцев она за жаркое сызнова плату возьмет. Уважаю!

– Да кто ж тебе сказал, батнийская твоя морда, что мы за вечер все не съедим? – возразил Варинхарий. – Меня эта утка жалобная так раззадорила – сам бы этого кабанчика всего сожрал, да что там, целого кабана! Ланасса, счастье мое, вот моя доля. – Он высыпал из кошелька горсть монет, серебряных, зато полновесных. – А омлет пусть слуги лопают!

– И то, – присоединился к нему димниец. – Когда еще от души откушаешь… Эрке, скотина ленивая, давай сюда мой кошель!

Названный Эрке, слуга и телохранитель Клиаха, жилистый белобрысый парень, довольно привлекательный, если бы его не портило бельмо на левом глазу, охотно исполнил приказ, выбравшись из-за стола, где он сидел рядом с оруженосцем и коренастым чернявым Саки – слугой интенданта. Несомненно, Эрке рассчитывал перехватить за ужином кое-что посущественней омлета и вяленой рыбы.

Гордиан молча кивнул, и Шуасу, оставшемуся среди гостей в одиночестве, ничего не оставалось, кроме как согласиться с остальными.

– Я немедля распоряжусь, чтоб Рох и Боболон зарезали и разделали кабанчика, – сказала Ланасса. – Но это требует времени, да и мясо сразу не зажарится. Не желают ли гости в ожидании жаркого послушать занимательные истории?

Слепой, то бишь подслеповатый сказитель, именем которого никто не интересовался, до того жавшийся у двери, почувствовал, что пришел его час, и выбрался на всеобщее обозрение. Выглядел он, как все подобные деятели – седой, с благооброазной бородой, голубые слезящиеся глаза полуприкрыты тяжелыми веками, полотняная одежда, обработанная солнцем и дождями, приобрела цвет пыли. Но голос у него был, хоть и дребезжащий, но звучный – с другим при его ремесле не прокормишься.

– Какую историю желают господа? – вопросил он. – Я знаю их много. Возвышенных и поучительных: о том, как боги сотворили мир и людей, о том, как по воле Разрушителя Лунные острова откололись от материка, о Сердце Мира, о…

– В жопу поучительные! – перебил его Варинхарий. – Это мы и в храмах на проповедях слышим.

– Но я знаю также истории страшные, забавные и трогательные. Могу рассказать также о деяниях властителей дома Рароу, о преславных войнах Союзной империи…

– О войнах нашел кому рассказывать, – проворчал Гордиан.

Тем временем вернулись Дуча и Бохру. Последний подвел глаза сажей и взбил кудри. Дуча нацепила платье, в котором ее главное достоинство («вымя», как определяла его Нунна), выпирало сильнее всего. И оба несли подносы с кружками, что вызвало воодушевление у собравшихся.

Нунна решила, что пора идти в наступление.

– Расскажи трогательную, – жеманно просюсюкала она – как предполагалось, с городским выговором. – Про любовь и возвышенные чувства.

Шуас, которому нынче, видно, приспичило со всеми спорить, а уж с трактирной девкой – сами боги велели, брякнул:

– Кому нужна эта любовь! Давай, чтоб приключения были! И кровопролитиев побольше!

– А что, – протянул Варинхарий, – можно и про любовь. Приятно эдак под вечер про это самое послушать. Но чтоб приключения тоже были.