Я улыбнулся, вспоминая свой лабиринт. Зачем биться головой о стену, если через нее можно просто перелезть?.. Но смогу ли я преодолеть двухметровый забор в реальности? Я уже и на турнике, пожалуй, не смогу подтянуться.

Улыбка сошла с лица. Я уже не молод, не в форме, не в моем положении мечтать о молоденькой девочке, для которой все еще только начинается. Пора браться за ум и спускаться с небес на землю…

А может, мне нужно сбросить вес, поднять мышечный, а вместе с тем и жизненный тонус? Тридцать восемь лет – это далеко не предел. Отец говорит, в шестьдесят лет все только начинается… Отцу моему шестьдесят два, столько же, примерно, и дедушке Риты. Я на самом деле годился ей в отцы.

Спортивную индустрию в моем доме представлял только велотренажер со сломанным переключателем скоростей. Были еще маленькие гантельки, брошенные моей бывшей женой при отступлении. Это не святые мощи, слезные воспоминания они уже не навевали, и я спокойно мог пользоваться гантельками по их прямому назначению. Но этого мало – по килограмму в одну руку.

Я вспомнил о тренировочной площадке в шаговой доступности от своего дома. Там и турник, и силовые тренажеры, даже в теннис можно поиграть или мяч в баскетбольное кольцо забросить.

Из шкафа я достал спортивные шорты, футболку-стрейч. Оделся, встал перед зеркалом, расстроенно шмыгнул носом. То ли футболка мала, то ли жировая прослойка на животе увеличилась. Да и шорты как-то не очень смотрятся.

От своей затеи я не отказался. Надел рубашку, джинсы, кроссовкам предпочел туфли. Выгуливал человек собаку, занесло на спортивную площадку, походя взялся за снаряд – пусть все так и думают… Только вот собаки у меня нет. А мог бы завести. Вместо жены. И заботиться было бы о ком, и не скучно… Но не было собаки, как не было и потребности о ком-то заботиться. Неужели я эгоист, пропащая душа?..

Этот вопрос терзал меня все восемь этажей, пока спускался лифт. Во дворе я успокоился. Этому поспособствовал как свежий утренний ветерок, так и собачья кучка, в которую меня едва не занесло на повороте. Действительно, зачем заводить собаку, когда и без того все улицы в говне?

На том же тротуаре, на перекрестке двух дорог, я увидел рослого пожилого мужчину с массивной головой на сильной шее. Широкий лоб, крепкий нос, тяжелый подбородок, мышечный тонус лица еще вполне себе, но вся кожа в мелких морщинах, особенно вокруг глаз. Волосы жидкие, темные, посеребренные сединой, брови густые, черные, как у молодого. Взгляд спокойный, но цепкий, запоминающий.

Мужчина смотрел на меня пристально, оценивающе, почва под ногами стала вдруг зыбкой, чувство опоры не исчезло, но расшаталось. Вдруг это и есть тот самый дедушка, о котором говорила Рита? Ходит вокруг дома, ищет свою внучку, выслеживает, как охотник – дикую уточку.

А мужчину можно было принять за охотника. Прицельный взгляд, сильные руки, крепкие ноги; плечи, правда, опущены под тяжестью лет, но все равно смотрелся он внушительно, стоял уверенно. Ему бы рогатину в руки и медведя навстречу, и не испугается ведь, пойдет и убьет.

А меня он мог одолеть и вовсе без рогатины – обхватит своими ручищами, сожмет в железных объятиях, может, и насмерть раздавит. Я-то, конечно, буду сопротивляться, но хватит ли мне сил сладить с ним? Ответ на этот вопрос я, к счастью, не узнал. Могучий старик даже не стал останавливать меня, когда я проходил мимо. Не окликнул, взглядом не проводил, но настроение мне испортил.

Я обошел дом и вернулся к своему подъезду, подозрительный тип к этому времени успел исчезнуть. Возможно, он просто пошел за мной, стараясь не привлекать к себе внимания, как это свойственно бывалым охотникам. Я оглянулся, но увидел только пышноволосую женщину из соседнего подъезда, с которой однажды чуть не поругался из-за обоюдных претензий на парковочное место.

Эксперимент со спортивной площадкой я перенес на завтра. Поднялся к себе, заглянув по пути в почтовый ящик – вдруг там лежит письмо с пиратской черной меткой. Ничего такого я не обнаружил, но недоброе предчувствие вихрилось вокруг меня магнитным полем до самой квартиры, а на пороге вдруг навалилось всей своей тяжестью, пробуя на прочность мои нервы. Старик мог быть уже здесь, если он знал, куда идти. Рита открыла ему…

Но в доме я увидел только Риту. Она стояла посреди гостиной, на пути от арки к детской, и смотрела на меня пытливо, с подозрением. Она хотела знать, где я был, но молчала, предоставляя мне право читать ее по глазам.

– Ты одна? – спросил я.

Рита удивленно вскинула брови, повела взглядом влево, вправо. Как она может быть здесь с кем-то, если рядом никого нет? Но ее дедушка мог быть в детской, а Рита преграждала к ней путь. И она не подвинется, не позволит мне пройти, я почти уверен в этом. Не в настроении девочка, нет у нее желания любезничать со мной.

– Сколько твоему дедушке лет?

Рита кивнула. Много ему лет, но это не делает его менее опасным. Вот и весь ответ – на языке догадок. Вчера Рита умоляла меня со слезами на глазах, а сейчас и говорить не хочет, как будто я в чем-то перед ней провинился. Как будто она унижалась вчера, выпрашивая кров, а сейчас мстила мне за это.

Я косо глянул на Риту и направился к окну. Посмотрел вниз, окинул взглядом двор – подозрительного старика не было. Я почувствовал чье-то присутствие сзади, резко обернулся – передо мной стояла Рита. И смотрела куда-то вглубь меня, пытаясь проникнуть в душу, завладеть моими мыслями, подчинить их себе.

– Моему дедушке пятьдесят четыре года, – тихо сказала она. – Маме было семнадцать, когда я родилась. А мне уже восемнадцать. И у меня никто не родится… Но дедушка все равно будет стареть, и когда-нибудь он станет немощным. Когда-нибудь, но не сейчас… Ты можешь согнуть подкову?

– Никогда не пробовал.

– А он может. И раньше мог, и сейчас может.

– У тебя есть его фотография?

– У меня при себе ничего нет.

– А в интернете?

– В интернете нет меня. Мне там не место.

– Почему?

– Потому.

Рита неторопливо повернулась ко мне спиной. Футболка была плохо заправлена в спортивные брюки, задний край свисал хвостом, но что-то у меня не возникло желания поухаживать за девушкой. А ведь я был в нее влюблен… Или это самообман, который она сама же и разрушила своим поведением, подчеркнутым пренебрежением ко мне? А сколько недосказанности, двусмысленности, подозрений… Возможно, Рита – троянский конь, и она уже в моем замке, осталось только высадить десант и устроить мне ночь длинных ножей. Дедушка уже где-то рядом.

Рита исчезла, а я все провожал ее взглядом. Думал, переживал, терзался… Мог ли я выгнать ее? Вряд ли. Странная она девочка, непонятная, но, может, потому я и влюбился в нее. И это скорее всего вовсе не самообман. За дверь я мог выставить Риту только через свой труп. В своей же душе. Странная девочка, безумное наваждение, корнями вросшее в меня…

Я вспомнил про завтрак, заглянул в холодильник. Яйцо там, сливочное масло, колбаса на бутерброды, а чего мудрить? Вчера вечером я был в магазине, даже приготовил ужин – жаркое в горшочках, но Рита едва притронулась к нему. И о завтраке она не спрашивала, видимо, ей все равно.

Я приготовил яичницу, смастерил несколько горячих бутербродов, поставил чашку под лейку кофемашины, только тогда позвал Риту, но не услышал отклика. Что ж, если гора не идет к Магомету…

Рита сидела на диване за журнальным столиком и раскладывала пасьянс. Карты у меня были, новая колода лежала в шуфлядке гарнитурного шкафа, но я не разрешал Рите копаться в моих вещах. Значит, взяла без спросу, обычное дело в наших с ней отношениях.

– Завтракать давай, – сказал я.

Рита молчала и увлеченно, если не сказать завороженно, раскладывала карты. Это был какой-то странный пасьянс – шесть карт в два ряда по три, четыре валета, крестовые дама и король. Сверху эти карты покрывались другими, затем все складывалось в одну колоду – стопка за стопкой по часовой стрелке. Рита шесть раз сдвинула колоду, перемешивая карты, снова разложила их «рубашками» вверх.