И час спустя Коннор прижимается лбом к холодной кирпичной стене заброшенного дома. Прячет лицо под капюшоном чёрной толстовки, когда знакомый силуэт выходит из бара и на мгновение замирает у порога, выдыхая горький сигаретный дым в промозглую сырость и сизый туман. Андроид не шевелится, когда воспоминания пронизывают сознание, заставляя судорожно вдохнуть и зажмуриться. Имитация человеческого дыхания становится частью девиации, а всё ещё бесконтрольно появляющиеся эмоции ломают привычный поведенческий код, оставляя после себя состояние потерянности и одиночества. Хэнк наверняка бы сказал, что всё это в порядке вещей и что к этому нужно привыкнуть.
Но к подобному нельзя привыкнуть, когда даже навороченная социальная адаптация посылает к чёрту всю логику, на которой была основана первичная система поведения. Логика не поможет там, где балом правят хаотично возникающие, наслаивающиеся друг на друга, противоречивые эмоции. Но Коннор, провожающий взглядом удаляющуюся фигуру Андерсона, всё же искренне рад, что с напарником всё в относительном порядке.
Андроид сливается с тенями, незаметно следуя за мужчиной по переулкам, в которых не горят уличные фонари. Внутри него что-то ломается, когда двое неизвестных переграждают дорогу Андерсону, не позволяя пройти дальше.
— Валите отсюда, парни, — хриплый, полупьяный голос Хэнка едва слышен сквозь шум льющегося с неба дождя. — У меня с собой даже ключей от машины нет. А деньги я все пропил. Так что пошли нахрен… или в жопу. Мне посрать, куда именно.
Коннор видит, как один из парней вскидывает руку, а затем бьёт кулаком по лицу и в грудь Андерсона, заставляя Хэнка пошатнуться и опереться ладонями о деревянный забор чужого дома, по двору которого мгновенно разносится хриплый собачий лай. Коннор стискивает зубы, а двое неизвестных срываются с места, исчезая в переулке. Хэнк готов поклясться, что уже несколько минут ощущает на себе чей-то тяжёлый взгляд, но звёзды перед глазами и сбитое дыхание позволяют увидеть лишь размытый силуэт, исчезнувший в том же направлении, где скрылись двое нападавших.
Коннор тенью следует за двумя неизвестными, и ярость в нём накатывает волнами, когда эмоции сменяют одна другую, а на руках остаются разводы тёмно-алой, почти чёрной крови. Он бездумно смотрит на стекающие меж пальцами капли дождя, позволяя им смыть с синтетической кожи чужую жизнь, всё ещё струящуюся по венам грязно-синего цвета. Избитые до полусмерти парни, посмевшие поднять руку на Андерсона, валяются у его ног в скрюченных позах, судорожно прижимая колени к груди, чтобы в следующее мгновение задохнуться стонами боли и глухих рыданий.
Коннор смотрит, не моргая. Ловит себя на мысли, что хочет разделить эту боль с ними, хочет ощутить, каково это — чувствовать агонию, которая разливается по телу, концентрируясь в сломанной руке или ноге. Коннор читал сухие описания из медицинских статей, но никогда не ощущал настоящей физической боли. Она смогла бы заглушить агонию эмоциональную? Смогла бы излечить, избавив от девиации, к которой он не был готов и которая сломала его?
Страх гонит прочь, и он бежит от Хэнка и самого себя, теряется во тьме ночных улиц, чтобы однажды понять — ноги сами привели его к дому лейтенанта Андерсона, в окнах которого видны отблески работающего телевизора. Дождь заливает землю, тяжёлыми каплями, бьёт по капюшону кожаной куртки, стекая с плеч, оседая на синтетической коже лица. Механические голоса андроидов со свалки врываются в мысли, заставляя зажмуриться и тяжело выдохнуть, прислонившись лбом о деревянную поверхность входной двери.
Коннор накрывает ладонью кнопку звонка, не решаясь уведомить о своём присутствии. Его наверняка уже вычеркнули из жизни и памяти, заменив более продвинутой, совершенной моделью, которая не поддаётся человеческим эмоциям и сомнениям. Механическое сердце работает на износ, а ладонь сползает с дверного звонка. Коннор сходит со ступенек, когда в доме разносится собачий лай и слышатся торопливые шаги, а дверь за его спиной мгновенно распахивается. Хэнк замирает на пороге, вскинув револьвер.
— Замри, мать твою! Какого чёрта ты забыл у моего дома? — мужчина щурится, впиваясь гневным взглядом в спину неизвестного. — Я уже в сраный сотый раз сказал вам, что ублюдочного Коннора, то есть, простите, новейшую и идеальную модель RK-900, пристрелил не я. В моём отчёте всё подробно изложено. Так что свалите с моей территории, пока я вам голову не отстрелил!
Хэнк тяжело выдыхает, когда человек поворачивается к нему всем корпусом, но несколько долгих секунд смотрит себе под ноги, чтобы в десятый удар механического сердца поднять на него пронзительный взгляд, пробирающий до самых костей. Андерсон моргает и жмурится, а затем вновь смотрит прямо в лицо призрака, несколько месяцев назад отправившегося в Киберлайф, но так и не вернувшегося назад.
— Коннор? — Хэнк удивлённо таращится, всё ещё не веря своим глазам. Но андроид кривит губы в едва заметной горькой улыбке и кивает, неотрывно смотря напарнику прямо в глаза. — Боже, парень, что с тобой стало. Нет, стой!
Коннор, готовый вот-вот сорваться с места, замирает и не шевелится. Он не в состоянии это сделать, когда внутри всё окончательно ломается, стоит только Андерсону сократить расстояние в несколько метров и заглянуть ему прямо в глаза. Коннор вжимает голову в плечи, когда мужчина слишком резко вскидывает руку, намереваясь содрать с головы бывшего напарника капюшон. Хэнк так и застывает с поднятой рукой, когда сердце в груди сжимается от понимания и жалости. Коннор испугался, восприняв его жест как попытку проявления агрессии.
— Что они сделали с тобой, — сипло бросает Хэнк, всё же аккуратно и медленно стягивая с головы андроида капюшон, проверяя правый висок на наличие диода, которого и нет вовсе. — Вот ведь сраные ублюдки.
Хэнк успокаивающе сжимает плечо Коннора, заглядывает в глаза, различая в некогда тёплом взгляде карих глаз одну лишь удушливую боль и растерянность. Концентрацию всевозможных эмоций, контролировать которые андроид, наверняка, не в состоянии. Словно оголённый нерв, прикосновение к которому отзывается по всему телу ослепляющей агонией. И Хэнку кажется, что сердце его рвётся на части, когда Коннор рывком подаётся вперёд и обнимает его, пряча лицо на плече. Тело парня сотрясается спазмами, а на ткани футболки старого копа оседают не капли дождя вовсе, въедаясь под кожу желанием взорвать к чертям всю башню Киберлайф. Всех тех, кто мнит себя богами, создавая, а затем отправляя на убой собственные творения.
— Всё в порядке, сынок, — Хэнк мягко и успокаивающе хлопает ладонью по спине Коннора, едва не задыхаясь от железной хватки бывшего напарника. Наверняка он и сам не знал, что способен плакать по-настоящему, потому и испугался того, с чем столкнулся впервые. — Ты дома. Идём, — Коннор делает шаг назад и отводит взгляд, кивая. — Сумо будет рад тебя видеть.
Хэнк заходит в дом и не сдерживает грустной улыбки, когда Коннор закрывает за собой дверь, а радостный лай Сумо разносится по дому, стоит только андроиду шагнуть в комнату. Андерсон прислоняется плечом к стене, молча наблюдая за тем, как пластиковый парень опускается на колени и обнимает пса за шею, запуская пальцы в рыжую шерсть. Хэнк отходит на кухню, позволяя парню осознать то, что бежать уже не нужно. Холодный кофе горечью оседает на языке, а через несколько минут Коннор садится напротив, но в глаза напарника не смотрит, уткнувшись взглядом в собственные руки.
— Не хочешь рассказать, что с тобой было? — интересуется Хэнк, но Коннор отрицательно качает головой, а затем сводит брови у переносицы, когда воспоминания мгновенно пробегают перед глазами. — Хотя, примерную картинку произошедшего я и сам давно уже составил.
— Простите, что подвёл вас, — голос парня ломается, словно сухая ветка. — Я не захотел найти Иерихон, и мою программу взломали, заставив вернуться в Киберлайф. Вы ведь говорили, что так будет лучше для всех. И я не смог поступить иначе.
— В этом нет твоей вины, — Хэнк не знает, что ещё сказать и как успокоить потерявшегося в самом себе андроида, который слишком разительно отличается от себя прежнего. Ублюдки из Киберлайф постарались на славу. — Но знаю наверняка, что сейчас не время для подобных разговоров. Тебе нужно переодеться и прийти в себя, а поговорить мы всегда успеем.
