Надо отметить, что информационно-разведывательная подготовка к продвижению по каспийскому вектору была начата правительством Петра I задолго до начала собственно Каспийского похода 1721 г. Уже в 1700 г. из Астрахани морским путём был направлен в Баку флотский офицер Меер, однако сефевидская администрация, справедливо рассматривавшая Меера в первую очередь как разведчика, отказалась впустить его в город[11]. В 1716 г. в Сефевидское государство было отправлено посольство во главе с подполковником А. П. Волынским. Судя по всему, именно основываясь на результатах этого посольства, Пётр I с середины 1710-х годов, с одной стороны, начинает всё более детально обдумывать «Шамахинскую экспедицию», а с другой стороны – придавать вопросам торговли шемаханским шёлком куда большее значение, чем планам торговли с Индией[12]. Что ж, надо признать, тому были причины. Скажем, в дневнике Волынского, в записях, сделанных во время посольства в Иран, указывалось, что «одних только лишь пошлин с продажи шелка собирается почти по 1.000.000 руб. и эта сумма составляла 1/6 годового дохода шахской казны»[13]. В свете таких сведений становится понятным всё возрастающий интерес Петра I к торговле шёлком.
Надо отметить, что в «шёлковом» вопросе столкнулись интересы сразу трёх акторов. Разумеется, российское правительство было заинтересовано в активизации вывоза ширванского шёлка в Россию, поэтому настаивало на открытии в столице Ширвана – Шемахе – российского консульства. Правительство сефевидского Ирана, в свою очередь, стремилось переключить основные торговые потоки на свою столицу – Исфаган, поэтому настаивало на открытии русского консульства именно там. Наконец, Османская Турция была заинтересована в сохранении сложившегося порядка вещей, при котором львиная доля ширванского шёлка вывозилась через Смирну и Алеппо, поэтому турецкие эмиссары требовали от Исфагана, чтобы русским вообще было запрещено мореплавание по Каспию[14]. Так или иначе, но Волынскому удалось найти компромиссное решение, устраивавшее и Петербург, и Исфаган – основное консульство России открывалось в Исфагане, а в Шемахе открывалось вице-консульство[15]. В 1720 г. в Шемаху действительно был назначен вице-консул А. Баскаков, однако прибыть в Ширван он не успел. Рост налогов и гонения на мусульман-суннитов, проводимые сефевидским правительством, привели к резкому росту социальной напряжённости в Ширване, и в 1721 г. регион охватило восстание во главе с Хаджи-Даудом. Достаточно быстро новый лидер придал стихийным и неорганизованным выступлениям целенаправленный характер и сформировал новую политическую доктрину, суть которой сводилась к «свержению иноземной власти и избавлению правоверных суннитов от тирании исказителей и врагов ислама – шиитов[16]». Восстание охватило как Дагестан, так и Ширван. Вскоре повстанцы заняли и Шемаху[17], причём после того как 7 августа 1721 г. вожаки восстания Сурхай-хан и Хаджи-Дауд приказали перебить русских купцов, торговавших в Шемахе, и конфисковать принадлежащее им имущество[18], стало очевидно, что руководители повстанцев ориентируются скорее на Турцию, чем на Россию. Волынский, вернувшийся из Персии, характеризовал Сефевидский Иран как очень слабое государство, не способное оказать сопротивление в случае войны с обученной по-европейски армией[19]. С другой стороны, существовала вероятность того, что, воспользовавшись восстанием Хаджи-Дауда, Турция попытается распространить своё влияние на Ширван вооружённой силой[20]. Видимо, именно эти донесения Волынского, а также вести о ширванском мятеже, и подвигли Петра I сразу после окончания Северной войны попытаться закрепиться в Ширване и Гиляне вооружённым путём[21].
Впрочем, судя по всему, возможность силового решения постоянно учитывалась в Петербурге. И Волынский и Баскаков получили инструкции, предусматривавшие в том числе и сбор разведывательной информации, а в 1719-1720 гг. морская экспедиция под командованием капитан-лейтенанта фон Вейдена обследовала побережье Каспия от Дербента до устья Куры, что также может быть отнесено к гидрографической подготовке Каспийского похода 1721 г.
Подводя итог, можно признать, что причиной Каспийского похода Петра I стал целый комплекс факторов, включавший в себя заинтересованность в налаживании торговых контактов с Ираном и Индией, опасение османской экспансии в Закавказье и стремление обеспечить торговлю ширванским шёлком, причём постепенно именно последняя причина вышла на первый план.
Подготовка к походу была весьма разноплановой. Как уже говорилось выше, для гидрографического обеспечения операции было осуществлено несколько географических экспедиций. Так как возможность военного противостояния не только с сефевидским Ираном, но и с Османской Турцией рассматривалась как вполне вероятный вариант, заранее были налажены дипломатические контакты как с картлийским царём Вахтангом VI, так и с армянским каталикосом Аствацатуром I. Наконец, специально для Каспийского похода было сформировано 20 отдельных батальонов, насчитывавших в своём составе около 22 тыс. человек[22].
Поход начался 18 июля 1722 с того, что вышеупомянутые пехотные батальоны погрузились на суда транспортной флотилии (274 корабля, специально для этой задачи построенные в Казани) и, выйдя в Каспийское море, двинулись вдоль западного побережья. Кавалерийская часть армии, выделенная для осуществления Каспийского похода (7 драгунских полков суммарной численностью в 9 тыс. чел., а также калмыцкая и татарская иррегулярная конница), двинулась в Дагестан по берегу. 27 июля пехота высадилась на берег несколько южнее устья реки Сулак и после соединения с подошедшими конными частями двинулась на юг. Часть горской знати Дагестана выступила на стороне России, однако отдельные горные владетели пытались отстоять свою независимость[23]. Впрочем, существенно российское наступление эти инциденты не задержали, и уже 23 августа армия Петра I вошла в Дербент, ещё до этого занятый союзным России кумыкским шамхалом Адиль-Гиреем. Надо отметить, что большинство населения Дагестана в целом приветствовало переход края под российский суверенитет. Посетивший в те годы Дагестан польский миссионер И. Т. Крусинский (а польского миссионера крайне сложно заподозрить в пророссийской позиции) писал: «Население, живущее около Каспийского моря, ни о чем так не молится, как о том, чтобы московиты как можно скорее пришли и освободили его от ига персидской монархии»[24]. Впрочем, придворный историограф Надир-шаха Мирза Мехдихан объясняет пророссийскую настроенность широких слоёв дагестанского населения несколько по-иному: «когда… падишах русских Петр прибыл в Дербент, то народ тамошний, опасаясь владычества турок как непримиримых врагов, без разрешения шаха явился к нему с покорностью»[25]. Впрочем, как видим, оба современника сходятся в одном – приход русских войск большинством населения Дагестана был воспринят с облегчением.
Однако дальнейшие планы смешала погода. В конце августа в ходе сильного шторма погибла большая часть транспортной флотилии, которая должна была обеспечить бесперебойный подвоз продовольствия для продолжения наступления на юг. В этой ситуации Пётр I решил кампанию 1722 г. завершить, оставив в Дербенте сильный гарнизон, а основные силы армии отвести на север[26]. Тем не менее в ноябре на южном побережье Каспия, в иранской провинции Гилян был высажен десант в составе пяти рот под командованием полковника Шипова, которому удалось занять Решт.
