Не показываясь бабушке на глаза, Люська дождалась, пока та уйдет, и только тогда спустилась. Она обвела взглядом комнату, мебель, стены, часы, посмотрела на потолок, оглянулась на лестницу, вздохнула, пожала плечами. Не было ничего, ну совершенно ничего, что намекало бы на скрытые таинства, мистику. Ничто не напоминало о чудесах и странностях, увиденных ею ночью и сегодняшним утром.
– Права, Марья Ивановна, – сказала Люська, громко, обращаясь сразу и к мощному шкафу, и к часам, и к скрипучей лестнице. – У меня слишком богатое воображение. Завтра заберусь на чердак, войду в студию, разложу картины и спокойно их рассмотрю.
За ужином Люська стала расспрашивать бабушку о бывших хозяевах старого дома. Бабушка могла сказать немногое. Дом пустовал лет 10, а то и больше, пока ее сын, отец Люськи, не купил участок. Кажется, здесь жили какие-то давние знакомые прежних хозяев, которые и дали адрес наследника, троюродного племянника. А кто были самые первые хозяева, и где сейчас этот племянник, она не знает, и ей это не интересно, и не нужно.
– А тебе-то зачем он понадобился? – подозрительно спросила бабушка.
– Он мне тоже совсем не нужен, – не моргнув глазом, соврала Люська.
– Ты чего, опять туда ночевать пойдешь? Ой, скорей бы родители приезжали, что-то ты задумала, чую, – вздыхала бабушка, убирая со стола и позевывая. – Да, Люська, вот что. Завтра меня сосед может захватить в питомник. Одна останешься до вечера. Куплю я все-таки розы, посажу вместо дикого винограда вдоль всего дома и террасы. А виноград вырублю, растет как сорняк, спасу нет от него. Видела, старый дом обвил весь, как плющ, крышу сдвинет того гляди, да и дом за собой потащит, обвалится. Сносить, сносить его надо, – решительно закончила бабушка, включила телик и приготовилась смотреть любимые теледебаты о политике и экономике.
Люська вышла в сад, стояла, раздумывая, остаться ли ей спать здесь или идти в старый дом. С крыльца новенького, веселого, ярко освещенного дома, где она стояла, причудливый силуэт странного особняка напротив казался еще более таинственным и угрожающим. Люська тряхнула головой и сказала, обращаясь в темноту: «Не испугаешь. Сейчас приду. Я никого не боюсь. Волшебства кончились, их вообще не бывает… К сожалению». Она собрала еду, взяла термос и, уже не раздумывая, двинулась по тропинке к своему ночлегу в старом доме.
Слабый свет еще не поднявшейся луны, выделял из темноты громадный силуэт дома, перекошенный и неуклюжий. Действительно, как и говорила бабушка, в стены дома вросли стволы дикого винограда. Длинные, запутавшиеся между собой «усы», тянулись до крыши, уходили на нее, разрастались, проникали внутрь дома, покрывали наружные стены толстым, в несколько рядов, покровом огромных резных листьев.
Люська резко распахнула дверь, включила лампу на прикроватном столике и стала устраиваться на ночлег. Она легла, натянула одеяло и повернулась к напольным часам, следя за стрелками. Она так пристально всматривалась в неподвижные стрелки, что глаза заслезились, а весь циферблат стал расплываться. Она терла глаза, потому что ей стало казаться, что стрелки бешено завертелись, ускоряя обороты. Остановившись на мгновение на цифре 12, проскакивали ее и мчались дальше по кругу.
«Вот она, особенность нашего человеческого зрения, способность к зрительным иллюзиям, – вспомнила Люська рассказ ученого – оптика в одной из недавних передач. – Проверим». Преодолевая страх, она встала, подошла совсем близко к часам, села на полосатый коврик и стала пристально, стараясь не моргать, смотреть на зеленоватый выпуклый циферблат. Но стрелки не двигались. Зато неожиданно громко, заставив ее вздрогнуть, часы начали отбивать двенадцать раз. Она сидела на полу, не шелохнувшись, а через минуту почувствовала, что за спиной, там, где лестница спускалась с чердака, послышались шаги. Она медленно оглянулась.
…И снова увидела знакомое действо, процессию людей и зверей. Опять сверху вниз, не придерживаясь за перила, не глядя на узкие шаткие ступеньки и не боясь упасть, спускались люди в старинных одеждах, дети в карнавальных костюмах, прыгали кошки и собаки, летали бабочки и стрекозы, сползла змея, скатился белый заяц. Но было и нечто новое. На этот раз сверху сыпались еще и цветы, листья клена, ягоды рябины, веточки жасмина, пушистой сирени и розового шиповника. Комната наполнилась прекрасными ароматами. В перерывах между громким боем часов откуда-то послышалась тихая нежная мелодия. Странные персонажи грустного бала надвигались прямо на нее, Люську. Она осторожно стала перемещаться вправо, влево, вперед, назад, опасаясь, что на нее сейчас кто-нибудь наступит. Но этого не происходило! И тогда у нее возникла догадка, что она для всех остается незамеченной, никто даже не чувствует ее присутствия. Чтобы убедиться в этом, она нарочно подставила ладонь на пути маленькой девочки играющей в салки с таким же карапузом в матроске. Оба они пробежали, не споткнувшись о преграду. Но самое удивительное, что и сама Люська, увидев, что девочка наступила на ее босые ноги своей ножкой в розовой туфельке, никак не ощутила этого прикосновения. Осмелев, Люська поднялась и стала прохаживаться среди гостей, продолжая непроизвольно увертываться от танцующих пар. Ей было очень любопытно потрогать материю и кружева старинных платьев, разглядеть сверкающие украшения. Но рука как бы «проскакивала» сквозь кружева и шелк. Еще и еще раз Люська осторожно, готовая отдернуть руку, отбежать и даже выскочить наружу, дотрагивалась до пышных роскошных платьев дам, блестящих брошек и кулонов на шеях, цветов на шляпках… Но ее пальцы снова проходили насквозь вещей, в пустоту. И ни одна из дам тоже никак не выражали удивления или возмущения ее неделикатными приставаниями.
Тогда Люська бесстрашно встала посередине комнаты, подставив себя под надвигающуюся процессию. Прямо на нее шли и шли вальсирующие пары, одна за другой, сновали детишки, шмыгал кролик между ногами, извивалась змея, бабочки садились то на прически, то на шляпки барышень, стоящих в сторонке. Но никто, казалось, не замечал неудобств и помех, во всяком случае, никто никак не реагировал на происходящее. Эти странные бестелесные фигуры проходили спокойно друг через друга, двигались плавно и строго по кругу, однако, не выходя за его границы, как будто там была пропасть. Осмелев до некоторого нахальства, Люська приблизилась к этим бестелесным фигурам, намереваясь провести еще один эксперимент.
Но тут раздался предпоследний, одиннадцатый удар часов, что означало окончание бала. Гости стали прощаться друг с другом, и вся толпа направилась к лестнице. Люська быстро схватила фонарик, включила. Свет заметался по всем углам, полу, потолку, стенам и лестнице. Но нигде не было никого, не осталось никаких следов пребывания стольких «людей», ни единого лепестка цветов, случайно упавшей брошки, пряжки, платочка, – ничего. Правда, в последний момент, когда замирал звук двенадцатого удара, Люське все же показалось, что вверху на последней ступеньке мелькнул и пропал подол вечернего бархатного платья. Впрочем, вполне возможно, ей это привиделось, как и весь парад.
«Все это лишь метаморфозы твоего богатого воображения», – наверняка сделала бы вывод Виолетта Сергеевна, наш школьный психолог, расскажи я ей свои ночные видения, – подумала Люська – Может, она и права? – Нет, нет, здесь другое. Я уже поняла. Все, что было сейчас и в предыдущие ночи, есть лишь невероятная способность к зрительным иллюзиям, которым обладает человеческий глаз», – рассудительно сказала сама себе Люська и провалилась в глубокий сон.
Когда солнце ярко осветило комнату, оказалось, что Люська так и заснула на полу, свернувшись калачиком на деревенском цветастом коврике, без подушки и одеяла, и не в ночнушке, а в майке и джинсах.
Люська поднялась, стояла, вспоминая виденный сон, удивляясь, как она могла в темноте разглядеть хоть что-нибудь или кого – ни будь. Она подошла к часам, вглядывалась в цифры, снова попыталась открыть выпуклую стеклянную крышку. Бесполезно. А мертвые стрелки застыли ровно на цифре 12, и сколько бы она не вглядывалась, стараясь уловить малейшее движение, стрелки оставались на месте, притворяясь, что стоят так уже лет сто.
