О жизни А. Д. Сахарова в квартире на улице Чкалова имеется много воспоминаний людей, которые бывали здесь гораздо чаше, чем я. Мне приходилось позднее читать восторженные отзывы по поводу скромности и непритязательности Сахарова,
62
которого телефонные звонки будили часто уже в 6 часов утра, который подогревал огурцы и помидоры на крышке чайника. После ухода гостей Сахаров сам мыл или, вернее, перемывал всю посуду. Я также видел все это, но у меня подобные картины вызывали лишь сожаление. Сахаров просто нуждался в нормальном горячем ужине и не мог есть из грязных тарелок. Елена Георгиевна Боннэр имела много достоинств как подруга и соратница Сахарова, но ее трудно было назвать спокойной и мягкой женщиной, внимательной женой и хорошей хозяйкой. Даже ее дочь Татьяна иногда при гостях разговаривала с академиком с раздражением, а то и с грубостью. Е. Г. Боннэр принимала живое участие во всех моих разговорах с Сахаровым, причем была обычно более активна, чем он сам, не останавливаясь и перед весьма резкими выражениями. В этих случаях Сахаров лишь нежно уговаривал свою жену: "Успокойся, успокойся". Елена Георгиевна крайне неприязненно говорила о Валерии Чалидзе, и здесь присутствовала явная ревность. Комитет прав человека еще работал, а Сахаров был просто очень привязан к Валерию, который в новый дом академика на улице Чкалова не приезжал. Это привело вскоре к публичному конфликту, о котором А. Д. позднее очень сожалел. В конце 1972 года А. Д. Сахаров вместе с женой дважды приезжал ко мне на квартиру, чтобы познакомить меня с тем или иным документом, например, с обращением к Верховному Совету СССР об отмене в стране смертной казни. Я никогда не отказывался поставить под таким документом и свою подпись. Однако прежних длительных и доверительных бесед с А. Д. у меня уже не было.
Разногласия
Мои и Сахарова взгляды не совпадали по многим вопросам и в 1968 году, но это не мешало нашим добрым отношениям. Но в 1973 году наши разногласия усилились и обострились. Именно в 1973 году диссидентское движение стало раскалываться, и этому было несколько причин. Проблема борьбы против реабилитации Сталина отошла в это время на второй план, и даже общая борьба против политических репрессий и за свободу мнений не могла объединить диссидентов. Многих деморализовала капитуляция Петра Якира и Виктора Красина, которые немало лет являлись центром притяжения для большой группы диссидентов. Позор
63
ное поведение Якира и Красина на судебном процессе над ними и на специально собранной пресс-конференции привело даже к самоубийству одного из активных правозащитников - Ильи Габая. Много проблем появилось в наших рядах в связи с возросшими возможностями эмиграции. Это было время разрядки, однако некоторые послабления в сфере эмиграции сопровождались усилением давления и репрессий против многих диссидентских групп. Особенно мощная пропагандистская кампания велась в 1973 году против Сахарова и Солженицына. Эта кампания сопровождалась мелочным, но болезненным давлением на семьи Сахарова и Солженицына. В сложившихся условиях высказывания и заявления Сахарова становились все более и более радикальными, и он обращался теперь не к руководителям СССР и КПСС, а к Конгрессу и Президенту США. При этом на первый план Сахаров выдвигал право на эмиграцию, считая право покинуть свою страну самым главным демократическим правом ее граждан. Против такого рода акцентов в борьбе за демократизацию возражал не только Солженицын. Неожиданный отклик в среде диссидентов получил и военный переворот в Чили, в результате которого часть коммунис-тов и социалистов в этой стране были физически уничтожены, а к власти пришел Аугусто Пиночет. Некоторые из наиболее радикально настроенных правозащитников-западников говорили между собой, что только так, как в Чили, и надо поступать с коммунистами. А. Сахаров не испытывал симпатий к Пиночету, но после ареста в Чили Нобелевского лауреата поэта и коммуниста Пабло Неруда Сахаров вместе с несколькими другими диссидентами направил Пиночету телеграмму, текст которой я считал ошибочным. В телеграмме была фраза о том, что расправа над Пабло Неруда неизбежно бросит тень на "объявленную Вами (т. е. Пиночетом) эпоху возрождения и консолидации Чили". Вырванная из контекста, эта фраза создавала впечатление симпатий к пиночетовскому режиму. В советской печати эта телеграмма спровоцировала резкую кампанию против А. Д. Сахарова и других диссидентов.
Разногласия среди диссидентов широко освещались в западной прессе. Осенью 1973 года немецкая социал-демократическая газета "Цайт" обратилась ко мне с просьбой - изложить мое мнение на эту полемику. Статья "Демократизация и разрядка" была опубликована, кажется, в октябре в "Шит", но затем переводилась и перепечатывалась и в других западных странах. В этой статье я критиковал как некоторые высказывания Солже
64
ницына, так и некоторые высказывания Сахарова, но очень осторожно и корректно, так как против них велась кампания в советской печати, которую я осуждал. Перед тем как отправить свою статью в немецкую газету, я дал прочитать ее текст А. Д. Сахарову. Никаких возражений моя критика у него не вызвала. Однако после того как статья была опубликована и стала широко комментироваться, отношение Сахарова и особенно Е. Г. Боннэр к этой статье неожиданно переменилось, о чем я получил уведомление от общих друзей. Валерий Чалидзе в это время уже был в эмиграции и наиболее активным "советчиком" А. Д. стал писатель Владимир Максимов, взгляды которого несколько раз менялись, но были всегда крайне радикальными. Из кружка Максимова вышло тогда и Открытое письмо "братьям Медведевым", кончавшееся вопросами - "на кого вы работаете?" и "с кем вы?" - вполне в духе советской пропаганды. А. Д. Сахарову такой стиль мышления был чужд, но его убедили поставить свою подпись. Ни я, ни Жорес не стали, конечно, отвечать на это письмо, но мои встречи и беседы с А. Д. Сахаровым с ноября 1973 года прекратились. В своих "Воспоминаниях" А. Д. Сахаров также писал об этом, применяя какую-то странную и, на мой взгляд, не совсем мужскую лексику. "Спасая Жореса, я показал верность диссидентской солидарности. Однако позднее и личные, и идейные отношения с братьями Медведевыми стали неприязненными. Они мне определенно разонравились"10.
В середине и в конце 70-х годов мне приходилось не раз писать о положении в СССР и о полемике среди диссидентов. В 1980 году на Западе была издана моя книга "О советских диссидентах" (Диалоги с П. Остелино), она появилась в свет на итальянском, английском, французском и японском языках. В этой книге я воздавал должное А. Д. Сахарову, но не скрывал и своих с ним разногласий. Я встречался с Сахаровым только случайно, дело ограничивалось лишь вежливыми поклонами. В 1980-1986 годах А. Д. Сахаров находился в ссылке в г. Горьком. Его положение, его письма, его голодовки были в эти годы предметом разговоров и споров в сильно поредевших кружках московских диссидентов. Я узнавал о делах и положении Сахарова главным образом от писателя Георгия Владимова, который поддерживал дружеские связи с Е. Г. Боннэр.
Я снова увидел А. Д. Сахарова только в конце мая 1989 года на Первом Съезде Народных депутатов СССР, а также на первых заседаниях Межрегиональной депутатской группы (МДГ), на
65
которые меня приглашал Гавриил Попов. Политические и идеологические процессы в Советском Союзе еще с весны 1989 года начали выходить из-под какого-либо контроля и развивались почти стихийно. Это вызывало тревогу, и предложения и призывы А. Д. Сахарова - передать всю власть в стране из рук КПСС в руки Советов - казались мне чрезмерно радикальными. Ни Съезд Народных депутатов, ни Верховный Совет СССР не были приспособлены к отправлению высшей власти в стране; даже как органы законодательной власти они еще были крайне несовершенны. Дискуссии, которые происходили летом и осенью 1989 года на официальных заседаниях Съезда и Верховного Совета, были очень острыми. Не менее острыми были и дискуссии на собраниях МДГ. А. Д. Сахаров фактически возглавил в эти месяцы оппозицию Политбюро ЦК КПСС и М. С. Горбачеву, и нагрузка, которую А. Д. принял на себя, оказалась слишком большой. Сахаров очень заботился о диссидентах из своего окружения и о своей второй семье, но о нем самом мало кто заботился. А. Д. Сахаров умер поздно вечером 14 декабря 1989 года от инфаркта после одного из самых утомительных заседаний МДГ. Безусловным лидером как парламентской, так и непарламентской оппозиции стал после смерти Сахарова Борис Николаевич Ельцин.
