Он посмотрел на щит у своих ног и сказал единственное, что пришло ему в голову:

– Я решил, что ты привидение.

Она склонила голову.

– Ты пьян?

– Не знаю.

Она моргнула.

– Ты пил?

– Да.

– Мне кажется, ты пьян.

– Возможно.

– Почему?

– Потому что сейчас Рождество.

После этих слов, произнесённых под влиянием виски, они оба застыли. Эбен хотел отвести взгляд, но не мог. Вместо этого он наблюдал, как её тёмные брови приподнялись, а полные губы слегка приоткрылись в беззвучном «о», словно она поняла, что означают эти слова.

В комнате вдруг потеплело, и Эбен поспешил скрыть правду.

– А у меня должна быть причина? Это мой дом. Сейчас глухая ночь. Я думал, что нахожусь один. Тебе повезло, что я не застал тебя в музыкальной комнате.

– А иначе? Ты напал бы на меня с гобоем?

– У меня нет гобоя, но вот смычок от скрипки может причинить увечья.

Она долго смотрела на него, и он мог поклясться, что Джек перебирала воспоминания в голове. Но затем на её лице вспыхнула беззаботная улыбка.

– Повторюсь, Эбен, если ты не хотел, чтобы тебя посетили незваные гости, надо было запереть дверь.

– Ты единственная, кто знает о существовании той двери.

– Тогда я посчитаю, что это было приглашение, адресованное лично мне. – Когда он нахмурился, она добавила: – Почему-то, кажется, что пьянствовать в одиночку в своём собственном доме, ещё хуже.

– Хуже, чем что?

– Хуже, чем напиваться с кем-то вместе.

Она опасалась застать его с кем-то ещё? Нет. Он плохо ладил с людьми. Не потому ли Джек его и бросила?

– Предлагаешь свою компанию?

Конечно же, нет. Он был лишён её компании двенадцать лет. Он слишком часто от неё отказывался в прошлом, и Джек оказалась достаточно горда и сильна, чтобы уйти.

Ничего из этого она ему не сказала, лишь слегка улыбнулась и задумчиво проговорила:

– У нас всегда получалось лучше дружить по ночам, согласен?

Эти слова вызвали поток нежелательных воспоминаний, но прежде чем он успел решить закончить разговор, она сменила тему, отчего ему стало ещё хуже.

– Молоко остынет.

– Откуда ты знала, что у меня есть шоколад?

На её губах снова заиграла нежная улыбка.

– У тебя всегда есть шоколад, Эб.

Возможно, из-за уменьшительного имени, которым его никто, кроме неё, никогда не называл. Или, вероятно, потому что она вспомнила, как сильно он любил шоколад. Или из-за улыбки, ради которой Эбен всегда был готов на всё. А может, виной всему оказался алкоголь. Какой бы не была причина, Олрид мгновенно направился к ближайшей полке, чтобы взять маленький фарфоровый горшочек, а вернувшись, толкнул склянку вдоль поверхности стола в сторону Джек.

Она поставила кастрюлю на стол и, открыв горшочек, заглянула внутрь.

– Это... – она принюхалась, потом подняла глаза на Эбена. – Что это?

– Шоколадный порошок. Производят в Амстердаме. Он подслащенный и его легче мешать.

Она улыбнулась, в её глазах появилось нечто такое, что напомнило о былом.

– Ты всегда любил чересчур сладкий шоколад.

При этих словах Олрид нахмурился. Будто они с Джек старые друзья. А разве, нет? Он отбросил эту мысль.

– Нет, не любил.

Джек проигнорировала его замечание, зачерпнув ложкой порошок. Она бросила его в кастрюлю, немного помешав, а вытащив ложечку из смеси, прикоснулась к ней языком. Потом закрыла глаза и выдохнула:

– Восхитительно.

Отчаянно пытаясь не обращать внимание на Джек и избегать воспоминаний и надежд связанных с ней, Олрид резко втянул воздух и пошёл за чашками, а заодно и за жестяной банкой с печеньем, которое он планировал съесть вместо рождественского обеда. Поставив жестянку на стол, Эбен понял, что печенье продлит полуночный визит Джек. Чего ему желать не следовало.

Но он всегда желал её присутствия, и ему всегда было мало. В этом и заключалась проблема.

– Полагаю, нам всё же нет нужды в церемониях, – сказала она, пройдя мимо серебристой баночки, которую он принёс, и поднесла кастрюлю к чашкам.

Олрид кивнул в знак согласия, и Джек разлила шоколад по чашкам. От горячего напитка поднялся пар, обратив внимание Эбена на лиф её платья, на полные груди и золотой медальон, который покоился между ними, словно так и должно быть.

Она не носила этот медальон, когда они были моложе.

Проигнорировав эту мысль, он потянулся за чашкой. Джек отставила кастрюлю в сторону и, усевшись за стол, открыла банку с печеньем.

– Ууу, – сказала она, – я соскучилась по песочному печенью.

Его брови приподнялись.

– Неужели по печенью можно скучать?

– Ну, конечно, можно, – ответила она с полным ртом. – Оно восхитительно.

Заметив её энтузиазм, он поднёс чашку ко рту, пряча улыбку. Олрид чуть не забыл, что она не каждый день здесь находится. И это не их маленький ритуал.

– Всего лишь масло, сахар и мука.

Она выразительно взмахнула рукой.

– Вот именно.

Скорее всего, ей виднее. Он потянулся за печеньем.

– Где ты путешествовала, что там не оказалось песочного печенья?

Она проглотила печенье и сделала глоток шоколада, прежде чем ответить:

– Вообще-то, везде. Ну, везде, куда тётя Джейн хотела отправиться. Мы побывали во всех странах на континенте: во Франции, Испании, Италии, Греции. А затем во всех остальных: в Северной Африке. Турции. Персии. России.

Он знал обо всём об этом. Следил за её путешествиями. Джек покинула Лондон двенадцать лет назад в качестве компаньонки леди Джейн, баронессы Дентон, небезызвестной вдовы, которая когда-то считалась скандальной, а теперь эксцентричной, завсегдатаем светской хроники. Он просматривал колонки со сплетнями в газетах, выискивая новости о них, и когда ему пришлось начать вращаться в высшем обществе, Эбен прислушивался к разговорам только, когда упоминалось имя Джек.

Конечно, в этом он признаваться не собирался, а вместо этого сказал:

– Я никогда не бывал ни в одной из этих стран.

Она встретилась с ним глазами, её карие переполняли воспоминания о прошлом.

– Ты путешествовал по поместьям и учётным книгам.

Возможно, ему привиделось осуждение в её словах, но отвращение и стыд, которые он испытал были вполне настоящими. Олрид почувствовал необходимость защититься.

– Я несу ответственность за сотни людей.

– Я знаю.

– Так и случается, когда наследуешь герцогство. Ты несёшь ответственность. Наследуешь грехи прошлого. Ошибки. И ты должен остаться и разобраться со всеми проблемами. У тебя нет выбора, ты не можешь уехать путешествовать по миру. Не так сразу.

То, что начиналось как стремление оправдаться, закончилось острым желанием вывести Джек из себя. Чтобы напомнить ей о том, как она его бросила. О том, что он всё ещё живёт в том же самом доме, где жил, когда они познакомились, и это именно она уехала. Он хотел, чтобы она попалась на удочку.

Однако она не попалась. Вместо этого слегка улыбнулась и сказала:

– Существует не один способ посмотреть мир.

Он возненавидел эти слова, напоминающие о прошлом. О том, что она уехала, а он остался. Ей оказалось недостаточно Эбена. Разве не так? Джек хотела от него большего. Он работал, чтобы построить домашний очаг, возродить титул и предложить жизнь, достойную её, а этого всегда было недостаточно. И всё же, она вернулась и чувствовала себя весьма комфортно, несмотря на годы и прошлое.

Он ощущал себя безумно неуютно от того, что она проникала во все тайные уголки его души, которые он научился не замечать.

Прежде чем он успел высказать своё недовольство, она заговорила:

– В Египте делают что-то наподобие конфет из отваренных растений мальвы. На это уходит два дня. Они получаются пушистыми и белыми, и очень сладкими, можно подсластить ими шоколад. Думаю, тебе бы понравилось.

Наступило долгое молчание, в течение которого он не знал, что сказать. Он был наполовину пьян, прошло двенадцать лет, а она вернулась и посреди ночи рассуждала о конфетах.