Дверь упиралась в пластинку-стопор.

Вадим задвинул стопор и потянул за ручку — дверь шумно отъехала по направляющим. Путь в туалет был свободен.

Несколько минут ушло на то, чтобы разобраться с умывальным краном. При нажатии на шток из крана текла горячая вода. Вадим крутил одинаковые вентили (ни тебе синего, ни тебе красного), теребил шток, холодной так не допросился, но наконец в узкую чашу умывальника полилась едва теплая струя.

Он почистил зубы, умылся, затем намочил и намылил голову и пригоршнями стал сгонять с нее мыльную пену. Поколебавшись, напился из крана. На языке почему-то остался соленый привкус.

Настроение улучшилось: скоро конец мучений. Скоро утро — идеальное время для знакомства с чужим городом.

Идя по проходу, услышал монотонное песнопение:

— …прародитель тверди, даритель скипетра позлащенного, внемли мне… отче могучий, с помыслами превыше разумения человеков и ахуров, внемли мне…

За окнами брезжил рассвет.

Вадим открыл дверь, оглядел купе и вдруг замер, на мгновение закрыв глаза. Открыл в надежде, что предмет его испуга окажется иллюзией. Не оказался… У окна под его полкой, сгорбившись, сидел высокий мужчина. Положив на стол длинные костлявые руки и наклонив голову к правому плечу, он смотрел на Вадима одним мутноватым глазом, второй косился на спящего парня.

Тип с вокзала.

На лице мужчины лежала тень угрюмой улыбки. Лицо казалось остановившимся, застывшим на случайной эмоции.

Как он сюда попал? Поменял купе?

Глаз смотрел страшно, испепеляюще. Затем взгляд смягчился, мужчина отвернулся к окну.

Вадим прошел дальше по коридору и облокотился на поручень. Смотрел сквозь жиденький лес, сквозь светлеющее широкое небо. Проехали переезд. Возле путей стояла сонная женщина в оранжевом жилете с огромной, размером со зрелую тыкву, морской раковиной в руках. Из устья раковины торчали длинные паучьи ножки.

Вадим сморгнул мираж.

Осознал, что слышит разговор. Голоса доносились из купе.

— Долго, — сказал кто-то. Вадим решил, что это парень.

— Он искал дорогу, — сказала девушка.

— Но не явил себя.

— Еще есть время.

— Врата пройдены, — сказал третий голос, хриплый и узловатый. — Он с нами.

— Да, он с нами, — подтвердил парень.

— И’а, — сказала девушка.

— Точно он? — спросил парень.

— Дух луны зрит, — сказал мужчина. — Он меня сразу увидел.

— А что с этим? — спросил парень.

— Он зерно.

— Й’а.

— Й’а.

У Вадима закружилась голова. Деревья за стеклом кренились к поезду. Рельсы соседнего пути раздвинулись. В купе запели на непонятном языке.

Не вернусь, подумал Вадим, так и доеду. Заскочу только за рюкзаком. Но тут же решил, что это глупо, по-детски. И чего он испугался? Мокрое полотенце холодило шею. Он глянул на тюбик зубной пасты и щетку в руке, мотнул головой и вернулся в купе.

Попутчики сидели на нижних полках и выразительно молчали.

Девушка встала, задев Вадима плечом, и закрыла дверь.

Тут же раздалась барабанная дробь — кто-то стучал в дверь со стороны коридора.

Вадим вздрогнул. Мужчина с больными глазами приложил палец к губам. Глянул в окно. Стук повторился, но никто не стал открывать. Вадим почувствовал облегчение по этому поводу. Залез на полку. Мужчина встал — плешивая голова всплыла над полкой, — постоял, будто в раздумьях, и сел.

Девушка стояла и смотрела на дверь. Под ее вопросительным взглядом раздалась серия тяжелых ударов. Девушка постучала в ответ. За дверью послышались чьи-то удаляющиеся шаги.

Вадим лег лицом к окну.

Его глаза устремились в белесую пустоту. Из глубин мироздания поднимался великий туман. В молочных испарениях мелькали тени.

Вадим вжался лицом в подушку. Он снова падал, поезд падал в мистической пелене, как если бы она была бездонным небом.

А потом край вселенной стремительно приблизился, остался позади — и показался город.

Состав замедлился, покатил по степной окраине. Протяжно звонили далекие колокола.

Вадим провожал взглядом промышленные громадины: надшахтные башенные копры с выбитыми окнами из стеклянного кирпича, ржавые транспортеры. Заводские корпуса, змеящаяся сеть трубопроводов. Карьеры, отвалы, пыльные бурые дороги и красные лужи.

Он рассмотрел разрушенную стену, обращенную к рельсовой колее. Внутренние помещения были загромождены кирпичными перегородками и столбами. На этажерках и постаментах высились темные идолы. С перекрытий свисали толстые канаты, похожие на лианы; Вадиму почудилось, что они шевелятся.

Он рассматривал строй доменных печей за нитью реки. Каскады прямоугольных строений, расположенные на горном склоне. Серые стены, сетка панельных швов…

Поезд медленно тянулся, стремился по спирали к центру — Вадим все время видел в окне локомотив. Бурый, точно проржавелый насквозь, с заросшими грязью колесами.

Он почувствовал себя ужасно старым. Резко свело живот. Он стиснул зубы, чтобы не застонать.

Это все вода из-под крана, будь она неладна. И проводница, торгующая только кипятком. Резь поутихла, и он вернулся к пейзажу.

Проехали небольшую рощу. Монотонный ряд стволов и ветвей оборвался, и взгляду открылась покрытая туманом низина. Очередной производственный комплекс с выбитыми окнами и фонарными надстройками. Наружные стены из крупных бетонных панелей. Бытовые корпуса выступали через один, образуя архитектурный ритм, в котором было что-то от расчлененной на куски гигантской змеи. А за ними…

Что-то извивалось в белесом мареве, большое, серое. Обвивало высокие башни и низенькие строения, ползло между складами и инженерными зданиями — длинные серые щупальца с телесно-розовыми кольцами присосок. Они двигались лениво, как если бы имели здесь власть хозяина.

Бурая трава шевелилась, словно ковер. По ней прокатывали волны. Здания отделялись от фундаментов и кувыркались в безумном течении. До Вадима долетел скрежещущий звук землетрясения. В темноте свежего провала показалось что-то похожее на огромный глаз в аморфном отвратительном месиве. Глаз цвета крови.

Вадима накрыло волной ужаса.

— Господь Ноденс из рода Наксир, воитель Древних! — истошно закричал мужчина с больными глазами. — Явись же и яви себя!

Вскочивший парень стянул Вадима с полки. Пальцы девушки вцепились ему в шею.

Он не видел их лиц. Их будто стерли, превратив в бледные сумрачные формы. Зато видел кожистые крылья и белые, как кость, рога.

Желудок снова скрутило. Черная молния боли расщепила внутренности.

Здравый смысл кричал на языке пращуров. Они заманили его сюда, они принесут его в жертву неведомому божеству…

Вадим стал оседать в тесном проходе, когти соседки рвали спину, выковыривая позвоночный столб. Парень пытался засунуть пальцы ему в рот. Мужчина пел.

— Я обращаюсь к Тебе, Владыка джинов! Я призываю Тебя! Я заклинаю Тебя!

Боль и страх ослепили — он ударился головой обо что-то твердое, возможно, столик — ударился с размаху о взлетную полосу — ударился о яркое чужое воспоминание, о жажду охоты.

Его глаза широко распахнулись.

Нет, не жертва.

Он сжал челюсти — зубы скрежетнули по кости, погрузились в сустав, — надавил и выплюнул на пол извивающийся палец. Парень отшатнулся, опустился на полку, держа перед собой покалеченную кисть, из которой почему-то не спешила течь кровь.

Он развернулся и ударил девушку локтем в ухо. Маленькая голова откинулась в сторону, врезалась в дверной стопор — отвратительно хрустнуло. Он ударил снова, в безобразную маску, размытую мишень.

Развернулся, ухватил мужчину с больными глазами за рукав и рванул на себя. Встретил коленом. Отбросил под столик. Стал избивать ногами.

Поднял голову и уперся взглядом в грязное стекло.

В призрачном отражении увидел пожилого мужчину с длинной бородой и седыми патлами.

— Отец звездных богов, — выдохнуло сидящее на полке крылатое существо.

Он переступил через тело другой твари и выбрался в коридор.