Маргарет начинает резать торт на кусочки и класть их на бумажные тарелки.
— Хочешь, принесу тебе кусочек? — спрашивает Феникс.
— Да, пожалуйста.
Когда он уходит, я пытаюсь собраться после шока от его слов. Феникс возвращается с двумя тарелками, на которых лежат кусочки торта, и предлагает пойти посидеть под деревьями в дальнем углу сада.
Когда я пытаюсь найти чистый участок травы, Феникс тянет меня вниз, и я падаю ему на колени. Я извиваюсь, слишком смущенная людьми, которые за нами наблюдают.
Он кладет руку на траву позади моей спины, и из-за его близости по спине проходит дрожь.
Я съедаю ложку торта, и он невероятно вкусный, именно такой, как я представляла. В идеальном мире не было бы всех этих людей, были бы только я и Феникс. И я хочу, чтобы он меня поцеловал. Мне нравятся его губы.
Мне нравится видеть его темные волосы на его руках, потому что он закатил рукава. Мне нравится, как он пахнет. Нравится, как он подолгу смотрит на меня, а я якобы не замечаю. Я думаю о времени с ним и задаюсь вопросом: оно меня исцелит? А еще мне интересно, исцелит ли время со мной его? Судя по всем шрамам на его теле, в голове их еще больше.
— О чем ты думаешь, Ева? — спрашивает Феникс, вырывая меня из собственных мыслей.
— О людях и о том, могут ли они исцелять друг друга, — следует мой честный ответ.
— Что ты хочешь исцелить? — мягко спрашивает он, будто исследуя почву, и внимательно смотрит мне в глаза.
— Много чего.
— Назови хоть что-нибудь одно.
— Мы на вечеринке, и я не хочу тебя расстраивать. Может, нам стоит поговорить о чем-нибудь более легком.
— Но мы уже об этом говорим.
— Ты и вправду хочешь знать? — спрашиваю я, и мне нужно, чтобы, несмотря на мои протесты, он согласился.
— Так и есть.
— Так много всего, Феникс. Так много воспоминаний.
— Знаю. Вытяни одно, — настаивает он, опуская свою тарелку на траву и двигаясь ближе.
Я откашливаюсь.
— Ну, со мной кое-что произошло, когда мне было девять, — начинаю я. — Я была ребенком-одиночкой. Много друзей у меня не было, поэтому частенько мне приходилось все изучать самой. За моим домом были поля и фундамент нового дома, чья стройка прекратилась. И знаешь эти люки, они появляются перед домами даже раньше, чем те будут построены?
— Да, — кивает Феникс.
— Знаю, они делали что-то с подземной канализацией, но когда ты ребенок, все это похоже на магические проходы в другие миры. Есть лестницы, которые ведут к этим бетонным трубам в земле. Любознательная я решила спуститься по лестнице и посмотреть, что там можно найти. Спустившись, я поняла, что в этом нет ничего волшебного; просто влажная камера для выдержки бетона. И когда я поднималась по лестнице, чтобы вернуться, мой старший брат, Максвелл, заглянул в этот тоннель вместе со своим другом. Максвелл не был хорошим братом, и это еще мягко говоря. Ему нравилось меня мучить, поэтому, как только я его увидела, сердце загрохотало от того, что он мог сделать. Увидев меня, он засмеялся, а я все карабкалась вверх по лестнице. Когда я забралась вверх по лестнице, Максвелл толкнул меня, и я упала. Мне было так больно, некоторое время я не могла двигаться. А потом они с другом притащили какие-то доски со стройки и заблокировали ими выход. А потом они оставили меня там в одиночестве. Мне было всего лишь девять, и сил на то, чтобы сдвинуть доски, не хватало. Я просидела в той дыре весь день и полночи в рыданиях, пока один сосед не нашел меня. Хотела бы я забыть об этом, но теперь я не могу вынести чувство беспомощности. Иногда я боюсь закрытого пространства, и даже сказать точно не могу, то ли это из-за жизни в таком маленьком доме, то ли из-за того опыта, что я пережила там, в тоннеле.
Я замолкаю, пораженная количеством выданных слов. Глаза Феникса потемнели.
— Почему твой брат вытворял подобное? — злобно выдыхает он.
— Потому что он был садистом и хулиганом.
— Ты бежишь именно от него, — говорит он, и понимание озаряет черты его лица.
— Да, — шепчу я.
Феникс в ярости сжимает кулаки.
— И почему у меня такое ощущение, будто тот случай, о котором ты рассказала, — не худшее из всего, что он сделал?
Я качаю головой и отвожу взгляд, смотрю на гостей вечеринки. Никто не замечает, что мы с Фениксом сидим под деревьями, скрытые от их взглядов.
Феникс слегка гладит меня по спине, и я теряюсь в его прикосновениях. Теперь я все-таки кладу голову на его плечо, как и хотела раньше. Глубоко вдыхаю и чувствую его дрожь от моей близости. На очень-очень короткую секунду я прижимаюсь губами к его коже. Его рука крепче сжимает меня, Феникс едва слышно стонет мне на ухо.
— Ничтожные люди платят за свои ничтожные дела, Ева, — говорит мне он.
Его тон мрачный, будто он дает мне обещание.
Я думаю над его фразой, но ничего не говорю. Не знаю, правда ли это. В мире есть ужасные люди, которые никогда не платили за свои поступки.
— Давай уйдем отсюда и вернемся ко мне, — внезапно предлагаю я.
Феникс секунду изучает меня, а потом кивает. Поднимается на ноги и тянет меня вверх вместе с собой. Я беру сумку из дома, и мы молча уходим с вечеринки.
Вернувшись в дом, мы остановились в гостинной. Феникс садится на диван, расставив ноги. Я останавливаюсь у каминной полки, не понимая, нужно ли предложить ему напитки или просто сесть вместе с ним.
Он смотрит на фортепиано.
— Сыграй мне что-нибудь.
Я с опаской смотрю на инструмент. В прошлом я играла только для Гарриет. Когда я оглядываюсь на Феникса, из-за выражения его лица мне хочется играть ему. Медленно подхожу к пианино и сажусь. Без лишней мысли я играю первые ноты первой же части Метаморфоз Филиппа Грасса. Закрываю глаза и позволяю звукам омыть меня.
Прямо сейчас, вместе с Фениксом, я меняюсь. Он так и манит меня открыться ему, впустить кого-то, кроме ушедшей Гарриет. Его присутствие в моей жизни превращает меня в кого-то нового. Я раскрываю себя. Сбрасываю старую кожу ради него.
Проходит минута, и я открываю глаза. Феникс переместился с дивана: он стоит передо мной на коленях, восхищенный моей игрой. Его взгляд отслеживает движение моих пальцев. Рука Феникса мягко лежит на моем колене. Я не останавливаюсь.
А потом чувствую, как его грубая от работы рука скользит вверх по моей обнаженной коже. Феникс мягко и медленно поднимает мое платье так, что теперь оно лежит на бедрах. Я смущаюсь, и мои пальцы путаются в клавишах. Снова закрываю глаза и глубоко вдыхаю.
— Пожалуйста, не прекращай играть, Ева, — следует хриплая просьба Феникса. — Что бы я ни делал - не останавливайся.
И я играю.
Он раздвигает мои бедра и становится под фортепиано на колени между ними. Я совершенно четко осознаю, что его лицо сейчас в считанных сантиметрах от моего белого кружевного нижнего белья. Феникс тихо стонет, и я чувствую, как его губы касаются верхней границы кружева.
Я хнычу, руки начинают дрожать, но я играю непрерывно, потому что чувствую: остановлюсь я — остановится и он. Я этого не хочу. Воздух ласкает мою кожу, когда он нежно тянет нижнее белье в сторону, обнажая меня. Я не могу его видеть, и это лишь усиливает то, что я чувствую.
Что-то влажное и мягкое касается меня, и мгновение спустя я осознаю, что это его язык. Я откидываю голову и громко стону. Он сжимает мои бедра, успокаивающе их массируя.
Поглаживая мой язык своим, он издает невероятно мужественный стон наслаждения. Если бы я не сидела, то мои колени точно ослабли бы. Феникс стягивает мое нижнее белье к лодыжкам и снимает его, так что я оказываюсь обнаженной перед ним.
Он возвращает язык к моему естеству, упиваясь мной медленно и уверенно. Он щелкает по комочку нервов, и мои руки сильно промахиваются, разрушая мелодию. Феникс останавливается и ждем, пока я вернусь туда, где прервалась. Как только я это делаю, его рот снова на мне, и я стону; из-за неровного дыхания моя грудь резко поднимается и опускается, а мой голос сливается с музыкой.