А вот на восточном участке, после соединения с войсками Колчака, дела обстояли лучше. Белые армии взяли Казань и переправились на правый берег Волги. Там от Саратова наступала армия Врангеля, взявшая перед этим Царицын, но наступление могла идти быстрее. Основной тормоз — войска белых столкнулись т с противодействием крестьян в Саратовской, Тамбовской, Воронежской губерниях. Раньше там были крупные помещичьи землевладения. Теперь крестьяне опасались, что земельку могут отобрать вернувшиеся помещики. А белые — они за помещиков и царя — им так красные агитаторы разъяснили. Вот и получалось, что в губерниях севернее Дона и в Поволжье крестьяне больше поддерживали красных, а тут еще казаки с их мародерством. Так что продвижение Донской армии также увязло. И причина этого — незнание крестьянами целей белого движения, того, что им принесет антибольшевистская сила, не станет ли еще хуже.
Поэтому успех борьбы стал определяться социальными предпосылками, которые даже потеснили стратегические, отставив их на второй план. Стратегически все было прекрасно — части ВСЮР и генерала Пепеляева нависали над центром красных, с одной стороны, грозя их окружением, а с другой — имея открытую дорогу на Тулу. Каппель продолжал наступление на Нижний[107], который красные превратили в настоящую крепость. Видимо, опять без моих пикирующих бомбардировщиков не обойдется. Тем не менее, и у колчаковцев чувствовалась усталость войск и необходимость пополнения.
Кетлинский, героически проявив себя под Казанью, прилетел с остатками полка (они потеряли половину машин и треть пилотов) на переформирование. Теперь он, став полковником и получив Анну с мечами на шею, гонял на красном спортивном авто но улицам Таганрога, на зависть местной "золотой молодежи". Пытался прокатить и меня, но в спортивном кабриолете не оказалось дверец, а перебросить через борт авто раненую ногу и не упасть при этом на шофера, оказалось затруднительно. Барышни же, подобрав юбки, с легкостью проделывали это упражнение к вящему удовольствию Николая. В общем, он был обласкан их вниманием и вниманием военной фортуны. Я навестил его на аэродроме, где меня с уважением приветствовали пилоты и техники, а мне было неловко, так как я опирался на трость правой рукой и чтобы ответить на приветствие, мне приходилось взять трость в левую руку и приложить к фуражке правую, не потеряв равновесия. Пару раз я чуть не упал, не поддержи меня Кетлинский, и после этого отвечал на приветствие кивком, что вообще-то считается признаком заносчивого командира. Но, я думаю, авиаторы догадывались об истинной причине такого поведения. В штабе я ходил, естественно, без фуражки, перемещался по городу в автомобиле, так что затруднения с воинским приветствием как-то до этого не испытывал. На аэродроме я с удивлением увидел целых восемь (!) гигантских "Капрони Са 4" на котором я летал с генералом Дуэ. Один из них был оборудован как "летающий штаб" со столом и креслами по сторонам, местом отдыха и туалетом, остальные были в варианте бомбардировщиков. Николай сказал, что эти монстры были буквально навязаны им ведомством генерала Ковалева, закупившего их, причем на одном из них предполагалось возить генералитет с проверками готовности войск. Я строго-настрого запретил делать это, так как помнил, что "Капрони Са 4" могут летать только с подготовленных аэродромов с бетонной или асфальтовой полосой, которых нигде на Юге России не было. Кетлинский ответил, что и сам того же мнения, но, когда наступит зима, можно попытаться поставить их на лыжи и взлетать с гладко укатанной снежной полосы. Но осваивать придется, так как они теперь входят в его полк на правах отряда тяжелых бомбардировщиков. Николай стал думать о том, как бы сделать ровную полосу. Сначала думал о том, что можно сделать дощатый помост, но на юге пиломатериалы достаточно дороги и их мало. Теперь ему видится реальной все же подготовка ровной и утрамбованной грунтовой полосы. Уже пригнали около 1000 пленных красноармейцев, которые стали делать взлетную полосу. Николай лично ходил и проверял качество работ — ведь засыпанная, но не утрамбованная ямка может стать причиной поломки стойки шасси при разбеге тяжелого самолета, а это чревато катастрофой.
Кетлинский нашел в других частях несколько пилотов, летавших на "Муромцах" и добился включения их в отдельный отряд тяжелых кораблей, сейчас они выполняли рулежку на уже утрамбованном участке полосы, обучая других пилотов взаимодействию с органами управления бомбардировщика, а когда полоса будет готова, перейдут к подлетам[108]. Что же, подход правильный, может и монстры пригодятся. Я поделился с Николаем мнением о том, что бомбежка жилых кварталов больших городов, как это предусматривала доктрина Дуэ (для чего и строились "Змеи Горынычи"), может привести к прямо противоположному эффекту — вместо паники и растерянности такие бомбежки сплотят население и наполнят ненавистью сердца жителей[109]. С моей легкой руки это название прижилось — уж очень был похож на летающего дракона этот триплан, красные же обыгрывали то, что Илья Муромец поборет Змея Горыныча (ага, поборет, у "Ильи" бомбовая нагрузка в три раза меньше). Кетлинский ответил, что с "Горынычами" больше проблем, чем радостей и по поводу их боевого применения у него пока мыслей нет, но города он ими бомбить не будет. Он в Казани-то почему потерял половину самолетов? Потому что старался, чтобы было меньше разрушений в городе, особенно красивых зданий, вроде кремля и церкви велел своим летчикам щадить. А там красные за толстыми стенами норовили то орудия поставить, то штаб разместить. Вот он и пытался как-то сохранить город и не допустить гибели мирных жителей. Несмотря на то, что у белых было господство в воздухе — красных аэропланов было все меньше и меньше и летали они все реже и реже, но зато красные приспособились бороться с воздушными целями, для чего использовали не только пулеметы со стволами, задранными вверх но и ставили трехдюймовки на специально сделанные платформы, позволяющие пушке стрелять под углом коло 70 градусов. Зная, что пикирующие бомбардировщики будут бомбить важные цели, они стали организовывать противовоздушную оборону таких объектов. Пикировщики прилетали все изрешеченные, многие пилоты были ранены, а 8 человек погибли. У Кетлинского возникла мысль, не поставить ли пушку на аэроплан для борьбы со средствами ПВО и бортовые пулеметы для обстрела наземных объектов. Но инженер из авиаремонтных мастерских сказал, что даже "Горыныч" развалится от веса и отдачи орудия, а вот пулеметы по действию против наземных целей в виде двух спаренных установок на борт можно установить. Вот и идея — поставить пару "Горынычей" в круг и пусть поливают ПВО свинцом, пока те не заглохнут.
Судя по всему, Николай стал уважаемым и заботливым командиром: аэродром и аэропланы были ухожены, личный состав, включая нижних чинов выглядел сыто и опрятно. Меня, как почетного гостя пригласили на обед в летную столовую и, видя то как летчики общаются со своим командиром, я только утвердился во мнении что Кетлинский — на своем месте. Николай выглядел довольным и счастливым отцом-командиром, первым среди равных.
Вполне счастлив был и Серджио. Они обвенчались с Натальей, причем она наотрез отказалась перейти в католичество, пришлось Серджи стать православным и принять имя Сергей. Я был крестным отцом, правда, куда больше мне бы хотелось крестить их ребенка. На свадьбе я был посаженным отцом, а Николай Кетлинский — шафером жениха. Было много генералитета с женами, но практически все — из ГлавАрт или штабные интенданты, свадьба была в лучшем ресторане, но я как-то чувствовал себя не "в своей тарелке" среди этих штабных, которых сроду терпеть не мог. Подарки были просто царские и мои выглядели весьма скромно, хотя я потратил все, что у меня было. Сергею я купил отличный кожаный несессер с жиллетовской безопасной бритвой и запасом безопасных лезвий, Наталье — брошь с бриллиантами, весьма неплохой работы. Они собирались ехать в Европу, в Италию.
