— Ты крута, мать! Это ж надо так… — она пыталась подобрать слова — Да мне похрену, девка-то наша. И шли эти мужики лесом!
— А почему девка? — уточнила я.
— А как ещё? Нахер нам эти мужики нужны!
Вот тут-то она была права. И как-то меня настроила относиться к мелкой крохе в моем животе, как к девочке.
Вот только куда девать мои нервы? А они были. И было их до ужаса много. Например, я волновалась по поводу выставки, Маринка, по поводу открытия. Конечно, лекарство у нее было одно — винишко. Только сохранению заветных клеточек в организме оно не помогало, зато упрощало процесс конечной стадии завершения подготовки к открытию ее детища. Так она нарекла свою галерею.
И вот заветный вечер «Х», к зданию стекаются дорогие автомобили, в зале звучит лёгкая музыка, гости в изысканных нарядах, пьют шампанское и пытаются сверкнуть друг перед другом знанием об искусстве. Выставлялась в этот вечер не я одна. Для такого зала моих работ было бы маловато, но они занимали самое видное место. И Марина в разговоре со своими знакомыми всегда повторяла фразу: «Если бы не моя подруга, я бы не решилась». Я получала комплименты, лесть, даже реальную оценку какого-то там новомодного критика-эксперта, который отметил, что работы мрачноватые для такой светлой девушки как я. А что? Кого-то не продавали, не покупали, не унижали достоинство, не врали. Откуда ж взяться этому мрачному настроению? Так вот же оно! И всё благодаря всего двум мужикам — Синицыну и Фохтину, которые поломали мою душу. И как на зло, вышеупомянутый господин, по имени Максим не побрезговал появиться на выставке. И с кем? Конечно, с Миленой.
— А эта змея что здесь делает? — зашипела Марина.
— Это я ее пригласила — пожала я плечами, как ни в чем не бывало.
— Зачем?
— А ты не хочешь утереть ей нос? — удивилась я.
— Моя ты зая — кинулась она ко мне с объятьями.
— Так, ты угощай гостью лестью и шампусиком, а я с потенциальным папашей поздороваюсь.
Кажется, он и сам двигался в моем направлении, просто был задержан каким-то тучным мужичком с потным лбом, который он все время промакивал салфеточкой. Пренеприятнейшее зрелище. Хотя и Фохтин сегодня был не фонтан. Кому-то, кажется, требуется срочный отпуск. А в работе-то хоть дело? Помнится, даже когда он работал сутками, выглядел он раз в сто лучше.
— Поздравляю! Ты это сделала! — натянул он улыбку на свое лицо. Не шла сейчас ему эта эмоция.
— Спасибо! Мне самой не верится — я перебирала в руках ножку бокала, в котором шампанское уже приобрело температуру моего тела, наверное.
— Как ты себя чувствуешь? Как перелет перенесла? Шампанское не вредно? — указал он на фужер. Ого сколько вопросов.
— Хорошо. Хорошо. Я просто делаю вид. На все ответила? — пустила я колючки. Ай, бессовестная. Он же не просто так интересуется. Или как? Ответ мой вопросительный взгляд получил почти сразу.
— Я хочу быть отцом этому малышу — кажется, даже выдохнул.
— Ты выбрал прям очень удачное время — хмыкнула я.
— Ну, что опять не так, Дарина? Я прилетел, бросил все, пока за мой бизнес идеи война, я рискую, приобретая для себя дополнительный рычаг давления. Что я делаю не правильно? Тебе нужна любовь? Так а по-твоему, что это?
— Успокойся — если честно, стало даже стыдно. Черт! А ведь правда, что мне мешает сейчас довериться ему? Нужно что-то менять. А мужик принял решение. Хочу поступков. А чем это не поступок?
— То есть?..
— То есть, ты прав. Я это признаю, и думаю, что ты будешь хорошим отцом малышу — и кто бы знал, как тяжело мне дались эти слова. Но ведь я их сказала. А довольное лицо Фохтина говорило само за себя. Он собой очень доволен. А может быть и счастлив. Хрен этих мужиков разберёшь. Ещё говорят, что нас женщин понять трудно.
— Это значит, перемирие? И можно обручальные кольца покупать?
— Если это предложение, то не оригинальное. И повторюсь, что замуж я пока не собираюсь. Так что, пока перемирие — я не могла сдержать улыбки. Что-то внутри отпустило. Неужели, и у меня может быть простое женское счастье? Просто, нужно научиться доверять человеку. Может, когда-нибудь это придёт.
Через четыре дня я возвращалась назад домой, провожаемая популярностью, которая появилась из газетных заголовков и молве, что поплыла по лондонскому бомонду о новоиспечённой выскочке-скульпторе, которую готовы раскупать с ногами и руками. Могла ли я когда-нибудь такое представить? Нет. И наверное, если бы не Фохтин, мода на меня и не началась бы.
Хотя нет, прежде всего, это заслуга Синицына, который продал меня, а уже потом Максим, подарившего мне собственную мастерскую и шанс на то, чтобы начать жить по новому. Только смогла ли я сделать это без него? Нет. Он следовал всегда за мной по пятам, жил в голове, мыслях, эмоциях. И они были настолько сильны, что отражались в моих работах. Тогда по сути, это были частички моей души, где жил мой Фохтин? Наверное.
И так приятно было смаковать его с притяжательным местоимением «МОЙ». Стеснительно так, робко, чтобы никому больше оно не досталось и обозначало степень моего маленького счастья. А что? Почему бы и не почувствовать себя таковой, когда ты показала миру свои работы и ему они понравились, когда ты беременна, и когда у тебя появился мужик. Тот мужик, которого ты так долго хотела, но боялась. Да, проблем много. С доверием, со статусом, с отношениями, но ведь все они решаемы, если очень захотеть.
И если на улицах Лондона все ещё жил плаксивый ноябрь, то у нас зима наступала на пятки бедолаге, припорошив окрестности первым снежком, и подморозив на дорогах лёд. От аэропорта до дома было добираться полтора целых часа, и наверное, если бы не рожа Фохтина, которая примелькалась сразу в этой толпе встречающих, я бы, наверное, возненавидела весь мир. Чувствовала я себя «не ахти» как с самого раннего утра, когда только садилась в самолёт. И перелет мне показался адски длинным. А вот так, чтобы вытянуть ножки, да улечься поудобнее на сидении, в такси точно не получится.
Но, вуа-ля! Все удобства для Вас, королевна, только не нервничайте. А я и не нервничала, продолжив пребывать в своём полусонном состоянии. Фохтин уверенно вел автомобиль по дороге, лишь иногда отвлекаясь, оглядывая меня с интересом. Молчал, за что я была ему безумно благодарна. Тишину разрезали негромкие звуки радио, от чего на душе становилось как-то невыносимо спокойно и уютно. Может ли быть все настолько хорошо?
Может! Только это не наш с Фохтиным случай.
Звук клаксона вывел меня из моей сладкой неги. На лице Максима была паника, смешанная со страхом. Понеслась матерная брань. Посреди дороги, прямо на нас несся грузовик. На узкоколейке, что уходила от основной трассы, ведущей к нашему городу, объехать махину было невозможно ни с одной стороны. И едва я успела сказать хоть слово, Фохтин вырулил вправо, чтобы избежать столкновения. Этот миг, когда нас выбрасывало с дороги в кювет будет долго-долго стоять у меня перед глазами. Эти мгновенные ощущения невозможно ничем описать и передать. Вот ты вроде спала, а вот твою голову уже раздирает невыносимая боль, потому что ты стукнулась со всей дури о приборную панель. При этом все ещё находишься в сознании. А плечо, которое всё ещё беспокоило снова начинает саднить противной болью. И кажется, что проще умереть, чем перенести это снова.
Из ступора меня вывело кряхтение Макса, который на несколько мгновений потерял сознание.
— Жива? Что болит?
— Все, Максим. Что это было?
— Не сейчас, Дариша — выдыхает он, выбираясь из автомобиля. Через минуту, я оказываюсь у него на руках, и он пытается побыстрее меня оттащить от автомобиля, который начинает дымить. Видимо, из-за повреждений замкнула электрика, а это значит, что в любой момент он либо загорится, либо вообще взорвется. Такой вариант тоже возможен, как показала однажды практика. Правда в тот раз, в моем детстве, я была всего лишь свидетелем.
— Ты как? — он начал осматривать мое лицо на предмет увечий, ощупывать конечности.