— У меня вообще много талантов — натянула улыбку.
— Я в этом не сомневаюсь. А дату свадьбы уже назначили? — Арсений даже поперхнулся.
— Этот вопрос мы пока не обговаривали — ответила я за Сеню, который запивал приступ кашля водой — Но, думаю, Вам, как близкому человеку, Арсений сообщит первому.
А ещё я еле сдерживала желание огреть его чем-нибудь тяжёлым. Например, тарелкой, которая так удачно стояла под рукой.
Но он перестал вдруг меня провоцировать. Словно повернул ручку выключателя. Хотя чёрт его знает, не встречала я выключатели с ручками, которые нужно поворачивать. Но мне кажется, где-то внутри него был именно такой. И родился скучный разговор о делах насущих. Нет, не моих. Эти двое облюбовали свою тему, которая, видимо, их очень занимала. Какие-то поставки, контракты, грузы, перевозки. В этом я абсолютно ничего не смыслила. Разве что, когда отправляла купленные Мариной скульптуры в Лондон, пришлось немного повозиться. Так как посылки были достаточно габаритные. Но теперь и в этом деле у меня имелся большущий опыт. А его, как известно, не пропьешь, даже если очень постараться. Или это о таланте? Ладно, не важно!
Важным было в этот вечер только то, что Фохтин, наконец, убрался восвояси, и перестал мозолить глаза. Только вот загвоздочка. В воздухе устойчиво чувствовался его запах. Или это уже паранойя. Но, открытое настежь окно, немного успокоило мои нервишки. Ну, и продолжила я себя дальше обманывать тем, что он мне совсем не интересен. Сердечно-сосудистая система екала, и дыхание сбивалось, когда он ко мне обращался. А еще… Да, Господи, сколько этих эмоций было за весь вечер. Но засыпала я в объятьях Арсения. А это было намного важнее всяких там высокомерных Фохтиных. И я даже немного успокоилась, так как мой мужчина тоже перестал дёргаться и переживать по поводу своей работы. И зажили мы счастливо. Правда, он снова пропадал на работе, а я…я в своей мастерской, где на видном месте стояла та самая вазочка, которую мы с Максимом привезли из Парижа.
Последняя неделя августа так же не прошла без его участия.
Чего же я на самом деле боялась, когда вспоминала о нем, так это того, что возможно не смогу его забыть. Разъедаемая этими сомнениями и мыслями, я преспокойно ковырялась в глине, пытаясь создать из ее бесформенного куска что-то внятное. Пока не получалось. Вдохновение где-то затерялось. Видимо, решило отдохнуть, так как, говоря простым языком, я давно его замучила своим нескончаемым энтузиазмом. Мне хотелось творить, мне хотелось, чтобы люди меня знали, мне хотелось, чтобы сутки не заканчивались. А тут, как на зло материал не желал превращаться хоть во что-то нормальное. Более того, меня это злило. Так как даже моя волшебная вазочка не могла помочь. А к ней я обращалась только в крайнем случае.
— Слушай, подруга, это просто нехватка эмоций — отозвалась Марина на том конце монитора.
— Нормально все с моими эмоциями — вздохнула я тяжело. Конечно же соглашаться с ее дурацкой теорией не хотелось.
— Ну, вот смотри, ты начала активно работать, когда бросила Макса, потом, когда начала встречаться с Сеней. Теперь у тебя в отношениях штиль, а это твоему творческому мозгу не нравится.
— И что теперь мне делать, если согласиться с твоей теорией? — поинтересовалась я.
— Как что? Или трахнуться так, чтобы вспоминать было стыдно, или скандал закатить.
— Ой, и всё у тебя сводиться к постели — отмахнулась я.
— Я бы, наверное, была популярным психологом, если бы решила вступить в эту стезю — рассмеялась она.
— Ага! По одному любовнику три раза в день перед едой. Только вот мне сейчас не до шуток.
— А может, тебе отдохнуть? Выбраться ко мне. Я тут как раз решила начать зарабатывать самостоятельно — поделилась Марина новостью.
— А вот с этого места поподробнее — заинтересовалась я.
— Начну с того, что твоей работой, которая украшает мою гостиную заинтересовался один из друзей Джона. Долго-долго рассматривал, а он между прочим известный литературный критик. И сказал, что ничего лучше в своей жизни из современного искусства не встречал. Попросил продать скульптуру. Поэтому я тебя и зову к себе, так как теперь ты сможешь безбедно просуществовать в Лондоне почти неделю от процента, который тебе положен за работу, хоть я и купила у тебя твою скульптуру.
— Так, стоп, Мари! — остановила я ее болтовню, чтобы разобраться — Ты что, продала ее?
— Да! Извини, но он был очень убедителен. Знаешь что, я решила открыть свою галерею — заявила подруга.
— Нормально такое решение. А зачем?
— Чтобы Мэдисон больше меня не смел ничем упрекать.
— Но галерею-то ты будешь открывать на его деньги.
— Думаете, я этого не заслужила?
— Ой, Марин, ты точно сумасшедшая — улыбнулась я.
— Ты будешь первой, кого я там выставлю. Согласна?
— Давай, сначала ты ее откроешь!
— Вот ты мне нужна, чтобы помочь с выбором помещения. Приезжай, а, козявка моя. Сделай своей бестолковой подруженьке подарок на день рождения.
— А я даже не знаю когда оно у тебя.
— Через три дня. Ну? — похлопала она глазками с длинными ресничками. И вот как тут отказать?
— Я с Сеней поговорю, если он будет не против.
— И когда это ты успела стать такой степенной? Ай, чёрт с тобой! Поговори-поговори! Главное, чтобы был результат.
Ну, а что? Мне казалось, что я должна была спросить у него. Все таки возникала некая степень ответственности перед человеком за свои поступки. Отношения наши развивались стремительно и того, что люди не могли достичь и за годы, мы совершили за месяц. Ну, или если глубоко не копать и не философствовать, пусть почувствует себя мужиком. Такое объяснение, наверное, устроит многих. А мужик этот сначала недовольно скривился:
— Значит, со мной ты не смогла полететь.
— Я тебе объясняла почему. А тут другое.
— У тебя всему всегда находятся непонятные объяснения.
— Сень, она моя единственная подруга.
— Можешь не продолжать. Лети, если для тебя это важно. Только сразу предупреждаю, на празднике будет Фохтин — блин, с этого-то и нужно было начинать.
— Надеюсь, он тебя с собой возьмёт?
— Нет. Я остаюсь здесь следить за делами. То есть его присутствие тебя не смущает? — уточнил он.
— Это попытка ревности? — вздернула я бровь.
— Думаете, для меня это не свойственно?
— Не вздумай — ткнула пальчиком я его в грудь — Тем более к своему начальнику. Я с тобой.
— Хорошо — Арсений притянул меня к себе и чмокнула в нос — Но смотрю, тебя не смущает то, что он тоже полетит.
— Смущает. Даже раздражает. Но я обещала Маринке.
Да, конечно, я была немного обескуражена. Но наверное, это всё мои тренировки, которые я начала ещё в детстве. Прятать эмоции я научилась на раз-два, чтобы мама лишний раз меня не «спалила». Отсюда и извечные претензии Валеры, что я бездушная кукла. А это просто срабатывал рефлекс. Вот и сейчас Арсений не поверил мне, по крайней мере, посчитал, что я не искренняя с ним. Это уже в самолёте я решила, что пора поговорить с Фохтиным. Я ведь начинаю новую жизнь. Пусть уж лучше старая останется завершенной главой. Да, эти четыре часа, что я провела в небе, мне было о чем подумать.
И вот снова город моей мечты. И снова пасмурный, но не менее яркий и пестрый. Широкие улицы, улыбающиеся люди, непривычное движение и знаменитые красные автобусы, которые словно каравеллы проплывают средь лондонских малолитражек, коими забиты улицы.
Если прошлый раз я таскала Маринку по музеям, в которых она, в принципе, ещё ни разу за столько лет не была, то теперь настала ее очередь организовывать культурную программу. Мы осмотрели два помещения, которые предположительно могли подойти под галерею, затем встретились с дизайнером, который готов был выполнить любой каприз за наши деньги. Ну и конечно, стороной меня не обошла ночная лондонская жизнь. А англичане, как оказалось, могли отдыхать.
Я каждую минуту влюблялась в этот город все больше и больше, понимая, что он создан прям для меня. Его шумные пабы, которые к вечеру набивались до отказа, и возле них образовывались целые очереди из желающих подкрепиться крепким элем, спортивные бары, где собирались фанаты футбольных команд, просматривая игры своих кумиров. И каждый камешек в старых зданиях был пропитан настроением, которое передавалось воздушно-капельным путем, то восторженным, то восхищённым.