Литмир - Электронная Библиотека

10

Сегодня у меня родительский день. Я воскресный папа. Не то чтобы мне нравилось применять к себе такое словосочетание, но против правды не попрёшь. Я вижу сына только на выходных. Это приносит какое-то облегчение, но не даёт уверенности, что с ним и с его жизнью когда-нибудь всё будет в порядке. Теперь такой уверенности никогда не будет. Уж не знаю, как он сам разберётся со всем этим, став взрослым.

Мы идём по магазинам, а потом в парк. Обычная для нас программа, когда стоит хорошая погода и не нужно прятаться от дождя в кафе или в кинотеатре. Сегодня погода хорошая. Как, впрочем, и вчера. Как и весь месяц этого дурацкого лета, когда я узнал новое для себя слово «олиготератозооспермия».

В магазине игрушек мир детских радостей состоит из «городов» и «улиц». Есть «город» девочек, есть «город» мальчиков. Девушки в синей униформе охраняют границу между ними, выставив ряды тележек для покупок. От этой центральной линии перпендикулярами уходят «улицы» кукол, конструкторов, радиоуправляемых машин и развивающих наборов для творчества от 0 до 7 лет. Мы с сыном сворачиваем туда, где красуются масштабные модели автомобилей.

– Па-а-ап, а почему «Феррари» всегда красная? – спрашивает Глеб.

– Считается, что так красиво.

– Потому что она спортивная, да?

– Да, – соглашаюсь я, – так она заметнее. Её лучше видно во время гонок. Купим «Феррари»?

– «Феррари», – отзывается сын. – Я сейчас посмотрю, какие ещё есть.

Есть всякие. Лучше всего – металлические, в масштабе 1:24. Почти как настоящие, с поворачивающимися передними колёсами, с открывающимися дверцами и капотом. Сын садится на корточки рядом с «Доджем» с золотистыми дисками. Я опускаюсь рядом, щёлкнув коленом.

– Малыш, ты в школу хочешь? – спрашиваю я серьёзно. В следующем году Глебу будет семь.

Сын кивает, продолжая рассматривать «Додж». В лобовом стекле машинки отражаются белые огни равнодушных люминесцентных ламп.

– Готовишься?

– Па-а-ап, давай посмотрим ещё радиоуправляемые.

– Давай, конечно.

Мы сворачиваем на другую улицу, где пахнет пластиком. Здесь тоже есть на что посмотреть. Хотя детский шопинг в целом вдохновляет меня не больше, чем женский. Я просто хочу сделать ему приятно, вот и всё. И, наверное, стремлюсь осуществить это самым простым способом.

Глеб бросается к пластмассовой копии БМВ X5. Я иду за сыном, глядя на аккуратную лесенку светлых волос на детском затылке.

– Как ты думаешь, сколько у него скоростей?

Я пожимаю плечами.

– Тебя мама постригла? Тебе идёт, красиво.

– А задняя есть? – спрашивает Глеб.

Я оглядываюсь по сторонам, ища консультанта. Я быстро выдыхаюсь, отвечая на детские вопросы. Тем более что мои ответы, в сущности, мало что решат или изменят.

– Знаешь, пап, – сын ставит машину на место и принимается отгрызать ноготь на указательном пальце. – Мне он не нравится.

– Почему?

– Просто не нравится. Давай лучше купим модельку?

Я беру Глеба за руку, и мы идём назад. У него маленькие пальцы, сплошь в заусеницах, с ногтями, обгрызенными почти до крови. Детская ладонь в моей руке влажная и тёплая. Жалость сжимает моё сердце.

– Не грызи ногти, – говорю я. – Там грязь и вообще – болеть будет. Хочешь, я тебе крем куплю специальный? Чтобы кожа заживала?

– Па-а-ап, а тебе какая машина больше нравится? «Феррари» или «Делореан», как у Марти МакФлая?

– «Делореан».

– Так давай купим «Делореан»! – осеняет сына. – Он разгоняется до восьмидесяти восьми миль в час!

– Мы, скорее всего, его не найдём здесь, – искренне сомневаюсь я.

– Почему?

– Потому что он редкий. А модельки продают тех машин, которые часто встречаются в жизни.

Сын обескураженно обводит взглядом стеллажи с миниатюрными автомобилями. Указательный палец снова оказывается во рту. Я беру Глеба за руку и пытаюсь преодолеть его сопротивление.

– Скажешь маме, чтобы тебе пальцы кремом намазала, хорошо?

– Ладно… а почему нет «Делореана»?

– Давай возьмём «Феррари». Может быть, «Делореан» когда-нибудь ещё попадётся. На следующих выходных.

Глеб аккуратно берёт коробку с красной спортивной машиной.

– Нравится? Давай купим и пойдём на улицу. Здесь жарко.

– Пап! У неё значок «Феррари» прямо на капоте, смотри!

– Ты кушать хочешь?

– А почему у «Феррари» на значке лошадь?

– Дома ел? Или нет?

– У «Феррари» самый красивый значок!

– Глеб!

Я не выдерживаю и повышаю голос. Девушка-консультант, охраняющая границу между мирами мальчиков и девочек, поворачивается и смотрит на нас. У неё треугольное лицо, широкое в скулах и острое к подбородку. Совсем как у моей жены.

– Пойдём на кассу, – говорю я сыну.

Он молча поворачивается и идёт вперёд, прижав к себе коробку. Всякий раз мне стыдно, когда я кричу на него.

– Можем ещё что-нибудь взять. К этой машинке. Хочешь?

Глеб не отвечает. Он сосредоточенно смотрит себе под ноги. На полу размещены указатели: «товары для девочек», «товары для мальчиков», «одежда», «детское питание».

Мне приходит в голову, что он не хочет меня слышать. Слова отлетают, как от стенки. В раннем детстве, ещё до школы, у меня появился приятель, с которым я познакомился, разговаривая через стенку. Мы общались на смежных балконах. Играли в «Морской бой». Ели в лесу кислицу… Или это был уже другой приятель? Не помню. Плохо, что однажды кинешься вспоминать детство, и окажется, что ничего ты по-настоящему не запомнил. Так, лишь запало в сердце одно, другое, третье…

Красную машинку размагничивают на кассе, чтобы её можно было вынести из магазина. Я прячу чек в бумажник. Какая разница, сколько стоит игрушка? Матери Глеба не нужно об этом знать. Ему и подавно.

– Пошли в парк, – говорю я.

Сын шагает молча. Феррари постукивает в коробке, которую он не выпускает из рук. Пожалуй, так мы погуляем ещё час или два, а потом я просто отвезу его домой. Я знаю, что всё это время меня будет сопровождать грызущее чувство потери. Тоски по маленькому ребёнку, который сейчас рядом, но расставание с ним неизбежно. Но что поделать, если жизнь так разделила нас?

– Я по тебе скучаю, – вдруг говорю я. – Ты скучал?

– Па-а-ап, – тянет Глеб, – давай купим сладкую вату?

11

– Мама, мама, я хочу младшего братика, – говорит Гарик Харламов.

– Ты что, он же спит! – говорит Тимур Батрутдинов.

Я поднимаю бокал коньяка и делаю большой глоток. Люся смотрит Comedy Club. Тихий сонный час между вечером и ночью. В комнате нет другого света, кроме экрана телевизора, и лицо жены в его мерцании то появляется из сумерек, то уходит в тень.

– Ватсон, Ватсон! Ватсон, поднимайтесь, у меня здесь замечательный мотоцикл!

– Что у вас там, Холмс?

– Я говорю, у меня тут опиум и я на скрипке играю. Поднимайтесь!

– Конечно, поднимаюсь!

Люся улыбается. Она любит Comedy Club и смотрит его практически каждый день. Раньше я советовал ей читать книги, но потом отстал с этими советами. Сам-то хорош, много читаю в последнее время? Нет. Книги раздражают меня, как запах табака раздражает человека, бросившего курить. И я успокаиваю себя мыслью, что потребление произведений искусства по большей части никчёмный процесс. Это кажется, что искусство чему-то учит, а на самом деле просто читаешь и коротаешь жизнь.

– Ватсон, ну вы по кругу бегаете! Давайте идите сюда! Так, давайте сразу. Оп! Опиум, чтобы хорошо. Замечательно! Ватсон, давайте я вам сыграю свой новый менуэт. Вот вы мне сделали, а я вам сыграю!

– Холмс, Холмс, Холмс!

– Шутка, шутка, шутка!

Я поднимаю бокал и осушаю его. Во рту горячо и сладко. Когда становится так горячо и сладко, легче терпеть это пустое время между вечером и ночью. Терпеть Comedy Club, молчание, неудобный диван и своё собственное бессилие. И я наливаю ещё.

– Ты решил пить каждый день? – спрашивает жена, не отрываясь от телевизора.

11
{"b":"665586","o":1}