Жизнь переполняла океан. Колыбель становилась тесной. Место в ней доставалось боем.
Это случилось, когда базальтовый суперматерик занимал почти пятую часть поверхности планеты и первый "десант" зоофитов в поисках жизненного пространства высадился на береговые скалы.
Нина почувствовала голод.
Напрасно напрягались слабые мышцы, прогоняя сквозь организм морскую воду - пищи в ней почти не оставалось после тысяч прожорливых существ, снующих рядом.
Чувствительность антенн падала. Память гасла. Мозг засыпал.
Она еще ждала привычной подсказки, очередного хода звездного предопределения, но нейтринные структуры молчали. Неведомый импульс исчерпал себя давным-давно.
Оставалось одно - действовать самой, используя накопленное знание.
Впервые за десятки эпох она отключилась от биофона и замкнула энергию в себе. Голубое облако окутало мозг, и он снова заработал остро и ясно.
Сначала надо было освоить движение.
Усилием воли Нина убрала две перемычки в двойной спирали нужного гена и подождала пока изменение не зафиксируют все клетки. Подумав, ускорила жизненный ритм в десять раз.
Потом снова включилась в биофон.
Уже через несколько поколений мелкие иглы опали, раскрошились, а на оставшихся появился плотный мускульный слой. Пришло время, и на белом песке зашевелился клубок фиолетовых щупалец, веером расходящихся от упругого желтого шара, прикрытого кольчугой тонких костяных пластинок.
Нина позавтракала подвернувшимся соседом и снова почувствовала голод. Ей пришлось несколько раз приниматься за еду, пока она не догадалась в чем дело - ускоренный жизненный цикл увеличил расход энергии, и чтобы существовать в этом ритме, придется беспрерывно есть.
Нина замедлила ритм.
И немедленно ощутила толчок тревоги. Откуда-то сверху падала большая темная масса. Намерения неизвестного рогатого зверя не оставляли никаких сомнений.
Ей удалось вовремя заменить цвет, и чудовище пронеслось мимо. Тем не менее после нападения она потратила несколько десятков поколений, чтобы вырастить сильный электроразрядный орган. Это было не очень удобно, зато достаточно надежно.
Покончив с волнением первого самостоятельного приспособления, Нина вытянула в сторону гибкие ветвящиеся лучи и погрузилась в привычное созерцание.
Было время отлива, и сквозь неглубокий слой воды сквозило фиолетово-красное солнце. В инфрасвете протуберанцы солнечной короны шевелились, как щупальца. И Нину вдруг вопреки благоразумию потянуло туда, к солнцу - словно на серо-синем песке неба трепетало ее собственное зовущее повторение.
Так начался Второй круг...
* * *
Увлечение возможностями самостоятельных решений, новизной осмысленных действий прошло быстрее, чем хотелось. Время теперь летело стремительно, и угадывать его неожиданные повороты становилось все труднее.
Очень скоро стало ясно, что щупальца, нужные для охоты; и движения, не смогут заменить чувствительных игл-антенн. Нервные центры, омытые полноценными соками сытого организма, жаждали огромной работы, но получали от притупленного восприятия жалкие крохи.
Связи между клетками великого Ноа, рассеянными по планете, непоправимо рвались. Разные условия в разных концах всемирного моря вынудили собратьев облечь себя в разные организмы - единство Ноа перестало существовать.
Напрасно Нина до боли напрягала энергетические папулы - вместо стройного и чистого хора неслась сквозь биофон разноголосица противоречивых желаний.
- Глубоководные требовали возврата к прошлому, звали за собой в черные пучины, недоступные изменениям - чтобы сохранить до лучших времен хотя бы то, что уже добыто миллиардолетиями Созерцания.
Другие звали рассеяться по наиболее приспособленным организмам, используя их тела как транспорт, защиту и питающую машинку, - продолжать бесконечное накопление
Знания, повторяясь в избранных единицах неразумных поколений.
Нина вслушивалась в сумятицу голосов и призывов, сознавая неизбежность будущего. Ей совсем не хотелось быть утолщением возле мозга осьминога или добавочным корнем ламинарии.
Она вновь и вновь переживала свое первое движение: легкое напряжение щупалец - тело послушно поднялось вверх, едва уловимое сокращение мышц тело передвинулось вбок, дрожь расслабления - тело опустилось на песок. Три внутренних приказа, три внутренних исполнения - но она пережила так много...
А когда наступал отлив, солнце тянуло к ней горячие красные щупальца, пронизывало мутную воду щекочущим теплом радиации, рождая в крови смутную музыку странных стремлений.
В мозгу дремало Знание. Нине хотелось действия, борьбы, победы - ведь тайная тайн развития - живая энергия изменчивости была подвластна Воле Разума.
Нина хотела бунта.
На ее голос откликнулись обитатели мелководий, познавшие коварные ласки солнца.
Нина почувствовал себя хозяйкой. Она стерла старые ассоциативные связи. Увещевающие шепоты инакомыслящих смолкли. Единый Ноа окончательно распался.
Она слышала, как свертывались, замыкались в себе энергетические поля ее единомышленников, один за другим начинавших дерзкий эксперимент. И Нина тоже не стала медлить.
Их было немного - отказавшихся от повиновения извечным законам и вступивших в неравный поединок.
Но они были - в лагунах необычные костистые рыбы, которые подолгу стояли в густых зарослях ламинарий.
Близился Третий Круг...
Нина вместе с другими все чаще и дальше проникала в лагуну. Небольшая стая самых неуемных и самых отчаянных входила в узкий проход вместе с приливом и бродила по мелководью, пока дыхание отлива не позовет назад, в привычную глубину. В топких илистых заводях, прогретых солнцем и насыщенных кислородом атмосферы, среди перепутанных, изогнутых корней мангровых зарослей кишмя кишела всякая живность.
Но не только пища и кислород звали сюда поколение за поколением. Здесь, рядом с сушей, солнце уже не выглядело пурпурно-красной морской звездой. Лохматое, желтое и горячее, оно посылало сквозь тонкий слой воды мощный ток космических излучений, который превращал лагуну в настоящую лабораторию Изменчивости.
Подплывая к берегу, Нина видела буйные заросли неведомых трав, огромные зеленые утесы деревьев, летающие армады насекомых. И все чаще приходило ей в голову, что именно на суше, наедине с солнцем, свершится дерзкая мечта - опередить природу, используя ее собственную неустойчивость, освободиться от давящей власти Времени, предельно ускорив ритм приспособления - так, чтобы торжествующий Разум не сковывала забота о материальном воплощении.
Она и ее друзья уже изобрели орган, который мог использовать для дыхания не только растворенный в воде, но и свободный кислород воздуха они поднимались к самой поверхности и заглатывали обжигающие пузырьки газа.
Они настойчиво совершенствовали плавники, и скоро длинные гибкие лучи позволили им ползать по дну и даже забираться в душные парные болота.
Однажды, когда начался отлив и морская мелочь бросилась к выходу, Нина обняла плавниками острый серый камень и застыла на месте.
Инстинкт самосохранения стучал - отпусти, разожми плавники, уходи - но она, дрожа и напрягаясь, подавила тревожный импульс.
Широко расставленные телескопические глаза видели, как стремительно и непоправимо светлеет голубизна, чуткая кожа чувствовала, как скачками поднимается температура и острые иглы космических частиц вонзаются в тело, но она не разжала сомкнутых плавников.
Воздух оглушил, как удар по голове, судорога свела тело, последний мутный поток отбросил ее от камня и перевернул на спину. Зеленая линия побережья чудовищно исказилась и скрючилась в глазах, созданных для подводного зрения. Раскаленные языки опалили жабры и заставили их сжаться. Смерть оборвала пульс...
Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Нина поняла, что она все-таки жива. Слизь на коже превратилась в роговые чешуйки, и спасительный панцирь защитил плоть от высыхания. Лабиринтовый орган позволил дышать тяжко, трудно, но дышать. Сердце билось барабанной дробью но все-таки билось.