Она сделала глубокий вдох.

– Что касается прошлой ночи ...

Сойер небрежно усмехнулся и выглядел так чертовски уверенным в себе. Указательным пальцем правой руки он очертил линию ее подбородка.

– Обещание есть обещание, мисс Сент-Джеймс, – прервал он ее. – Кроме того, в любом случае каждый сейчас знает, что в школе проживает странный человек и там определенно происходит нечто, чему, собственно, не подобает происходить.

Естественно, Сойер был прав. От ее внимания не ускользнули взгляды матерей, их кудахтанье, а также то, как они вели себя, защищая своих птенцов. Все они уже знали, задолго до того, как дети из первых рук смогли сообщить им о присутствии незнакомца. И Элоиза Говард должно быть именно та, кто распространил эту новость.

Но школа в Блу Ривер в любом случае была слишком мала, чтобы такая тайна осталась незамеченной. Хотя Сойер оказался настолько предусмотрительным, что во время всего срока занятий оставался в задней комнате, другим детям было несомненно ясно, что Эдрина с Харриет явно разговаривали не с приведением, когда утром ворвались в эту комнату. Почему они сперва не удосужились хотя бы снять свои пальто?

Пайпер тихо застонала.

– А если мы совершаем ужасную ошибку? – прошептала она.

Улыбаясь, Сойер наклонился и подарил ей короткий, легкий поцелуй в губы, который сразу же пробудил в ней желание, о котором девушка ранее даже не подозревала. Особенно страшно было оттого, насколько легко ему это удалось.

– Большинство ваших вопросов начинаются со слов «А что, если», или «Откуда мне знать», – отметил мужчина. – Но ничего в этой жизни нельзя знать наверняка, Пайпер. С начала до самого конца она полна рисков, – он замолчал и поигрался с прядью ее волос, что было почти столь же интимно, как поцелуй прошлой ночью. –Но я могу пообещать вам кое-что: я буду заботиться о вас, защищать вас, и я не притронусь к вам в любом другом смысле, кроме, только лишь для того, чтобы доставить вам наслаждение.

«Наслаждение?» Это слово заставило ее насторожиться. Она всегда полагала, что удовольствие существует только для мужчин, ну и, возможно, еще для таких женщин как Бесс Тернер.

Смутившись, девушка отвернулась, чтобы не смотреть в глаза Сойеру, и задумалась. Дара Роуз была приличной женщиной, и казалось, она наслаждается супружеской жизнью. Они никогда не говорили об этом, но Пайпер иногда замечала взгляды и улыбки украдкой между ней и Клэем. И то, как они касались друг друга, когда думали, что их никто не видит.

Когда Сойер коснулся кончика ее носа, Пайпер снова повернулась к нему и вздрогнула.

– Вы покраснели, – заметил он с удовольствием. – Неужели это из-за слова «Наслаждение»?

– Конечно, нет, – парировала Пайпер. Как и большинство женщин ее поколения, она была воспитана так, что приравнивала «наслаждение» к «гнусности». К счастью, девушка была спасена от объяснений, так как раздался стук в дверь.

От этого звука она испуганно вздрогнула, ведь не было слышно ни шума повозки, ни лошадей.

Сойер лишь продолжал улыбаться.

Пайпер повернулась и побежала к двери. Девушка резко распахнула ее в надежде, что вернулся Клэй с девочками, так как снег сделал обратный путь слишком трудным и опасным.

При обычных обстоятельствах, Клэя ничего не удержало бы от того, чтобы вернуться к Даре Роуз и новорожденному сыну, но он никогда бы не подверг Эдрину и Харриет неоправданному риску. Если бы он посчитал, что им угрожает опасность, то позволил бы им остаться здесь, с ней.

Но перед ней стоял не Клэй, а док Говард в сопровождении его высокомерной и неодобрительно смотрящей жены Элоизы и проповедника методиста, высокого бородатого мужчины с угрюмым выражением лица. Он выглядел так устрашающе, словно пророк из Ветхого завета, который пришел, чтобы сообщить о неминуемой гибели мира. Кроме того, он, казалось, настроен воинственно, как если бы пришел сюда, чтобы изгнать самого дьявола.

– П...пожалуйста, входите, – сказала Пайпер озадаченно и отошла в сторону, чтобы толпа посетителей могла войти внутрь. При этом она четко осознавала, что Сойер стоял там и, явно забавляясь, наблюдал за разворачивающимся спектаклем.

(Черт возьми, он еще и получает от этого удовольствие!)

– Вы приняли мудрое решение, – снисходительно сказала миссис Говард, стягивая с рук замшевые перчатки, достигающие локтей. При этом женщина осмотрела Пайпер прищуренным взглядом. Она была одета в темно-синее шерстяное платье и подходящий по цвету плащ. На ее голове сидела выпуклая шляпка, которую покрывало настолько большое количество снега, что казалось, будто женщина носит на своей голове миниатюру заснеженного пейзажа.

К сожалению, Пайпер была не в состоянии каким-либо образом выразить свое мнение, тем более, миссис Говард являлась частью школьного правления и в любое время могла позаботиться о том, чтобы она потеряла свою должность.

– В самом деле? – только и ответила она, с наигранной приветливостью.

Элоиза Говард еще сильнее прищурила свои голубые глаза, они сжалась до тех пор, пока не превратились в малюсенькие щелочки. Казалось, док Говард, проповедник и даже Сойер рядом с ней, постепенно растворились, словно в густом тумане.

– Уверена, вы согласитесь со мной, мисс Сент-Джеймс, – продолжила женщина шипя, причем Пайпер разглядела ее безупречные, крошечные коренные зубы, – что нравственное благополучие наших детей в этом вопросе играет первостепенную важность.

Внутри Пайпер просто кипела от ярости. Она была хорошей учительницей, и, наконец, она ведь не рассказывала своим ученикам о каких-нибудь вещах, которые не предназначались для детских ушей. Непристойное положение, в котором она оказалась, обрушилось на нее, словно снежная буря. Она не сделала абсолютно ничего предосудительного, за исключением, конечно, того, что постаралась поступить правильно и спасти подстреленного мужчину от смерти.

И, тем не менее, ее хотели привлечь к ответственности за то, что было абсолютно несправедливо.

– Что ж, Элоиза, – вмешался ее муж, после того как громко откашлялся, – роль проповедника тут исполняет брат Карсон.

Никто не засмеялся и даже не улыбнулся этой плоской шутке, если она вообще являлась таковой. Никто кроме Сойера, отметила Пайпер, когда бросила взгляд в сторону и заметила, как дернулся уголок его рта.

– Вопрос морали – серьезное дело, – провозгласил брат Карсон громовым голосом. В изгибе локтя он держал библию, будто собирался использовать ее как оружие, если ситуация потребует этого. Его темный, осуждающий взгляд скользил от Сойера к Пайпер и обратно. – Бог поругаем не бывает, – предупредил он. – Мы должны искоренять грех там, где находим его!

Пайпер не имела ни малейшего представления о том, как реагировать на его заключение, кроме того, что слегка вздрогнула и отшатнулась на полшага от священнослужителя.

Док Говард, который был настроен сохранить хорошее настроение, воспользовался моментом и сунул в руки Сойера сверток, обернутый в коричневую бумагу и перевязанный веревкой.

– Вот вещи, которые я должен был принести вам из бакалейной лавки, – сказал он слишком громко. Затем мужчина заметил елку. – Ну что за загляденье!

– За это дурачество мы можем поблагодарить немцев, – недовольным тоном прогрохотал проповедник. – Чистое идолопоклонничество, а еще рассчитано на возникновение многочисленных пожаров!

– Что еще может произойти с нашим миром? – спросил Сойер, притворно возмущаясь.

Пайпер подавила желание ткнуть его локтем в бок. В конце концов, она не хотела рисковать, если вдруг случайно заденет поврежденную руку и его плечо станет снова кровоточить.

Элоиза пристально уставилась на них, будто находилась на ярмарке, в комнате смеха, но затем в уничижительном тоне обратилась к своему мужу:

– Как на счет лицензии на брак, Джеймс? Ты принес ее с собой?

Лицо дока Говарда налилось красным цветом, и Пайпер посочувствовала ему. Она сама лишь время от времени имела какие-то общие дела с Элоизой Говард, а ему приходилось быть рядом с ней каждый день, с утра до вечера.