— Не позволяй им забрать меня!

— Я спрошу еще раз, — говорит он, поворачиваясь, чтобы видеть меня полностью.

— Ты хочешь бодрствовать, когда это произойдет?

— Не хочу я, чтобы это происходило! — кричу я.

Я поднимаю руки и пытаюсь освободить запястья от ткани с помощью зубов. Американец не обращает внимания и движется к длинному черному чемодану, стоящему на полу у дальней стены. Взяв его в руки, переносит на край кровати рядом со мной и щелкает замком, чтобы поднять крышку, скрывая тем самым от меня то, что спрятано внутри.

Из-за шторы резко блестит отраженный луч солнца, а от скрипа тормозов снаружи у меня сводит желудок. Я замираю на краю постели, зубами все еще держусь за ткань, широко открытые глаза полны страха. Смотрю на дверь, потом на американца, который стоит у изножья кровати, навинчивая длинную металлическую штуковину на гладкий ствол черного пистолета. А затем он быстро и вместе с тем небрежно, словно во время утренней прогулки, закрывает чемодан и помещает его под кровать, убирая из поля зрения.

Он приближается ко мне.

Я пытаюсь ударить его, но связанные лодыжки не позволяют этого сделать, зато я чуть не падаю с кровати.

— Нет! Оставь меня! Пожалуйста, не делай этого!

Свободной рукой он хватает меня за локоть и рывком поднимает на ноги, оружие в другой руке направлено в пол, затем он неловко сопровождает меня через небольшую комнату в очень маленький туалет.

Раздается стук в дверь, но американец не обращает на него внимания. Он затаскивает меня в туалет и практически толкает меня в отвратительную ванную. Кажется, что моя голова вот-вот ударится о край, однако он удерживает меня за ткань на запястьях и дальше опускает уже благополучно.

— Оставайся внизу. Не поднимай голову и не двигайся.

— Что? Я старюсь скрыть смятение. Я так напугана, кажется, я могу потерять контроль над мочевым пузырем в любую секунду.

— Ты понимаешь? — спрашивает он, нависая надо мной. В его глазах отчетливо читается серьезность.

Я сомневаюсь, нет, я не понимаю, но потом я просто киваю резким движением головы.

Он запрокидывает руку за спину и достает откуда-то нож. Мои глаза становятся огромными, когда острый, серебристый предмет движется в мою сторону. В тот момент я просто думаю, что он собирается зарезать меня, я не могу понять, зачем он проделал такой путь, чтобы просто убить меня. Он разрезает узел, сковывающий мои щиколотки.

—Лежи тихо, требует он в последний раз.

И сразу же покидает туалет и закрывает за собой дверь.

Я была в шоке, мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Я разглядывала свободные ноги и удивлялась, почему он сделал это. Почему оставил руки связанными, но позволил пользоваться ногами, ведь так я могу убежать? Это не важно. Руки тоже надо освободить. Я снова отчаянно кусаю тугой узел, но ничего не получается, это только приводит меня в еще большее отчаяние. Я слегка приподнимаю голову пытаясь рассмотреть уборную, нет ли здесь чего-либо похожего на нож или ножницы. Ничего. Только пластиковая тара с высохшей краской, маслянистые, грязные пятна и отвратительный унитаз без крышки.

Дверь в комнату открывается, и я слышу голоса снаружи.

—Где она?

О нет… это был голос Изель!

Сердце пускается вскачь, так что я чувствую головокружение, когда кровь приливает к голове. Я еще сильнее впиваюсь зубами в ткань, выкручивая невозможные узлы до тех пор, пока не ощущаю боль.

— Хавьер удивляется, почему вы сами ее не привезли?— добавила Изель своим фирменным томным саркастическим тоном.

Голосов становится больше, мужских, говорящих между собой на испанском, пока Изель разговаривает только с американцем. Голоса приглушены. Не могу разобрать, о чем идет речь.

— Присаживайтесь, — спокойно говорит американец.

— Мы не в гости приехали, — возражает Изель. — Отдай нам Сэрай... или...

Я представляю, как она приближается к американцу, словно скользкая змея, каковой она и является.

— Или же ты и я сперва можем ненадолго уединиться. Я не против.

Она резко замолкает, обольстительные нотки мгновенно исчезают.

— Хорошо! Хорошо! Чертов ублюдок. Ты скорее пристрелишь меня, чем трахнешь?

— Да, — отвечает американец.

— Заберите ее отсюда, — командует Изель голосом, полным презрения.

— Для начала присядь, — говорит американец.

Внезапно я слышу, как взводится курок, и инстинктивно припадаю телом к ванной, насколько могу себе позволить. Начинаю понимать, почему он заставил меня остаться здесь.

— Нас пятеро, а ты один, — ядовито произносит Изель.

Затем раздается выстрел, и я вжимаюсь в твердый пластик под собой. Еще выстрелы. Пули дробят стены; две проходят прямиком сквозь стенку туалета, где, съежившись, лежу я. Через комнату от себя слышу звон разбитого стекла и шум от спасающихся бегством людей. Снова звучат выстрелы, а Изель выкрикивает проклятья в суматохе. Стены сотрясаются вокруг меня, отчего с лампочки на отсыревшем потолке летит пыль. Я слышу громкий хруст, а затем звон разбиваемого в комнате большого окна, словно кого-то в него толкнули.

Становится тихо. Все, что я слышу - лишь быстрый и неистовый стук собственного сердца. Мне настолько страшно, что я больше не плачу, а тело прекращает содрогаться. Меня парализовал страх.

В воздухе витает резкий запах пороха.

Мертв ли американец? Это все, о чем я могу думать. Возможно, они все мертвы, и я смогу выбраться отсюда живой.

Начинаю подниматься из ванной, когда раздается голос Изель.

— Пошел ты. Я ни хрена тебе не скажу!

Краткая тишина, затем я слышу спокойный голос американца:

— Ты уже сказала все, что я хотел услышать.

— Каким это образом?

— Если бы Хавьер хотел, чтобы я остался жив и убил Гузмана, ваши люди никогда бы не стали использовать меня.

— Он хотел, чтобы ты убил его.

— В таком случае ваши люди просто глупцы.

Изель ничего не ответила, но я могу представить выражение ее лица: недовольство вкупе со злобой.

Я выбираюсь из ванной бесшумно, осторожно, стараясь не делать резких движений, и тянусь к дверной ручке. В ту же секунду, когда мои пальцы коснулись ее, дверь открывается, словно до этого она и не была закрыта, хотя я знаю, что это не так. Должно быть, она отворилась, когда я слышала, как кто-то врезался в нее во время схватки.

Толкаю дверь, и та с едва слышным скрипом открывается. Прямо за дверью вижу раковину и зеркало над ней. Все, что от него сейчас осталось, - три огромных, неровных осколка, висящих на стене.

В отражении вижу спину американца.

— Должен тебе сказать, — говорит он, — что сейчас мы заключим новую сделку.

— Здесь не ты заключаешь сделки, — выплевывает слова Изель.

— А по-моему, я, — отвечает он.— Для начала ты скажешь, в чем заключались планы Хавьера, когда он пригласил меня в лагерь?

— Хрен тебе, а не ответ!

Раздается глухой выстрел, затем вскрикивает от боли Изель.

Американец то попадает, то исчезает в зеркале, и я мельком созерцаю Изель, сидящую на стуле возле стены. Ее лицо блестит от пота, а кровь сочится из огнестрельной раны на бедре, руки прижаты сверху в попытке остановить кровотечение. Ее загорелое лицо искривлено агонией и гневом. Она демонстративно сплевывает на пол.

— Обыкновенная рана, — произносит американец.

Я перемещаюсь поближе к двери. Возле ног Изель виднеется пара рук: один из мужчин, которого американец только что убил. Судорожно сглатываю и пытаюсь привести дыхание в норму. Дверь приходит в движение, когда я прислоняюсь к ней бедром, и я резко втягиваю в себя воздух, который только что вдохнула. Изель дергает головой в сторону, когда видит зеркало. Она знает, что я прячусь здесь. Пытаюсь отойти от двери и двигаюсь обратно в темноту комнаты, но она видит меня. Усмешка появляется на ее лице.

— Выходи, Сэрай, — произносит она мелодичным голосом.— Хавьер скучает по тебе.

Я не двигаюсь. Может быть, если я останусь неподвижной, что она и видит в зеркальном отражении, то подумает, что это лишь обманчивые блики света перед глазами.