Я стою молча и неподвижно под аркой, ведущей в комнату с пианино. И я смотрю на неё, словно никогда прежде не видел эту девушку. Она завладела мной в этот момент. Я закрываю глаза и позволяю музыке пройти через меня; мурашки бегают по коже, словно рябь по водной глади.

Но я пробуждаюсь от транса слишком быстро. Музыка останавливается, когда Сэрай путается в клавишах. Хотя и расстроившись, что музыка так резко прекратилась, я надеюсь, что она продолжит на том месте, на котором остановилась и закончит фрагмент. Она кажется уязвимой, хрупкой в слабом свете луны, освещающем кончики её волос.

Пожалуйста, просто играй, Сэрай. Не думай, просто играй.

Она продолжает с того места, на котором остановилась, но после нескольких нот сдается. Разочарованная собой, она наклоняется вперед, её руки мягко прикасаются ко лбу.

Я сажусь рядом с ней на скамейке.

— Я научу тебя, — говорю я, положив пальцы на клавиши. — Если ты этого хочешь. — Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я знаю, ей интересно, говорю ли я сейчас только о музыке. Она медленно кивает.

Я начинаю сначала и играю фрагмент ровно до того момента, на котором остановилась она. А затем она пробует снова. И вновь, пока я слежу за её игрой, она способна контролировать её так же, как делала это до того, как привела меня сюда. Это сводит меня с ума, да так, что мои закрытые глаза наполняются слезами. Но только моему сердцу удается пролить их.

На этот раз она доигрывает до конца, и тишина заполняет пространство между нами.

— Я не хочу спать в одиночестве, — говорит она.

И я не заставляю её. Сэрай быстро засыпает, свернувшись калачиком со мной на кровати. Прямо там, где надо.

Глава 29

Сэрай

Когда я проснулась следующим утром, солнце светило из большого окна, хотя шторы закрыты. На кровати я лежу в одиночестве, но знаю, что в доме есть кто-то еще. Шаги Виктора в соседней комнате разбудили меня. Мое сердце истощено, но мой мозг и тело чувствуют изменения. Я не помню, когда в последний раз так хорошо спала.

Мне кажется, что никогда.

Я поднимаюсь с кровати, выпутываясь из простыней. Мне не верится, что прошлой ночью я совершила такое, но я сделала это, на этом все кончено. Я не могу смотреть в лицо Виктору и не устыдиться, но скрываться в этой комнате всю свою жизнь тоже не выйдет.

Я выбираю реальность.

Выйдя из комнаты, мне становится интересно, почему мы не встали до рассвета, как планировали.

Он сидит в гостиной в одиночестве, когда я захожу, полностью одетый в свой лучший костюм с сумками у ног, но без чемодана с деньгами. В его руках газета, а на столе рядом с креслом чашка с черным кофе.

— Почему мы не уехали раньше? — спрашиваю я, проходя оставшуюся часть комнаты.

Он опускает газету и решает сложить её пополам, а затем опускает ее на столик рядом с кофе.

— Я посчитал, что тебе необходимо выспаться.

Мое лицо краснеет, делая мои попытки не устыдиться тщетными, но я сомневаюсь, что его ответ связан с этим.

— Спасибо! — говорю я.

Я снова поднимаю на него взгляд.

— Выглядит, как будто ты собираешься купить мне еще одну пару обуви, — указываю я, стоя босая на холодном полу, мои руки скреплены вместе за спиной.

Обувь, которую он мне покупал до этого, осталась в особняке, когда нам пришлось убегать в спешке. Так или иначе, с обувью мне не везет.

— Об этом не беспокойся, — говорит он, перекрещивая ноги и поправляя жилет.

Я осматриваю комнату, ища сумки из магазинов или любую женскую одежду, оставленную здесь по какой-то неизвестной причине.

В переднюю дверь входит невысокая женщина средних лет в темно-синем костюме, неся в одной руку яркую сумочку и несколько небольших магазинных пакетов в другой.

В её руках звенит связка ключей. Она закрывает дверь, толкая её бедром. Ей удается забросить ключи в сумочку, неловко крутя запястьем.

— Ты должно быть Изабель, — быстро говорит она.— Я Офелия. Рада познакомиться с тобой.

Я киваю и представляюсь сама, хотя, видимо, она уже знает моё имя, вернее имя, которое дал мне Виктор.

Она бросает сумку посреди пола и подходит ко мне, пересекая всю комнату. Сумки из магазинов также продолжают болтаться на её руке, а на время она отвлекает свое внимания от меня.

— Ты был прав о размере, — произносит она, смотря на Виктора. Она кладет сумки на чистый диван. — У моей дочери твой размер, — говорит она на этот раз мне. — Так что надеюсь, я выбрала правильно. Милена росла медленно, это точно. — Она активно жестикулирует руками. Кольца украшают её пальцы. — Конечно, это моя вина, что она выросла, окруженная Версаче и Валентино, но моя дочь самая красивая девушка, когда приходит куда-либо. Так что, полагаю, несмотря на все то дерьмо, что я переношу с ней, мой банковский счет того стоит. Так, дай-ка на тебя посмотреть. — Я пытаюсь скрыть неловкий взгляд, который знаю, бросаю на неё, когда она примеряет на меня сарафан.

Вместо этого я решаю смотреть на Виктора, надеясь, что он, возможно, поведает мне о том, кто эта женщина и зачем она здесь.

Он улыбается мне.

Я всматриваюсь в него усерднее. Неужели он только что мне улыбнулся?

— Отлично подходит, — произносит Офелия.

Но следом она откладывает платье в сторону и начинает вынимать другие вещи из того же пакета. Следующая сумка полна подарочными коробками, открывая каждую, она разворачивает наряды, украшенные экстравагантной папирусной бумагой и шифоном, что вероятно стоит куда больше, чем следует. Продолжая со своими приобретениями, которые достойны её дочери, она достает каждую вещь и примеряет их ко мне, воображая, как я в них буду выглядеть. Или, может быть, как в них будет выглядеть Милена.

Она очень необычная.

— Конечно, после того, как её отец бросил нас, мне необходимо было найти работу, — Офелия дергает рукой и смотрит прямо на меня, словно её работа самая ужасная. — Таким образом, чтобы поддержать Милену и её дорогой вкус, я занимаюсь бизнесом. Вот, примерь это. Это необычный день, так что тебе следует одеться подходяще.

— Что конкретно за бизнес? — спрашиваю я.

Я поворачиваюсь к ним спиной и снимаю футболку. Я бросаю быстрый взгляд на выбранное Офелией платье, больше интересуясь её рассказом.

Виктор отпивает кофе и притворяется, что читает газету. А возможно он и не притворяется. Зачастую я просто не могу сказать точно.

— Уборка домов, — отвечает она.

Я в растерянности и уверена, что она сказала что-то другое.

— Вы можете позволить себе покупать Версаче и Валентино на прибыль от этого бизнеса? — удивленно спрашиваю я. — Без обид.

— Ничего, — говорит она, снимая с меня платье. — Но да, могу. Я работаю только на тех, кто может заплатить мне. Знаменитости, музыканты; ты понимаешь, люди, у которых есть больше денег, чем надо. Состоятельные люди быстро нанимают кого-то сделать мелкую работу только потому, что они это могут. Я зарабатываю на их глупости. — Она бросает взгляд на Виктора. — Без обид.

— Ничего, — отвечает он и снова отпивает свой кофе.

— Ясно, — произношу я, в то время как по моей коже струится прохладная тонкая ткань.

Я поворачиваюсь, как только снова одета.

— Да, я бы сказала, что этот наряд смотрится отлично, — говорит она, держа руки на бедрах и осматривая меня с головы до ног. — Хотя тебе следует надеть лифчик без бретелек.

Офелия снова копается в другой сумке, смотря на Виктора. — Похоже, и размер чашечек бюстгальтера тебе точно подойдет, — говорит она и мое лицо покраснело.

Полагаю, он хорошо изучил мой размер.

— Нижнее белье было небольшой частью всего, я купила его по пути сюда. Остальное взяла у дочери. Кошелек и другие вещи первой необходимости взяла там же, — Она кладет лифчик мне в руки. — Я уверена, что за те вещи, которые она никогда не одевала, можно купить Бентли.

Я надеваю лифчик, сорвав бирку, и она помогает застегнуть его сзади, потому что самой мне сложно это сделать. Затем она застегивает молнию на спине у светло-розового кружевного платья в цветочек, и я пробую полюбоваться на себя в нем. Оно очень короткое, чуть выше колен. И оно чешется вокруг большого декольте. Я не привыкла носить подобные вещи, по крайней мере, не везде и всего несколько часов на светском мероприятии, где всего то и нужно было тихо стоять и улыбаться. С Виктором, видимо, не получится быть тихой.