Литмир - Электронная Библиотека

— Почему вы не хотите помочь мне?— спрашиваю я, окончательно понимаю, что чтобы я не говорила это бесполезно. И когда он все-таки не отвечает, я говорю с отчаянием. — Тогда остановите у обочины и выпустите меня. Я сама дойду остаток пути.

Думаю, его глаза тронула легкая улыбка, когда он взглянул на меня в зеркало. Да, уверена, это я и увидела. Он знает также хорошо, как и я, что меня лучше силой вытащить и потащить обратно в лагерь, чем я по доброй воле выйду из машины.

— Тебе понадобится больше, чем шесть пуль из пистолета.

— Тогда дай мне больше пуль,— говорю я, становясь все злее.— И у меня не только один пистолет.

Это кажется, пробудило его интерес, хоть и не большой.

— Я забрала винтовку у охранника, ударив его по голове, когда проходила мимо забора.

Он кивает так слабо, что если бы я моргнула в этот момент, то не заметила бы этого.

— Хорошее начало, — говорит он и на мгновение снова переключает внимание на грязную дорогу и, в конце концов, поворачивает налево. — Но что ты будешь делать, когда закончатся пули. А они закончатся.

Я ненавижу его.

— Я побегу.

— И они поймают тебя.

— Тогда я ударю их.

Вдруг американец медленно сворачивает с дороги и останавливается у обочины.

Нет, нет, нет! Предполагалось, что все пойдет не так. Я ожидала, что он продолжит ехать, так как знает, что если он оставит меня здесь совсем одну, все, что случится со мной, будет на его совести. Но догадываюсь, что у него ее немного. Мне из принципа хочется выстрелить ему в голову. Он просто смотрит на меня с выражением чего-ты-ждешь? И я не трогаюсь с места. Я осторожно смотрю на дверь и снова на него, потом вниз на пистолет и снова на него.

— Вы можете использовать меня в качестве козыря, — я говорю это, потому что это мой последний шанс.

Его брови едва двигаются, но этого достаточно, чтобы я заполучила его внимание.

— Я любимица Хавьера,— я продолжаю.— Я... отличаюсь от… других девушек.

— С чего вы взяли, что я нуждаюсь в козыре?— спрашивает он.

— Ладно, Хавьер заплатил вам три с половиной миллиона?

— Это работает не так, — произносит он.

— Но я знаю, как работает Хавьер, и если он не заплатил вам до того, как вы вышли оттуда, он никогда этого не сделает.

— Вы собираетесь выходить?

Я тяжело вздыхаю, снова выглядываю в окно, затем поднимаю пистолет и говорю:

— Ты отвезешь меня к границе.

Американец облизывает свои сухие губы, затем машина снова начинает ехать. Сейчас я принимаю решение на ходу. Все продуманные детали моего побега закончились, когда я забралась в эту машину.

Когда американец говорил о границе Соединенных Штатов, мне казалось будто я ближе к границам других стран, чем к США и это приводило меня в ужас. Если я ближе к Гватемале или Белизу чем к Соединенным Штатам, то я сильно сомневаюсь, что мне удастся выбраться из этого живой. Я смотрела на карты. Я много раз сидела в той комнате и проводила кончиком пальца по не большой дороге между Саморой, Сан-Луис Потеси, Лос Мочис и Сьюдад-Хуарес. Но каждый раз я пыталась выкинуть мысли о возможности оказаться еще дальше на юге из головы, я не хотела мириться с тем, что могу быть так далеко от дома.

Дом. На самом деле это просто слово. У меня не было никакого дома в Соединенных Штатах. Тем не менее, там я родилась и выросла, хотя моя мама тоже принимала небольшое участие в моем воспитании. Но я хочу вернуться домой, потому что там всегда было лучше, чем в том месте, где я провела последние девять лет.

Я спиной частично опираюсь на дверь, частично на сиденье, так чтобы смотреть в оба за американцем. Как долго я смогу так продержаться неизвестно. И он знает это.

Может быть, мне следовало просто пристрелить его и забрать машину. Но что бы я тогда делала, ездила бы кругами без всякой цели в этой незнакомой стране, где я не видела ничего кроме жестокости, насилия, убийств и еще много чего невообразимого. Хавьер очень могущественный человек. Очень богатый. Внешность обманчива. Он мог бы жить как наркобароны, которых я видела по американскому телевидению, с богатыми безупречно чистыми домами с бассейнами и десятком ванных комнат, но он предпочитал жить просто. Я не знаю, на что он тратил свое богатство, но точно не на недвижимость.

Прошел час. Я начинаю уставать. Я чувствую жжение в глазах, которое понемногу расходится вокруг век. Не знаю, кого я обманываю. Мне нужно поспать немного, но в ту же секунду, когда я засну, я проснусь либо позади лагеря, связанной к стулу в комнате Хавьера или не проснусь вовсе.

Мне нужно постоянно говорить, чтобы не заснуть.

— Ты не можешь просто сказать, как тебя зовут? — делаю я еще одну попытку.

— Слушай, я знаю, я не выберусь из страны живой. Я знаю, моя попытка сбежать была обречена на провал в ту секунду, когда я вышла за ворота. Поэтому меньшее, что ты можешь сделать, это поговорить со мной. Подумай об этом как о последней милости.

— Я боюсь, что плохо подойду в роли жилетки.

— Тогда для чего ты подходишь? — спрашиваю я, — помимо убийства людей, разумеется.

Я замечаю, как у него слегка двинулась челюсть, но он не посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

— Я веду машину, — отвечает он.

Ладно, это ни к чему не привело.

Я хочу плакать от разочарования.

Проходит еще пятнадцать минут в тишине, и я замечаю, что окружающая местность кажется слишком знакомой. Мы все это время едем и ехали кругами. Тут же я начинаю говорить об этом. Но решаю, что лучше всего не показывать, что я догадываюсь.

Я чуть приподнимаюсь с сиденья, направляю пистолет на него и говорю:

— Поверни налево прямо здесь, — и я делаю так следующие двенадцать минут, заставляя его ехать по моему указанию, хотя понятия не имею, куда мы держим путь. А он подыгрывает, на нем ни капли пота, ни малейшего признака того, что его беспокоит пистолет за спиной. Чем дальше мы едем, тем больше я начинаю понимать, что, несмотря на пистолет в моих руках, ситуацию контролирует больше он, чем я.

Во что я ввязалась?

Проходят еще минуты, и я теряю счет времени. Я так устала. Мои веки тяжелеют. Я отрываю голову от сиденья и пальцем нажимаю на кнопку, чтобы опустить окно. Теплый ночной воздух врывается в машину, кидая мои рыжеватые волосы мне в лицо. Я заставляю себя держать глаза широко открытыми и принимаю неудобную позу, чтобы не заснуть, но проходит немного времени, и я понимаю, что это не помогает.

Американец через зеркало следит за каждым моим движением. Время от времени я замечаю это.

— Что делает тебя его любимицей?— он спрашивает и это оглушает меня.

Я была уверена, все это время он ждал, что я засну; наверное, это бы произошло, подожди он несколько минут. Он сейчас говорит со мной? Я в смятении, но поддерживаю разговор.

— Я не была куплена.

Наконец он задает прямой вопрос, который может вылиться в разговор и может быть в помощь с его стороны, но по иронии тема разговора не располагает воспользоваться возможностью. Трудно говорить об этом, хотя изначально именно я начала разговор.

Прошло много времени до того, как я продолжила.

— Меня привезла сюда много лет назад... моя мать. Хавьер увидел во мне что-то такое, чего не видел в других девочках. Я называю это болезненной одержимостью, он называет это любовью.

— Понятно, — говорит он и хотя он немногословен, я могу сказать, что его слова значат больше, чем кажется.

— Я из Таксона, — говорю я.— Все, что я хочу, это вернуться туда. Я заплачу. Если вы не хотите… меня… Я найду способ заплатить наличными. Я держу свое слово. Я не буду прятаться от вас. Я постепенно выплачу долг.

— Если наркобарон полагает, что любит тебя, — небрежно говорит он, — это не от меня ты должна прятаться.

— Тогда вы понимаете, что я в большой опасности.

— Да, но это до сих пор не делает тебя моей проблемой.

— Ты человек? — с каждой минутой я начинаю ненавидеть его все больше. — Какой мужчина не мечтает помочь беззащитной молодой девушке сбежать из пожизненного рабства и насилия, особенно, когда она убежала от похитителей и умоляет вас помочь?

4
{"b":"665501","o":1}