— Это меньше, чем в двух часах езды от Хьюстона, — говорю я, больше для себя. — В какое время использовались карты?

— Сегодня в 15:12.

Мое тело становится напрягается.

Положив трубку, я ломаю телефон, сжимая его в кулаке, пока направляюсь к кабине пилота.

— Поворачивай самолет обратно, — требую я.

Меньше, чем через час, я уже неаккуратно веду машину, привлекая к себе ненужное внимание. Но я ускоряюсь, несколько раз проезжаю на красный свет. Не знаю, как мне удалось доехать до дома Саманты, не заполучив пару преследующих меня копов.

Перед домом Саманты припаркован автомобиль, и еще один по соседству. Я не помню, видел ли его до того как уехал. Я останавливаюсь, беру ружье в руку, иду вверх по дороге, используя машину Саманты как щит, на всякий случай. В доме нет света. В нем необычно тихо. Обычно собака Саманты смотрела бы в окно, услышав автомобиль.

Но я слышу лай только другой соседской собаки, я останавливаюсь и припадаю к земле, пробираясь под навесом возле старых автомобилей, припаркованных там.

Одна фигура возникает со стороны дома, как раз после того, как я безмолвно перехожу пространство и добираюсь до кирпичной стены под навес. Я хватаю его за горло слишком быстро, чтобы он смог отреагировать, и бросаю на землю. Его ружье ударяется о бетон, и в тот же момент я пускаю пулю ему в висок до того, как он умудряется понять это.

Слышу голос второго, он ищет мужчину, которого я только что убил. Я не жду, пока он сам подойдет. Я выхожу прямо к нему, поднимаю ружье к его лицу и стреляю, пока он не видит меня полностью. Его тело падает на траву.

Я жду всего несколько секунд на случай, если есть еще кто-то, а затем спешу в дом через боковую дверь под навесом.

Дом был разрушен. Собака Саманты застрелена и лежит на кухне. Я чувствую запах: пистолет, дым, кровь, свежее сваренный кофе.

Сначала я вижу тело Саманты, затем Хавьера.

— Сэрай? — Зову я, когда вижу, что она сидит возле стены, слева от меня, немного скрытая в темноте. Я снимаю черные перчатки и убираю их в мой карман и иду к ней. — Сэрай?

Она не взглянула на меня, так что я приседаю рядом с ней.

Пистолет, который я оставил под ее матрасом, лежит возле ее ног. Я убираю его за спину в штаны. Обе ее ноги поджаты вверх к ее груди, ее руки лежали ладонями вверх, рядом с ней на полу.

— Он мертв, — говорит она, и ее слова далеки для нее, как будто она все еще пытается все осмыслить. Она поднимает глаза на меня; боль и замешательство я вижу в них. — Я убила его, Виктор.

Я беру ее на руки и поднимаю.

Я собираюсь унести ее отсюда.

Прижимая ее близко к своей груди, я несу ее через смерть и мусор из этого дома. Она не говорит, но она держится за меня, как будто она в ужасе, что я оставлю ее. Или, быть может, она в ужасе, думая, что я намеренно отпустил ее.

Я аккуратно посадил ее на пассажирское сидение.

Полицейские машины проезжают мимо дома Саманты, пока мы покидаем место событий, соблюдая ограничение скорости.

Сэрай весь путь до частного аэропорта сидит тихо и неподвижно.

Есть только одно место, куда я могу ее отвести сейчас. Домой. В мой дом на побережье Новой Англии.

***

Мой водитель забирает нас из аэропорта часом позже. Сэрай ехала всю дорогу до утеса, наклонив голову к окну. Она не двигалась с места. Это как в первый раз, когда я нашел ее в моей машине в Мексике, я был бы рад ее болтливому, одностороннему разговору и надоедливым вопросам. Но я ничего не получил от нее.

Первое убийство это всегда трудно, то, что вы никогда не забудете. Но для нее первой убийство вдвое снижаем шансы на первое убийство.

Сэрай больше не в 50/50 зоне.

Я бы не оставил ее там...

Неся ее по мощеной дороге, я подхожу к дому, заношу ее внутрь и кладу на диван. Прошел уже месяц с тех пор, как я здесь был, а в нем по-прежнему чисто, как и в день, когда я оставил его и отправился на работу, чтобы убить человека в Колумбии. Из-за заданий, я могу себе позволить жить в такой роскоши. Но обидно, что из-за того, что произошло с Сэрай, вскоре мне придется покинуть это место. Я подумал, что, возможно, мне удастся оставаться на одном месте не менее года, на этот раз, но такова моя жизнь, темный и одинокий путь выстилает только одиночество смерти.

Сэрай лежит на боку, ее голова на подушке кушетки.

Я снимаю пиджак и вешаю его на спинку стула, хочу пойти на кухню, чтобы принести ей воды, но ее голос останавливает меня.

— Пистолет заклинило...

Я оборачиваюсь, стоя под аркой в кухне, чтобы посмотреть на нее в комнате с мраморной плиткой и дорогой мебелью. Я возвращаюсь к ней, медленно расстегиваю манжеты рубашки.

Я терпеливо жду, когда она продолжит. Она по-прежнему на меня не смотрит, она смотрит вперед.

— Я бы умерла, если бы не это.

Я подхожу ближе, все еще держа дистанцию, будто какая-то часть меня не хочет нарушать ее мысли своим присутствием. Я расстегнул кнопку на левой манжете и закатал рукава.

— Я замерла, — говорит она, вспоминает она. — Я думала, что умерла. Я просто стояла там и ждала, что умру. — Ее голова наклоняется назад достаточно, чтобы наконец увидеть меня. — Не знаю, как я отреагировала так быстро, но когда его пистолет заклинил... я посмотрела на его лицо... следующее, что я помню, пистолет в моих штанах сзади, а за тем в моей руке, и Хавьер на полу. Я не колебалась. Это было похоже на то, что кто-то другой был в моей голове в тот момент. Она была той, кто схватил пистолет. Она была той, кто нажал на курок. Потому что я не понимаю, что случилось, пока она не закончила. — Она смотрит в сторону снова. — Я убила его, — добавляет она отстраненно.

— Он это заслужил, — говорю я спокойно.

Она не смотрит на меня больше, и я думаю, что, когда она все рассказывала несколько мгновений назад, она на самом деле не видела меня. Это как если бы мой голос разбудил ее.

Она встает с дивана.

Я наблюдал за ней с любопытством. Ее руки трясутся и уголки ее губ дрожат. Она крутит пальцем свои волосы, пока ее руки не сжимаются в кулаки. И тогда она бросается на меня.

— Ты ушел! Ты ублюдок! Оставил! — Она кричит, и ударяет меня по груди.

Я позволяю ей. Я стою неподвижно, пока ее силы не кончаются и тело начинает падать к моим ногам. Но я ловлю ее прежде, чем она падает на пол, обнимаю ее маленькое тельце. Она рыдает на моей груди, глотая слезы, держась за швы моего жилета своими дрожащими пальцами.

— Ты ушел, — она повторяет снова и снова, пока слова не переходят на шепот. — Ты ушел...

Я держу ее крепко. Неуклюже. Потому что я никогда не делал этого раньше. Я никогда не испытывал такой печали и боли, а я должен помочь все исправить. Моя мать была единственной, кто держал меня так, когда я был мальчиком, и я не могу вспомнить, что должен чувствовать.

Я чувствую, что я хочу прикоснуться своими губами к ее волосам. Но я не могу. У меня есть желание, сжать ее покрепче и поглотить ее полностью. Но я не могу. Я просто не могу заставить себя сделать это.

— Сэрай, — говорю я, осторожно отстранив ее от себя, так, чтобы я мог видеть ее глаза.— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне, что случилось. Расскажи мне все. Что делала Саманта, может какие-то телефонные звонки? Она получила какие-то странные звонки?

Ее лицо выражает обиду.

— Ты думаешь, она сделала что-то? — Она отходит прочь от меня. — Она умерла, защищая меня! Как ты мог подумать, что она имела к этому отношение?!

Я глубоко вздыхаю.

— Нет, я не могу поверить, что она тебя сдала. Саманта была надежна. Только два человека: она и Николас, кроме тебя и меня, знали, где ты была.

Я шагаю вперед и кладу свои руки на ее плечи, в попытке заставить ее понять, и когда она меня не отталкивает, я испытываю облегчение.

— Она была одной из нас, и я всего лишь пытаюсь получить факты.

— Тогда это был Николас, — она сердится при мысли о нем. Ее глаза дикие и суженные. — Он ненавидит меня, Виктор. Он ненавидит тебя за то, что ты мне помогаешь. Я знаю, это был он!