— Ксень, так в старых девках-то и проходишь, — всплеснула мама руками, убирая сковородку с огня и поворачиваясь к нам.
— Маменька, я не виновата, — категорично заявила я, имея железный аргумент в запасе. — Это всё из-за генов, вот смотри, — указав на свой нос, в шутку называемый горой Эльбрус, я с наслаждением наблюдала реакцию родителей. Мама с огромной силой воли удерживалась от того, чтобы катапультировать в меня котлетой, а отец чуть ли не краснел от смеха, прячась под столом от угнетающего взгляда матери.
— Такой нос - гордость аристократки, — взвизгнула родительница, кидая полотенце в папу. — Он достался нам ещё от прапрапрабабушки и передался тебе, — запричитала гордая носительница носа с горбинкой.
— А нельзя было его как-нибудь выпихнуть из семейного дерева? Или у твоей прапрабабушки мало было лизосом, чтобы рассосать это чудо генетики? — уставившись на предмет споров, вновь продолжила холодную войну я. Папа, порядком успокоившись, уже спокойно наблюдал за нами, в уме уже считая, когда следует разнять третью мировую. Как вы догадались, такие споры - не редкость.
— Вера, у тебя прекрасный нос, просто наша дочь ничего в этом не смыслит, — тоном знатока заявил мужчина, и как только я хотела вновь заспорить, ущипнул меня за бок. Взвизгнув, скорее из-за неожиданности, чем от боли, обиженно отодвинулась от папы, надув нижнюю губу и сопя, от чего крылья обожаемого носа то увеличивались, то уменьшались.
— Гномик, от сопенья горбинка растёт, — шепнул мне отец, рассудительно встав из-за стола, ведь злая Ксюша — это, прежде всего, маленький гномик, ростом метр шестьдесят, готовый запульнуть чем-либо или кем-либо в противника.
***
Достаточно длительное время мы с родителями сидим и просто разговариваем ни о чём. Только сейчас я понимаю, что слишком соскучилась по всему этому. Свести родителей, конечно, не смогу, да и нет особого желания, не в смысле, что я рада их разводу, просто понимаю — так для них лучше. Мама нашла свою вторую половинку, а отец всегда был помешен на работе, может, со временем он и найдёт себе подходящего человека.
Мы затрагиваем любые темы: политику, в дискуссии о которой я принимаю ярое участие, мою учёбу, из чего выясняется, что мама уже пообещала некой тёте Зое мои услуги врача, а то, что я учусь лишь на втором курсе, никто слушать не желает, даже тема мальчиков затрагивается не один раз, но все стремления моих дорогих мамы с папой свести меня с кем-то оканчиваются провалом — я не желаю ни с кем сводиться, словно собака Лелька.
Через час я уже начинаю собираться домой, папа лестно отзывается о нахлебнике в моём лице, но с мягкой улыбкой говорит о том, что с моей самостоятельностью готов полностью помочь.
Мама, на удивление, идти за мной не стремится, а остаётся стоять в коридоре со слишком озадаченным лицом. Вот тут-то я и вспоминаю о «очень важном деле», ради которого, собственно и притопала сюда.
— Па, а что за важное дело-то? — мимоходом напоминаю я, уже накидывая на шею шарфик и незаметно забывая о дурацкой шапке с оленями-инвалидами.
— Ксюш, тут как бы с мамой надо говорить, — тянет он сконфуженно, будто я затронула слишком сложную тему наподобие пестиков-тычинок.
В итоге, так проходит около двух минут, за которые мы стоим в коридоре и переглядываемся между собой. Причём фишка в том, что двое человек знают, почему мы собрались, а я - нет, и это как-то неловко: стою у входной двери, бегая взглядом по родителям, но так и не нахожу ответа ни в ком.
— Ксюнь, тут дело в том, что… — мама с достаточно хриплым от молчания голосом замолкает, вертя кольцо на пальце. — Влад сделал мне предложение, и я согласилась.
С достаточно непроницаемым лицом я взираю на свою родительницу, которая поднимает на меня взгляд, желая увидеть мои достаточно странные эмоции. До меня не сразу доходит, что именно она сказал, а когда доходит, я впадаю в лёгкий ступор, который закончится совсем не так, как было предположено мамиными планами.
Комментарий к 1. Пролог
Сквозь вечные терзания
========== 2. Систематика курящих девушек ==========
— Что ты сделала, Карнеева?! — орала на меня невысокая брюнетка, по совместительству моя подруга и однокурсница, сидя рядом на лавке. После моего увлекательнейшего монолога о том, каким образом Олеся Ефремова — выше описанная дама — обнаружила меня на скамейке возле своего дома в полнейшей ауте и без признаков чувств и эмоций, Леся была в полнейшем негодовании. Да что там в негодовании, она была в страшнейшем шоке от моего поступка.
— Ты хочешь сказать, что оставила тёть Веру, так ничего и не сказав ей в ответ? — размахивая руками, ругалась девушка. Как по мне, так то, что я покинула дом отца, так ничего и не ответив маме, её несколько угнетало.
— Да, — тихо говорю я, понимая, что с подругой сейчас лучше соглашаться и покорно кивать головой, ведь в приступе гнева она страшна, как преподы перед сессией.
— Что «да», бестолочь? — не унималась Леся, стукнув меня по лбу. — Ты понимаешь, что для неё - это очень важный шаг, и ей жизненно необходимо твоё одобрение, но ты, как истинная курица, берёшь и сбегаешь, словно девственница перед первой ночью, — смеряет меня недовольным взглядом, который буквально материт меня всеми матами мира. — Ах да, — вымученно выдыхает она, видимо, вспомнив некоторые обстоятельства, и потирает переносицу большим и указательным пальцем.
— Да, Лесь, да, прости, но я испугалась того, что моя мать выходит замуж. Прости меня, — иронично скалюсь я, запуская руку в сумку и доставая пачку сигарет. Дурацкая привычка, о которой не знают родители.
— Я просто не пойму, всё же было хорошо, ты подружилась с Владом, у вас там тишь да благодать, в чём же тогда проблема? — смягчается подруга, принимая протянутую мною сигарету с зажигалкой. Мой никотин уже давно проник в лёгкие, постепенно убивая организм. Учимся в меде, но всё равно убиваем себя подобным.
— Семья - это новый уровень, понимаешь? — тихо замечаю, делая новую затяжку. — Они теперь будут официально вместе, а я…
— Возможно, ты ещё надеешься, что твоя семья сможет восстановиться? — фыркает Леся, выдыхая дым, который красивыми облаками взлетает вверх, чтобы там раствориться и сделать наш мир ещё грязнее, чем он есть. — Но уже такой возможности не будет.
Согласна полностью. Я чувствую, что так идти всё и должно, что мама должна выйти за Влада, ведь ей так будет лучше и легче, но, наверно, где-то у меня срабатывает инстинкт кинутого ребёнка, который до последнего лелеет мечту о том, что его родители смогут преодолеть свои трудности.
— Возможно, — шепчу, стряхивая пепел с сигареты и рассматривая, как тлеющие огоньки гаснут на холодной земле. Господи, чем я занимаюсь?
— Ничего страшного не произойдёт, — пожимает плечами Леся, выкидывая свой окурок в кусты. Наконец, в её голосе появляется какое-никакое сожаление. Сколько я знала девушку, она редко жалела кого-то, считая, что это не даёт ничего, кроме новых проблем и слёз, но с этими же качествами её сложно было назвать бесчувственной. Леся давала поддержку тем, что могла просто выслушать, не жалея, не давая ложных надежд на то, что всё ещё наладится. — Ты останешься её дочерью, да и Влад тебя считает таковой, он не похож на тех, кто старается сломать отношения своей жены с её детьми.
— Думаешь, надо пойти и извиниться за своё поведение? — безэмоционально спрашиваю я, понимая, что поступила по-свински с матерью, и ей сейчас, как минимум, неприятно.
— Блять, нет, просиди со мной ещё часа два и вернись домой, обкуренная в доску, — вновь возмущается девушка, явно понимая, что с вопросом взаимоотношений я профан.
— А так можно? — жмурюсь, стараясь не улыбнуться. Доведённая до ручки, Олеся пинает меня носком ботинка по бедру, заставляя соскочить со скамейки.
— И не шароебся по незнакомым местам, — даёт совет на прощанье, от чего получает слабый удар по плечу. Сранный психолог.
***
На моё удивление, хотя тут скорее на глупость, к ночи наступили заморозки, но вместо того, чтобы выкинуть сигарету и засунуть руки в карманы пальто, дабы хоть как-то согреться, я продолжала идти размеренным шагом по тротуару, докуривая уже, не знаю какую по счету, палочку никотина.
