Джим ничего не отвечает. Он висит на рулевой колонке, а его лицо блестит от крови и от осколков стекла.

Он пугающе неподвижен.

Грант оглядывается на сестру. Как и он сам, девочка висит на ремне безопасности. Опустив руку вниз, мальчик отстегивает свой ремень и падает на потолок. При этом он вскрикивает от боли, которая пронзает его левую ногу.

Слезы текут по лицу.

Голова раскалывается.

– Пейдж?

Сестра стонет. Теперь он лежит под ней. Подняв руку вверх, он находит ее руку и сжимает.

– Пейдж, ты меня слышишь?

Вокруг слишком темно, чтобы понять, открыты ли у нее глаза.

– Что случилось? – негромко спрашивает девочка.

На лицо брата капает что-то мокрое.

– Мы разбились.

– У меня грудь болит.

– Все в порядке, Пейдж.

– Она здорово болит. А почему мы вверх ногами? Папочка?

Нет ответа.

– Папочка?

– Он ранен, – говорит Грант.

– Папочка?! – голос его сестры становится на октаву выше.

– Все будет в порядке, – повторяет мальчик, хотя не имеет ни малейшего понятия, есть ли в его словах хоть крупица правды.

– Где мой папочка?

– Он сейчас тебя не слышит, Пейдж.

– Он что, умер?

Такая возможность еще не приходила Гранту в голову.

– Дотронься же до него! – плачет сестра. – Пусть он мне ответит!

Грант поворачивается к переднему сиденью. Отец тоже висит вниз головой, пристегнутый ремнем, и кровь сочится из угла его рта прямо на крышу. Протянув руку, мальчик дотрагивается до его плеча.

– Пап?

Отец ничего не отвечает.

Грант напрягается, чтобы услышать, дышит ли он, но это невозможно из-за звука все еще вращающихся колес и шипения издыхающего двигателя.

– Пап, – шепчет ребенок, – очнись!

– Он жив? – в голосе Пейдж слышится мольба.

– Не знаю.

Девочка начинает плакать.

Она на грани истерики.

Грант наклоняется ближе к отцу. Теперь он уже никогда не забудет запах крови.

– Па, – шепчет он, – это я, Грант.

Руки его отца все еще сжимают рулевое колесо.

– Прошу тебя, сделай хоть что-то, если… если с тобой все в порядке. Если ты меня слышишь. Издай хоть какой-то звук.

Он так никогда и не отойдет от этого молчания.

– Что случилось, Грант? – снова подает голос Пейдж.

– Я не знаю.

– А с папочкой все в порядке?

Глаза мальчика наполняются слезами. Он пытается подавить всхлипывания, но ему это не удается. И он долго рыдает, лежа рядом с сестрой на покрытой разбитым стеклом крыше.

Мотор, наконец, замолкает.

Последнее колесо со скрипом замирает.

В разбитые стекла задувает холодный горный воздух.

Грант расстегнул ремень безопасности сестры и помог ей выбраться из сиденья, и теперь они лежат на потолке автомобиля рядом, обнявшись и дрожа.

Воздух наполнен ароматом влажных хвойных деревьев. Идет дождь, и капли барабанят по слою иголок в лесу и по дну «Импалы».

Передняя фара тускнеет и превращается в едва заметную точку света.

Мальчик не представляет, сколько времени они лежат в перевернутой вверх колесами машине.

– Можешь еще раз проверить папу? – спрашивает Пейдж.

– Я ногой не могу двигать.

– Почему?

– Она болит и онемела.

В темноте мальчик находит руку сестры и сжимает ее.

– Ты думаешь, папочка умер?

– Не знаю.

– А мы тоже умрем?

– Нас кто-нибудь найдет.

– А если нет?

– Тогда я взберусь на гору и сам найду кого-нибудь.

– Но у тебя же болит нога.

– Если будет надо, то я сделаю.

– А как называется, – спрашивает девочка, – когда у тебя нет ни мамы, ни папы?

– Сирота.

Гранта охватывает целая куча вызванных страхом эмоций. У него возникает столько вопросов, что ему кажется, будто он в них сейчас утонет.

Где они будут жить?

Кто будет покупать еду?

Одежду?

Ему что, надо будет искать работу?

Кто будет укладывать их в постель?

Кто будет готовить?

Кто будет заставлять их есть правильную пищу?

Кто будет отправлять их в школу?

– Так мы теперь такие, Грант? – спрашивает Пейдж. – Мы что, теперь сироты?

– Нет, Пейдж, мы брат и сестра.

– А что если?..

– Что бы ни случилось, я о тебе позабочусь.

– Но тебе только семь лет.

– И что?

– Ты даже складывать не умеешь.

– Зато ты умеешь. А я другое умею. Мы сможем помогать друг другу. Как мама и папа раньше.

Грант поворачивается в темноте – сейчас его лицо всего в нескольких дюймах[4] от лица сестры. Ее дыхание слегка пахнет мятной жвачкой. Оно приятно согревает ему щеку.

– Не надо бояться, Пейдж.

– А я боюсь, – голос девочки прерывается.

– Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Поклянись.

– Клянусь тебе, Пейдж. Я буду тебя защищать.

– А мы будем жить в нашем доме?

– Конечно. А где же еще? Все будет по-старому, только заботиться о тебе буду я.

Девочка с хрипом вздыхает:

– Мне больно дышать.

– Тогда не дыши слишком глубоко.

Гранту хочется еще раз позвать отца, но он боится расстроить сестру.

– Мне холодно, Грант, – говорит она.

– Мне тоже.

– А сколько еще ждать, пока нас найдут?

– Теперь уже скоро. Хочешь пока послушать сказку?

– Нет.

– Даже свою любимую?

– Это ты про какую?

– Которая про сумасшедшего ученого, живущего на вершине холма.

– Она слишком страшная.

– Ты так всегда говоришь. Но сейчас все будет по-другому.

Сквозь ветровое стекло видно, что луч света от фары совсем ослаб – теперь он освещает только ближайшее дерево.

– А как по-другому? – спрашивает девочка.

– Не могу сказать, а то сюрприза не получится.

– Ладно. – Пейдж придвигается поближе.

Фара, наконец, гаснет окончательно.

В машине становится темно, как в могиле.

Дождь идет сильнее, и Грант на мгновение замирает от ужаса всего происходящего.

– Ну, давай же! – говорит его сестра.

В темноте она толкает его в бок.

– Однажды жила-была маленькая девочка, которую звали Пейдж, – начинает Грант срывающимся голосом.

– Как меня?

– Как тебя. И у нее был старший брат, которого звали Грант.

– Как тебя.

Мальчик моргает – на глаза вновь наворачиваются слезы.

Он пытается справиться с дрожью в голосе.

«Только не плакать».

Эта мантра останется с ним на всю жизнь.

– Да, как меня.

– А у них были родители?

В машине все ужасающе мертво, а вот лес вокруг них оживает в этой тишине. Дождь поливает ковер из опавших листьев в лесу. Что-то ломается в темноте. Уханье одинокого филина остается безответным.

Мир за окнами разбитой машины огромен – в нем масса вещей, которые могут испугать маленького мальчика.

– Нет. Пейдж и Грант жили в красивом доме совсем одни, и они были очень храбрыми.

– А ты где ешь? – спросила Софи.

Грант Мортон покачал головой. Он как раз вбивал слова «Бенджамин Сеймур» и «Сиэтл» в поисковую строку Гугла.

– Я в эти игры не играю.

– Да ладно тебе! Не заставляй меня рыться в твоих отчетах.

– Если я отвечу, ты замолчишь быстрее?

– «Панда Экспресс» в Нортгейте?

– Не-а.

– «Сабвэй»?

Грант нахмурился, взглянув на свою напарницу, сидящую за решеткой, которая разделяла стол на две равные квадратные поверхности с двумя захламленными лотками для входящей почты, пачками файлов, пустыми бланками допросов, отчетами о расходах и одной на двоих миниатюрной искусственной рождественской елкой.

– Значит, «Сабвэй». – Софи сделала пометку в блокноте.

Сегодня она классно выглядела – угольно-черный брючный костюм с блузкой цвета лаванды и соответствующим черепаховым ожерельем с серебряной окантовкой. В ней текла кровь негритянских и индейских предков. Иногда Гранту казалось, что он видит черты индейцев чероки в ее темных миндалевидных глазах, а ее волосы были абсолютно прямыми и блестели, как вороненая сталь его служебного оружия. Они работали вместе с того самого момента, как Бенингтон перевели в Северный полицейский участок два года назад.