— Тебя не спрашивали, — буркнул Бакуго.
Тодороки спокойно на него посмотрел.
— Йоараши силён, но он даже близко не настолько популярен, как ты. Не говоря уже о том, что ты принимаешь участие в важных миссиях, когда у тебя есть время, или присоединяешься к Киришиме на патруле, несмотря на загруженное расписание. И ты недооцениваешь известность Юэй. Молодой Номер Два, вернувшийся в родной город, чтобы обучать детей в школе, где он сам начал свою карьеру и личную жизнь. Звучит, как сюжет книги.
Бакуго молчал какое-то время. Потом, нахмурившись, ответил:
— Все эти годы, проведённые с Дэку, сказываются на тебе.
— Он врос в тебя, — сказал Шинсо.
— Как грибок, — кивнул Бакуго.
— Ты не становишься менее значимым, — продолжил свою мысль Тодороки, игнорируя их, — ты не упадёшь резко в рейтингах. Возможно, через много лет кто-нибудь и превзойдёт тебя, но разве это не страх, с которым живёт каждый, вне зависимости от того, кем он является?
— Ты сейчас сказал больше, чем за весь прошедший год, — усмехнулся Шинсо.
Они замолчали. Иногда было странно находиться рядом с Бакуго и Тодороки. Он регулярно общался с ними обоими благодаря работе, отношениями с Мидорией и их другими одноклассниками, но всё же случалось такое время; как во время Июльских Атак, когда он работал рука об руку с Тодороки, несмотря на абсолютную непохожесть их причуд; или как когда Бакуго был принят на должность преподавателя в Юэй, и Айзава прислал ему письмо с предложением по работе несколько месяцев назад, и они стали друзьями.
— Спасибо, — почти неслышно ответил Бакуго.
Тодороки кивнул.
— По крайней мере, это ты. Я не хотел, чтобы позиция Номер Два всегда была занята тем, кто этого не заслуживает.
Бакуго уставился на Тодороки так, как если бы он не знал, что сказать. Шинсо взял свой стакан сока, чтобы его руки были хоть чем-то заняты. Они все присутствовали на суде Старателя. Казалось, весь мир там присутствовал. И они все понимали, что имел в виду Тодороки.
— Спасибо, — повторил Бакуго, и залпом выпил всё оставшееся пиво, как если бы пытался избавиться от неприятного вкуса во рту.
Иида приехал через десять минут после этого, тяжело дышащий и всё ещё одетый в свой геройский костюм.
Асуи открыла дверь, и тот ввалился в коридор, практически сбивая вешалку для шляп. Он поклонился ей, после Урараке и протянул завёрнутый в упаковочную бумагу подарок. Она его тут же распаковала. Там была бутылка шампанского, которая выпустила фонтан пены, заливший весь пол, стоило Урараке выдернуть пробку.
— Ох, — сказал Иида, глядя на бутылку, — прости, я… Я бежал сюда, мне стоило этого ожидать…
Но Урарака просто рассмеялась и сомкнула губы вокруг горлышка бутылки, чтобы остановить поток пузырьков, проливавшихся на пол. Асуи пошла на кухню за тряпкой.
— Я не стану это пить, — сказал Бакуго.
Урарака отпрянула от бутылки, жадно хватая ртом воздух:
— Я бы тебе не позволила, в любом случае. Эта бутылка официально всецело моя.
После принятия поздравлений и объятий от Ииды, она отправила его в спальню, чтобы тот переодел геройский костюм.
— Я ничего с собой не взял, — ответил на это Иида.
Урарака рассмеялась, поднимая бутылку шампанского над головой, другой рукой подталкивая Ииду в сторону спальни.
— Ты можешь одолжить наши вещи.
— …Я не думаю, что они мне подойдут.
— Нет, но ты будешь выглядеть просто отлично.
Шинсо присел на диван рядом с Мидорией.
— Нам стоит ему помочь?
Мидория не ответил, пряча улыбку за стаканчиком сока. Когда Иида вышел из спальни десятью минутами позже, на нём была майка, которая была мала ему настолько, что открывала большую часть его живота, и натянутые на бёдрах спортивные штаны, заканчивающиеся немногим ниже колена.
Киришима громко присвистнул. Девушки около столика с напитками зааплодировали.
Иида поправил очки на носу, его щёки порозовели, но он всё равно улыбался. Урарака разразилась хохотом. В одной руке она держала всё ту же бутылку шампанского, другой же фотографировала Ииду на телефон, обходя его с разных сторон в поисках наилучшего ракурса.
Мидория с отсутствующим взглядом наблюдал за Иидой и Ураракой, прикусив губу.
— Я их напугал.
Шинсо не нужно было спрашивать, что он имел в виду.
— Ты достаточно долго не получал таких серьёзных ранений. Думаю, все думали, что ты научился этого избегать.
— Порой это неизбежно, — тихо пробормотал Мидория, едва различимо за шумом музыки. — Знаю, многие со мной не согласятся, но иногда так нужно. Важно, я считаю, показать стране, что несмотря ни на что, ты всё равно будешь подниматься и продолжать двигаться вперёд. Что ты сделаешь всё, что можешь, чтобы их спасти.
— Я не согласен, — ответил Шинсо. Он вспомнил, как ходил к Мидории в больницу, и видел его друзей, жавшихся в коридоре. Бакуго, обхвативший руками колени, напряжённый, как взведённое ружьё; Урараку и Ииду с покрасневшими заплаканными глазами; Киришиму, прямого, как палка, сжимавшего руки в кулаки и сохранявшего спокойствие, чтобы поддержать мужа; Асуи и Токоями с их мрачным терпением, потому как это не было в новинку — как ночные кошмары, заставляющие тебя вскакивать в холодном поту посреди ночи, или шрамы, или невинные люди, которых ты не спас, но не смог забыть — ещё одна сторона карьеры героя.
Он вспомнил то ледяное чувство внизу живота каждый раз, когда он видел уведомления в общем чате, где его одноклассники писали о процессе лечения Мидории.
— Но, может, именно поэтому ты Символ Мира, — закончил мысль Шинсо.
— Ты злишься? — спросил Мидория.
— Нет. Мы не стали бы друзьями, если бы я злился каждый раз, когда ты был серьёзно ранен.
— Я тоже не буду просить прощения, но…
— Но? — подтолкнул Шинсо, но Мидория не ответил.
Шинсо наблюдал за тем, как Урарака пыталась упросить Ииду залить фото в Твиттер и как его лицо становилось всё более красным и как всё больше шампанского проливалось на пол, но они этого даже не замечали. Он снова повернулся к Мидории. Тот смотрел в экран своего телефона. На экране блокировки была фотография Всемогущего, он улыбался, окружённый цветущими яблонями; на его рубашке были заметны небольшие капли крови.
— Я думаю, они боятся, что я пойду по стопам Тошинори, — едва слышно признал Мидория, — но… что ещё я могу сделать?
Шинсо положил руку Мидории на колено, и тот расслабился от прикосновения. Шинсо не любил физические контакты, но то, как Мидория выглядел в данный момент, –бледный после столь долгого постельного режима и сжимающий между колен телефон, – заставляло что-то в груди Шинсо сжаться.
— Двигаться вперёд, — сказал Шинсо, глядя на Бакуго и Тодороки, агрессивно деливших между собой полупустую миску чипсов, но не в глаза Мидории. — Это всё, что в наших силах. Двигаться вперёд, зная, что наши мечты не уйдут у нас из-под носа и…
— И улыбаться, — Мидория схватил Шинсо за руку и вскочил на ноги, тряся его руку в рукопожатии, как если бы они увиделись впервые. — Ты прав. Ты прав! Я так себя накручивал по этому поводу и просто… просто…
— Не ты один, — ответил Шинсо.
Улыбка Мидории сияла настолько ярко, что ему было почти больно на неё смотреть. Он снова пожал ему руку, прежде чем отстраниться и крикнуть:
— Шото, я возвращаюсь к полевой работе с завтрашнего дня!
Тодороки и Бакуго прекратили спор. Они оба повернулись к Мидории с почти одинаковыми выражениями лиц.
— Ты что? — спросил Бакуго одновременно с напряжённым «Изуку. » со стороны Тодороки.
После того, как Мидория успокоил всех присутствующих и был убеждён не звонить в агентство, чтобы объявить о своём возвращении, прямо сейчас, потому как было уже достаточно поздно; после того, как Иида согласился выложить фотографию в Твиттере; после того, как Асуи убедила Урараку перейти с шампанского на обычную воду, а Киришима пошёл на улицу, чтобы заняться барбекю, — только тогда Мидория подошёл к нему снова.
