– Блеск и нищета великого Мераба! – не преминула я хохотнуть, когда золотые руки свершили свое дело, а псевдозолотые зубы улыбнулись на прощание, и все это великолепие в чумазой обертке удалилось. – Мы, преданные родственники, всегда полагали, что прораб вашей жизни, тетя, – это респектабельный начальник с барскими замашками. А оказалось, он обаятельный оптимистичный клошар. И это притом, что столько лет сидит на теплом хлебном местечке!
– Не береди душу, Ника, – глухо проворчала Пеларгония. – Спивается старая гвардия. Знавал он лучшие времена, здесь ты права. Жена от него ушла, теперь он неухоженный, одинокий… – проявила тетя благородную милость к падшим.
– Так его нужно женить на мне! Подсуетились бы, тетя, убили бы двух зайцев. Такой альянс плывет вам в руки и просится на брачную страничку в саму «Нью-Йорк таймс».
– Все шутишь над старой Ханумой, – зловеще усмехнулась Пеларгония. – А меж тем твоя тактика тоже не выдерживает никакой критики. Жалоба мне на тебя поступила. – И в глазах Пели Антоновны заплясали победные мстительные блики.
Вестимо, откуда жалоба. Вампир Аркадьевич мутит воду. Переживает и кается, что сказал что-то не то, но ведь не со зла. Обидел нечаянно, ненамеренно, и теперь мучается от раскаяния. Но Пеларгония выразилась очень точно: его раскаяние – оно всегда стремительно оборачивается жалобой, а потом и жесткой претензией. Мол, что я такого сказал?! Мол, все это женские капризы… О моих давешних капризах теперь узнала тетя Пеля. Ее сосед, коего она полагала безобидной службой эскорта в местных масштабах, никак не ожидал, что его слова могут быть истолкованы в призме примитивных женских обидок про возраст и размер. Не поленился свет Аркадьевич – на то и Вампир – все подробно изложить: про сорванную экскурсию, про молодежный берет и маленькие изящные тапочки. Итог и вывод: изучайте мужскую психологию, в конце концов! Он, мужчина немолодой, бессознательно хотел меня состарить и утяжелить. Ведь молодая, легкая и шикарная барышня ни за что не согласится иметь дело со старым небогатым пеньком. То есть… он хотел меня искусственно состарить! Вот как едко пошутила жизнь надо мной.
– Тетя, ликуй, ты преподала мне великий урок. Больше не буду ускорять реку времени, – пообещала я, поискав глазами на столе что-нибудь вкусненькое. – Однако это извращение – желать состарить женщину.
– Еще не те извращения бывают, – ворчливо отозвалась тетя. – И кто тебя вообще просил входить с ним в такой тесный контакт и слушать его бредни?! Мне даже в голову не пришло, что ты будешь с ним шастать по выставкам. Я ж тебе сказала, что он – вампир, неужели этого предупреждения мало? А ты часами с ним говорила по телефону. Да это ж язву можно заработать!
– Но ты-то с ним как-то общаешься, тетя. Впускаешь в дом, можно сказать, нечистую силу.
– Нет, не пускаю. Он только провожает моих гостей. А в остальном я давно поставила его в рамки. У него лимит разговора – две минуты, и он об этом прекрасно знает. За две минуты вполне можно изъясниться по делу.
– И ты коварно не предупредила меня о правиле двух минут, – упрекнула я Пеларгонию, которая, вздохнув, начала метать на стол угощения из заветного буфета. Знала, мудрая фея, чем можно залакировать любые недоразумения.
Я с легким садизмом продолжила укоряющую речь о том, что наверняка тетины подруги хоть разок жаловались ей на обходительного поначалу, а впоследствии болтливого и вздорного Вампира. И как же она могла после этого…
– Нет! – вскричала Пеля с астматичным присвистом. – Никто никогда не жаловался, клянусь тебе! Впрочем, кукла моя, я упустила тот момент, что все мои подруги уже не в той поре, чтобы заинтересовать вампира. Молодежь ко мне давно не ходит, а зря! Опыт мой бесценный, как я вижу, не устарел. Взять хотя бы вас, моя прекрасная леди. Честно говоря, я подозревала, что такие умницы-красавицы, как ни странно, могут плохо о себе думать. Настолько плохо, чтобы принять нашего Аркадьевича за возможный объект желания и интереса.
– Ты намекаешь на мою низкую самооценку? – буркнула я, нервно набивая рот абрикосовым рулетом.
– Не намекаю, а говорю прямо. Знаешь, это все из-за женских компаний. В них я и сама порастеряла остатки своей, как ты выражаешься, самооценки. Свои вспушенные перышки… Эх, Ника, беги от женщин, они расскажут тебе, что шансов у тебя нет. Они утопят тебя в болоте безнадеги по части хорошей партии и счастливого брака. А это не более чем инстинкт самки по уничтожению соперниц. Да, можно наматывать на кулак сопли о высокой конкуренции, о том, что достойные мужчины перевелись, а если и встречается редкая птица, то ему подавай ноги от ушей двадцатилетней выдержки – и никак не старше. Вздор! – И выговор тетушки снова угрожающе окрасился знаменитым акцентом. – Одна моя приятельница познакомилась с будущим мужем, когда ей было под пятьдесят, а дыра от переднего зуба была заклеена жвачкой.
– Тетя, мы об этом уже говорили, – деликатно напомнила я.
– Я тебе рассказывала о жвачке?
– Нет, о вреде женских компаний. Вот честное слово, с тех пор я не была ни в одной женской компании! А теперь можно я выйду за дверь и удовлетворю вредную привычку? Не вздумай настучать маме!
– Ты куришь?!
– Буквально одну сигарету в месяц. Да ее и сигаретой не назовешь, ею в ухе можно ковырять. Вон, смотри, какая тоненькая.
Пеля, конечно, разразилась ворчаньем по поводу очередной никотиновой иллюзии. Она была права, но мне требовалась пауза. Я вдруг ощутила прилив тоски, словно смотрела на экран с выключенным звуком, а там оседал в руинах домик моей мечты. Внезапная хроника давнишнего землетрясения, возникшая из глубин подсознания, основательно меня подкосила. И поводом тому стала злосчастная дыра от зуба! Увы, такой уж у меня характер: пустяковая деталь может вызвать приступ отчаяния. Казалось бы, почему не порадоваться чьему-то счастливому витку судьбы, но нет! Ход моих мыслей стремительно приводил меня к выводу, что, раз такой сюжет уже был, мне он не достанется. Бесполезно латать черные дыры жвачками, Господь не повторяется в таких импровизациях.
Стоит ли пояснять, что мне тоже было что заклеивать! Сразу вспомнился прораб Мераб, который являл свою щербатость миру с обаятельной мажорной бравадой. Могла ли я следовать его примеру? Вряд ли. Разве что отстрелить ту часть мозга, что отвечает за рефлексию и социальные условности. Я ведь не отношусь к тому разряду счастливчиков, у которых эта область атрофирована врожденно.
Похоже, наша полоумная Пеларгония права. Женские компании основательно навредили моей победительной уверенности в себе. Раньше мне и в голову не приходило сомневаться в том, что, если надо, я выйду замуж и пять, и семь раз, и даже тринадцать, как мне нагадала одна моя знакомая учительница географии, искренне полагавшая, что «Великобритания» по-английски будет «Великобритейшн». Не исключено, что и географию она знала столь же причудливо, как и английский язык, но гадала отменно. Словом, я вообще не понимала, почему столько шума из-за этого чудовищного свадебного савана, лживых поцелуев на публику и снайперской приметы насчет букета невесты. Лично я выходила замуж без всех этих утомительных и дорогостоящих глупостей, надев ностальгические синие ботинки моего старого приятеля и замотавшись в разноцветный палантин собственной росписи. Это была веселая реконкиста для всей нашей компании.
А после развода весь фарт улетучился. Подозреваю, что его сглазили те самые вредительские увещевания подруг. Дескать, хорошо подумай, прежде чем совершать чудовищный шаг в пропасть одиночества. Следующего раза может и не быть! Но почему? Да потому что. Тогда меня было не сбить никакими страшилками, я даже не сомневалась в своей замужеспособности. А ведь везение суть отсутствие невезения, отрицательного опыта, девственная вера в выбранный путь. Я не сильна в философии, но, когда утрачиваешь легкость движения, поневоле начинаешь копаться в моторе. А это только начни… Помнится, такой же страшный опыт был пережит мной, когда мой компьютер впервые нахватался вирусов, и пришлось просто-таки попасть в зависимость от знакомого умельца, выпускника физтеха. Я мучила его вопросом, почему же раньше, когда я понятия не имела об этой жуткой виртуальной заразе, я жила себе преспокойно и лазила по Интернету, куда хотела. На это был мне простой ответ: «Ибо до поры до времени все мы не ведаем, что творим. Но когда-нибудь и где-нибудь с нами непременно что-нибудь происходит. Закон Мерфи». Вот и с любовью такой же Мерфи. Живешь-живешь с нею, а потом тебя атакует вирус судьбы, и ты уже сброшен с райского гамака безмятежности.
