Семь лет.

Семь лет прошло с тех пор, как он видел её в последний раз.

И даже сейчас он помнил о ней абсолютно всё: запах волос, голос, ощущение от прикосновения рук, скользящих по его плечам. Помнил огонь, зажигающийся в глазах, когда она была возбуждена, ликующий взгляд, когда они заканчивали очередную машину, и медленный вздох, когда она пересекала финишную черту первой.

Боже, не было бы ночи, когда он, совершенно трезвый, не глядел бы в потолок, а сознание не играло с ним злую шутку, воскрешая в памяти все моменты, связанные с ней. Оно напоминало, что он потерял, бросая это прямо в лицо.

— Ты принёс мне цветы? — Летиция Ортис подняла бровь. — Что, чёрт возьми, я должна с ними делать?

Доминик Торетто закатил глаза. Он знал, что это было плохой идеей, позволить втянуть себя во всю эту чепуху, связанную с Днём Святого Валентина.

— Чёрт, откуда я знаю, Лет? Я думал, девушкам нравятся цветы!

— Может быть, твоим обычным грязным, хихикающим цыпочкам, — фыркнула Летти, глядя на предмет их спора. Цветы были действительно прекрасны. Они находились в длинной стеклянной вазе с матовым рисунком, перевязанной лентой. Оранжевые лилии были великолепны, и Дом не считал, что ошибся с выбором. Они были по-особенному красивы. Оранжевый соответствовал огненной личности Летти, и Доминику казалось, что это хорошо сочетается с элегантностью лилий. Но, чёрт побери, что он мог знать об этом?

— Я заберу тебя вечером, и мы пойдем на гонки?

Фраза прозвучала полувопросом, и Торетто с облегчением выдохнул, когда получил в ответ короткий кивок. Он кивнул и развернулся к двери, чтобы уйти. У самой двери он кинул взгляд через плечо и заметил, как Летти склонилась над цветами, проводя пальцем по нежному лепестку.

Конечно, Летти никогда бы не призналась, что любит цветы.

Она была единственной девушкой в мире, которая была способна идти с ним нога в ногу. Единственная, кто видел его через всё то дерьмо, которым он прикрывался, и игнорировала его маску мачо. Она заставила его постараться добиться её внимания, подняв брови на все его попытки польстить ей, когда он впервые осознал, что она его привлекает. Она игнорировала его несколько дней, после того как он флиртовал с несколькими девушками перед ней, и безжалостно дразнила его, прежде чем открыться снова.

Когда он в первый раз изменил ей, она посмотрела на него с абсолютно непроницаемым выражением на лице. Все остальные домочадцы занимались своими делами, очевидно, не замечая того, что происходит. Она была слишком гордой, чтобы рассказать кому-либо о том, что случилось. В ту ночь она осталась позже всех в гостиной и заснула на диване, утверждая, что вырубилась во время просмотра фильма. Он не сказал ей ничего, не желая оттолкнуть. Две недели спустя, когда она зашла в их спальню, он пробормотал себе под нос, что любит только её и никого не хочет так же сильно, как её.

Он знал, что ему повезло, когда она вернулась. Она была гордой и упрямой, и требовала уважения к себе. Если бы он был каким-то другим парнем, то она давно бы дала ему пинок под зад. Никто даже не понял, что она вернулась к нему. Или вернее, позволила ему вернуться к ней. И делала это снова и снова.

— Эй, Дом, где ты был прошлой ночью? — крикнул Винс из гостиной, когда Доминик зашёл внутрь.

— Работал допоздна в гараже, — с полуулыбкой ответил Торетто.

Летти подняла голову и внимательно посмотрела на него, сидя рядом с Джесси.

— Что мы смотрим сегодня? — бодро спросил Дом, плюхнувшись на диван с другой стороны от Ортис, и перекинул руку вокруг её шеи, как делал это обычно. Ребята шутили о борьбе на экране, а Миа и Летти обменивались взглядами с противоположным сторон комнаты. Взгляд Миа скользнул по брату, и когда она заметила напряженную позу подруги, её собственные губы сжались в тонкую линию.

— Эй, Лет! Лет? — Винс нахмурился, также заметив вид Летти, и она подняла взгляд на него. — Всё в порядке?

— М-м-м, я… — Летти резко вдохнула. — Мне нужно принять душ.

Она быстро встала и пошла вверх по лестнице. В душе она старалась не обращать внимания на дрожащие руки. Она ненавидела чувствовать себя маленькой слабой девочкой, каждый раз, когда Дом приходил домой и лгал насчет того, где провел прошлую ночь. Она знала, где он был.

— Могу я тоже принять душ? — резкий голос Доминика вывел её из размышлений. Летти развернулась и направилась к двери, целенаправленно загораживая собой вход.

— Я понимаю, почему ты хочешь принять душ, Дом, — плюнула Летти, распаляясь. — У тебя оранжевая помада на воротнике.

Она сжала челюсть, когда Дом посмотрел на неё.

— Я не пользуюсь помадой.

Это продолжалось два года. Команда, наконец, поймала его на изменах; некоторые намного позднее остальных. Миа знала обо всем с самого начала. Он знал, что Летти не рассказывала его сестре, она была слишком гордой, чтобы прийти к кому-либо со своими проблемами. Даже к лучшей подруге. Но, наверное, это была женская интуиция. Парни поняли гораздо позднее. Он ловил их неодобрительные взгляды каждое утро, когда приходил после ночи “в гараже”. Сестра всё меньше разговаривала с ним, предпочитая проводить время со своим бойфрендом. Он был даже рад — её новый парень был хорошим человеком.

Он знал, что заслужил это.

Он портил лучшее, что с ним произошло.

И он не мог остановиться.

Она терпела дольше, чем кто-нибудь мог предположить. Ссоры стали более сильными, сердитое молчание длилось днями, а работа в гараже стала напряженней. Единственное, в чем они, казалось, открыто не конфликтовали, был секс — он был удивительным. Яростным, страстным.

Наконец, однажды ночью она ушла.

Восемь месяцев о ней никто ничего не слышал. Она позвонила не ему. Его сестре.

— Летти звонила, — голос Миа заставил Дома остановиться. Он повернулся к ней лицом настолько быстро, что почувствовал легкое головокружение.

— Что, чёрт возьми, с ней происходит? Она хоть знает, как мы волновались? Как долго мы искали её?

— Она не вернется, — её голос был тихим, несмотря на гневную тираду Дома. Его глаза расширились ещё больше.

— Как это “не вернется”? Никогда?

Прошло семь с половиной месяцев, а они, в конце концов, были её семьёй. Он всегда считал, что она вернется. Ей просто нужно время, чтобы успокоиться, привести мысли в порядок. Он верил, что она собирается вернуться домой.

— Да, Дом! Она уехала навсегда! — не выдержала Миа. — Ты облажался. Сильно облажался. Как ты этого не понимаешь?

— Миа…

— Не надо, Дом! — она повысила голос, начиная сердиться. — Ты ей изменял! Все знали это. Мы ничего не говорили из уважения к ней, не из-за тебя! Мы все любили её как сестру!

Она кричала, со злостью глядя прямо ему в глаза.

— Она уехала из-за тебя. Летти была единственной, кто был с тобой, не смотря на всё это дерьмо.

Доминик тяжело выдохнул и приоткрыл рот, будто собираясь что-то возразить. Взгляд Миа заставил его промолчать, и он только покачал головой, опустив взгляд в пол.

— Она простила тебя сто первых раз. Сколько ещё доказательств нужно было, чтобы понять, что она любит тебя?

— Никогда не было вопроса в том, любит ли она меня, — голос Дома был едва слышен, — А в том, будет ли любить и дальше.

Все с осторожностью упоминали её имя. Парни затихали, когда он был не в настроении: бросал инструменты, ударял ногой по двери, матерился себе под нос. Сестра переехала, не в силах находиться рядом с ним. Она приходила в гараж каждый день, но всего на пару минут. Однажды, зайдя в дом, она обратила внимание, что фотография команды, где была и Летти, исчезла с полки. Если бы она пригляделась, то заметила разбитую рамку в углу комнаты.

Он постоянно напоминал себе, что это была его вина. Пока она не позвонила, у него была надежда на её возвращение. Теперь он знал, что не было никаких шансов, и боль усилилась в несколько раз. Девушки — безымянные, безликие — каждую ночь менялись в его кровати, он забывал их, как только они покидали его спальню. Каждый раз он думал о ней.