Я скосил глаза на слуг – те притворились истуканами, слепыми и глухими одновременно.

– А ты, что, совсем не можешь ходить, да? Бедняжка… – протянула она. – Как это тебя угораздило? А тебя как зовут? – зачастила девчонка, не покидая, впрочем, своего убежища.

– И вовсе я не бедняжка! – сам от себя не ожидая, возмутился я. – И все я умею! – запальчиво возразил я и в доказательство поднялся с кресла.

– Ой! Я про тебя слышала, тебя Тумма лечит, правда? Так это он тебя на ноги поставил? – зачастила моя собеседница.

– Тумма сказал, что я сам себя вылечил, а он мне только помог, – с гордостью ответил я. – Храбрая кровь прогнала плохую кровь!

– Ну да, Тумма так мог сказать, – кивнула девочка, отчего непослушная прядь вновь закачалась перед глазами, а ямочки на щеках засияли. – Так как тебя зовут?

– Олтер, – ответил я, не смея противостоять этим блестящим глазам и милым ямочкам на щеках. Да и вдруг что нового и полезного узнаю?

– А меня Наула. Я тут прячусь… – успела прошептать местная амазонка.

Вдруг раздался отдаленный гомон, затрещали ветки, и Наула затихла, поворачиваясь в сторону шума. Потом она посмотрела мне прямо в глаза и прижала палец к губам. Затем присела, сделала пару шагов назад и исчезла в густом кустарнике. А я остался стоять на месте и крутить головой.

Вскоре на поляну вывались целая компания. Все мальчишки моего возраста. На первый взгляд – плюс-минус пара лет. Возглавлял их плотный краснощекий парень с рыжеватой кучерявой шевелюрой.

– Эй, – повелительно крикнул он слугам. – Наулу здесь не видали?

Слуги замотали головами и забормотали что-то невнятное. Схватив мое кресло, они резво покатили его вперед, подальше от властных малолеток.

– А ты кто такой? – спросил второй рыжеволосый, такой же толстенький и крепко сбитый, как и предводитель. Судя по внешнему виду, брат первого. Они походили на маленьких кудрявых бычков. Все остальные, шедшие позади, встали за их спинами. И если большая часть мальчишек привычно заняла свое место за плечами рыжих, то четверо пареньков неловко сгрудились наособицу, чуть в стороне. Чем-то эта четверка отличалась от остальных.

– А ты кто такой? – в свою очередь не стал затягивать я. Чего тянуть? И так понятно, к чему всё идет.

– О! Смотри-ка ты?! – удивился первый из рыжих, что постарше. – Он и по-человечески разговаривать умеет! А я-то думал, только на своем быр-тыр-быр умеет!

Свита за спиной послушно заржала. Весело!

«Да уж, а вот и долгожданная почетная встреча, – вздохнул я. – И ведь не смолчишь. Мужской коллектив, первое впечатление. Не поймут. И где сейчас братья с Остахом? То, как репей прицепятся, а когда нужны…»

– Смеяться над чужим языком глупо. Хотя бы потому, что я знаю два языка. А ты сколько? – смех приутих, и свита опасливо посмотрела на своих рыжих вожаков. Видимо, я попал в точку – умниками ни один, ни второй не были.

– Я ваш козопасовский язык учить не собираюсь! – набычился старший из братьев и сжал кулаки. Младший повторил его движения. – Ты там с баранами в своих горах по-бараньи, наверно, разговариваешь?

Компания за спиной опять заржала. Все, кроме примеченных мною четверых. И что в них не так?

– С баранами я сейчас разговариваю. Только таких рыжих давно не встречал, – спокойно ответил я. Глотать оскорбления я не собирался.

Свита потрясенно замолчала, не веря своим ушам. Братья, разойдясь по сторонам, направились ко мне. Я поднял кулаки к вискам и прижал локти к туловищу, встав в стойку. Не к месту зашлась дрожью мышца в левой ноге.

«Только не сейчас!» – внутренне взмолился я, и нога послушно перестала дрожать. Хорошо хоть, не опорная!

Старший из братьев подбежал первым, замахиваясь из-за плеча, и первым получил короткий прямой в лицо. Удар вышел смазанным, и меня качнуло назад. Этим воспользовался второй нападающий, и достал меня по уху. В голове тут же зазвенело, но я уже сгруппировался и отступил, не дав возможности схватить меня или толкнуть. А отступая, быстренько отоварил и второго братца. И этот удар получился так себе – ни корпус не довернул, ни кулак. Так, ткнул и все. Удар совсем не поставлен и не отработан. Мозг вроде и посылает сигналы, как действовать, а тело не тренированное и не умеет толком ничего.

«Заниматься, заниматься и еще раз заниматься!» – подумал я, глядя на то, как свора прихлебателей сделала шаг вперед. Вперед ко мне. Собираются навалиться всем скопом на обидчика покровителей. Придется ножичек доставать, а то затопчут.

– Назад! – громко раздалось у меня над ухом.

Я узнал голос Остаха. За шумом схватки я и не расслышал, как он подошел. Это и неудивительно – в голове до сих пор звенело от пропущенного удара, а ухо горело. Хорошо меня приложил мелкий рыжий паскудник!

– Я тебя велю выпороть на конюшне, козопас! – крикнул старший из братьев, прижимая руку к лицу. Под левым глазом у него наливался красным будущий фингал, грозящий вскоре расцвести ярким цветом. Знай наших!

– Ты как был дураком, так и остался, Гвинд! – раздался вдруг девичий голос. Моя собеседница торжествовала. – Перед тобой гость моего отца, Олтер, сын Рокона, наследник Дана Дорчариан, дубина!

Я повернулся и увидел девчонку, которая показалась из своего потайного убежища. Ее обвиняющий указательный палец уставился на братьев. Я прижал руки к груди и с признательностью ей поклонился. В ответ она с удивлением и интересом посмотрела на меня. Невдалеке стоял Остах, уперев руки в бока и покачиваясь с пятки на носок. Его внешний вид не обещал для меня ничего доброго. Пальцем он в меня не тыкал, но смотрел этак… Со значением. Йолташ и Барат, выскочив вслед за учителем из дома, стояли на крыльце, растерянные. А что им делать? Не бросаться же в детскую драку!

Переведя взгляд с меня на моих оппонентов, Остах громко сказал на дорча.

– Драка! В первый же день! Даже вещи не успели перенести! – он повернулся, махнув мне рукой. – Идем в дом, наследничек!

Суровый тон меня не обманул. Я успел увидеть мелькнувшее в глазах дядьки веселье и радость, тщательно им скрываемые. Или все-таки показалось?

Хоар. Где-то в горах рядом с Ойдеттой

На душе у Хоара было тревожно. Он ехал верхом в седле, пустив шагом своего умного коня рядом с поскрипывающей повозкой Хродвига, щурился на солнце и думал. Щуриться на солнце и пребывать в своих мыслях было обычным делом для Хоара после Суда. После завершения тяжбы, Суда и непременного пира после него Хранителя и его спутников вновь ждала дорога. Так было всегда. Обычно Хродвиг с Хоаром ехали молча, думая каждый о своем – старик в повозке, а Хоар в седле. Этой негласной традиции было много лет. Но сегодня всё выходило иначе, хоть и выглядело, как обычно.

Когда старик рухнул в тот злосчастный овраг, Хоар перепугался. Решил, что свершилось. Думал – пришел конец Главе Хранителей. Вроде бы не раз и не два обсуждали, что ему стоит делать, если Хранитель не проснется. Обычно сам старик и заводил такие разговоры. И Хоару казалось, он был готов к этому. Но после падения в овраг Хродвиг своими словами все переиначил. Произнесённое им всё переворачивало вверх дном: прежние договоренности, прежние планы, прежние мечты.

– Сбереги мальчишку, Хоар! Горы трещат. Сбереги… Сбереги наследника… О том не думай… Об имперском не думай…

Хорошо, что хрипел Старик бессвязно. Хорошо, что его никто не расслышал. Разве что мальчишка. Но он не понял и не поймет. О том, что старик сказал после, Хоар запретил себе даже думать. Хватит с него и того, что горы трещат…

Хоар поднял глаза к небу и посмотрел вдаль. За плечами белоснежных пиков на фоне неба Дорчариан клубился черный дым. Хоар не помнил, когда это началось – но вдруг, после очередного поворота дороги, он увидел эту зловещую тучу, и на душе стало муторно. Он помнил рассказы старика про чуму и сожженный Декурион.

Все должно быть по-другому! И Хродвиг – пошли ему сил Мать Предков! – пришел в себя, и пастухи нашлись… Сейчас они с Хранителем возвращались прежней дорогой в Ойдетту, где их обязательно ждал пир. Толстяк староста все-таки вернулся на поляну, и, увидев односельчан, даже принялся командовать, пока не попался под горячую руку Хранителя. Хродвиг мигом укоротил его, отправив домой за телегами для раненых. Да и те из пропавших, кто не был ранен, так ослабели, что не скоро одолели бы путь домой. Так что скоро к Гремящей поляне, как успели пастухи прозвать потаенное место, поднимется караван. Как бы половина села не прибежала с родней да домочадцами, встречать кормильцев, которых и не чаяли уже увидеть живыми.