========== Остров ==========

Эта комната задумывалась как гостевая, окна выходили на юго-запад, чтобы солнце в утренние часы не беспокоило гостей. А потолок когда-то был украшен росписью с птицами на фоне весенне-голубого неба. Части её можно было увидеть и сейчас даже сквозь чёрную котопь. Финдарато вздохнул; быть пленником в доме, который выстроил своими руками, было очень тяжело. Иногда казалось, что стены говорят с ним голосами тех, кто строил Тол Сирион, Финрод помнил имя каждого плотника, каменщика, резчика, художника, скульптора, каждого мальчишки, подносившего мастерам инструменты. Он любил это место, а теперь оно было осквернено. О, новый хозяин, захватчик, сохранил в целости самые красивые залы и комнаты. Майа любил красивые вещи. Почему-то эльда был уверен, что Саурон живёт именно в тех покоях, которые Финрод почитал своими. Это злило больше всего, даже больше проигранного поединка.

На какой-то краткий миг ему показалось, что он может одержать верх. И он был уверен, что поверженный противник не прикажет оркам и волколакам разорвать их на месте, он признает поражение. Финдарато не мог сказать, почему, но был истово уверен, что в Гортхауре наберется благородства на то, чтобы проиграть честно. Наивно было надеяться на победу. Секундное замешательство майа лишь зажгло искру надежды в душе Финрода, но затем он был безжалостно раздавлен и в буквальном смысле брошен на колени страшной силой истинной сущности майа темного пламени.

Он проиграл и ждал смерти. Он ждал пыток или допросов, лишений и страданий. Но ничего не было. Только тогда, сразу после поединка, Саурон, жестко сжав челюсть в пальцах, потянул лицо эльда на себя и прошипел дрожащему от усталости Финдарато в лицо «Имя! Как твоё имя?» Достало сил покачать головой и только потом упасть без чувств на пол. С тех пор прошло несколько дней. Но не было ничего. Ему исправно приносили еду, меняли одежду, ставили кувшин для умывания. Орки не пытались говорить с ним, немногочисленных людей, которые, он знал, есть в Тол-ин-Гаурхот, он не видел, только слышал аданскую речь в коридоре пару раз.

На окнах не было решеток, дверь снаружи запиралась на простой засов. Саурон отлично понял, что он не оставит своих и не сбежит, бросив спутников на верную и, это не было секретом, мучительную смерть. А вот цепи были. Тонкие великолепно скованные звенья, незаметно склепанные, гладкие наручники, покрытые узором из волнистых линий. Мастерская, изящнейшая работа, от их вида Финдарато каждый раз передёргивало: ясно было, кто автор этого изделия, невозможно было не восхищаться красотой и качеством исполнения, даже учитывая их назначение. Вероятно, это и было одной из пыток Жестокого.

Еще мучительно было не знать, где спутники. Пытаться дозваться до кого-то через аванире – опасно. Финрод с ужасом вспомнил, насколько после поражения был близок к тому, чтобы открыть разум врагу. Не было страха, не было давления и боли, было такое странное ощущение безнадёжной безопасности, неизбежного объятия, Финдарато не мог сформулировать лучше. Стоило лишь немного ослабить сопротивление – и стало бы очень спокойно, так спокойно, что не волновало бы уже ничего. Но он чудом смог устоять. Смог он – смогут и они, хотелось в это верить. Особенно Финдарато надеялся, что Берен выберется отсюда живым.

Не смотря на то, что условия жизни в плену были вполне сносными, он терял силу. По капле, час за часом. Давила ли так сильно обстановка, или еда содержала какие-то зелья, которые эльф не мог распознать, но слабость одолевала. Конечно, сказывалось и то, что Финдарато старался как можно меньше спать. Сначала он так пытался сохранять бдительность и быть готовым в любой момент вскочить и защищаться. Потом пришли эти сны. День на третий. Он был воином, он был аманэльда, он был сильнее многих своих спутников, но и он не мог несколько суток подряд совсем не спать. А когда веки становились такими тяжелыми, что сил поднять их уже не было, он проваливался в ужасающе реалистичный сон.

Уверенные сильные руки майа ласкали его грудь и живот, заставляя кожу пылать, вызывая в теле дрожь наслаждения пополам с ненавистью. Жадные, страстные поцелуи, которыми айну покрывал шею и плечи, заставляли помимо воли выгибаться навстречу. Сердце то замирало, то срывалось в бешеном ритме, когда чужие руки касались возбужденной плоти, а чувственные губы над самым ухом выговаривали надтреснутым шёпотом «Финдэ, мой Финдэ…». Ни разу ещё Финдарато не удалось устоять, он не мог контролировать своё тело во сне. Каждый раз он сдавался, а тёмный майа подчинял его тело себе, заставляя раз за разом испытывать мучительное блаженство близости. Тело предавало эльфа, но только тело. Разум и во сне отказывался подчиняться.

Но эти сны посеяли в душе Фелагунда страх и сомнение. А если он сдастся и наяву? Что он будет делать, если Саурон придёт к нему сегодня, завтра, положит руки на плечи, прижмёт губы к впадинке на шее, как тогда, во сне? Что будет делать он? Что вообще означают эти сны? Вдруг это не сны, а умелое колдовство, которое он не может распознать? Вдруг Враг так подбирается к единственному, чего нельзя, просто невозможно отдать ему – к ответу на вопрос, который задал Артаресто «Зачем ты, Инголдо, идёшь за Береном? Неужели ты видишь надежду в его походе?»

Дверь тихо открылась. На пороге стоял Гортхаур. Черная накидка струилась с широких плеч почти до пола, темно-серая рубашка была небрежно полурасстегнута на груди. Вся поза майа была расслабленной, обманчиво неустойчивой. Руки обнажены до локтя, на пальцах пара красивейшей работы перстней. Финдарато молчал, он не встал, даже не сменил позы, продолжая смотреть в потолок, лёжа на кровати и закинув скованные руки за голову. Он лишь перевел взгляд на вошедшего. Но он изучал руки, одежду, позу, избегая смотреть в глаза тёмному майа. Было не страшно, но было очень тревожно.

- Неужели ты думаешь, что узнать твоё имя и цель вашего путешествия можно узнать только допрашивая тебя самого, а, Инголдо?

На руке чуть ниже локтя Финдарато заметил маленькую каплю крови. В один прыжок он оказался у двери, но ослабевшее тело подвело и на этот раз. Саурон одним слитным молниеносным движением припечатал эльфа к стене, сжав тонкие сильные пальцы у него на горле, другой рукой повелительно махнул куда-то в сторону дверного проёма, дверь закрылась, громыхнул засов.

- Что ты сделал с ними? – не своим голосом просипел Финдарато, пытаясь оторвать руки от стены. Тщетно, зачарованные цепи вросли в камни намертво, не позволяя пошевелиться.

Лицо врага было пугающе близко, эльф мог разглядеть каждый волос в пряди, упавшей на мраморно белую щеку майа. Невольно вспомнился сон, Финадарато с усилием зажмурился, прогоняя морок. Хватка на шее не ослабла, но захват стал другим, аккуратнее и как будто нежнее. Эльда почувствовал, как Саурон свободной рукой провёл по его волосам, откидывая их за спину, обнажая шею и плечо с одной стороны. Финрод вжался в стену, его мутило от ненависти и презрения к методам врага, но отвращения не было, и это было страшно. Тело предательски быстро ответило на ласку, по спине пробежали мурашки, сердце забилось чаще. «Нет, нет, нет!» - как заклятие мысленно повторял Финдарато.

- Я ничего не делал с твоими спутниками. Только поговорил. Они живы, вполне здоровы и очень часто спрашивают о тебе. Эта капля крови, внимательный мой, принадлежала оленю, которого я застрелил сегодня утром. Они не нужны мне. Даже твой человек.

При слове «мой» Финдарато затрясло от ярости, кровь прилила к щекам, он с усилием рванул кандалы и, распахнув глаза, встретил взгляд майа без всякого трепета.

- Ты лжёшь! – темные глаза напротив оставались бесстрастны, только уголки губ Гортхаура приподнялись в понимающей улыбке. – А если не лжёшь, тогда отпусти их, раз они тебе не нужны.

Саурон приблизил свое лицо настолько, что щекой едва не касался щеки Финдарато. Эльда почувствовал обжигающее дыхание около своего уха и в ужасе осознал, что ждёт, что губы майа коснутся его шеи, это становилось непереносимым.