Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ты не переживай, Бородулин, — сказал Меркулов, поручая ему это дело. — Мы тебе поможем. Бригаду создадим… Помощника прикреплю. Если что, обращайся непосредственно ко мне.

Ну и, конечно, Бородулин отказаться не мог. Меркулов свое слово сдержал и дал Бородулину помощницу — следователя-стажера Лену Бирюкову. Впрочем, толку от нее пока было немного. Единственный допрос, который она провела, не принес ничего нового.

Гримерные находились неподалеку от съемочных павильонов. Следователь вынул из кармана блокнот и сверил номер комнаты.

— Войдите, — послышалось из-за белой крашеной двери в ответ на его стук.

Бородулин вошел в просторную комнату, больше похожую на парикмахерскую. Такие же кресла с подголовниками, большие зеркала, несколько доисторических больших фенов в углу. Два кресла были заняты — над сидящими в них (в одном Бородулин признал известного киноактера) орудовали гримерши в белых халатах. Еще две сидели в углу и пили чай.

— Вам кого? — строго поинтересовались у Бородулина.

— Мне нужна Галина Скоробогатова.

— Это я, — отозвалась одна из женщин, пьющих чай, — а вы кто?

Бородулин подошел поближе и, не обращая внимания на любопытный взгляд ее подруги, сказал:

— Я из Генеральной прокуратуры. Валерий Бородулин, следователь по особо важным делам.

Он вынул из кармана удостоверение и предъявил его гримерше.

— А-а, — чуть изменилась в лице та, — это по поводу…

Она запнулась.

— Да, по поводу нападения на Симеонова. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

Она пожала плечами:

— А что я могу сказать? Я ничего не знаю. В момент нападения была далеко, а потом…

Бородулин кивнул:

— Да, конечно. Но все же можно с вами поговорить? Наедине желательно.

— Конечно.

Они вышли в коридор, подошли к окну. Скоробогатова достала из кармана халата сигарету и закурила.

— Я вас слушаю.

— Скажите, Галина…

— Можно без отчества.

Бородулин кивнул.

— Вы сами гримировали массовку?

— Да. Обычно я подключаю свою ассистентку, но тут была очень ответственная съемка. Так что я решила сделать все сама. Знаете, чтобы потом не переделывать. Тем более ассистентка у меня новенькая, только учится…

— А много времени уходило на каждого?

— Да нет… Минут по пять. На женщин, конечно, больше. Грим несложный, парики заранее приготовили…

— Значит, на двадцать человек в массовке вы потратили в общей сложности…

— Ну примерно часа два с половиной — три.

— А вы знали предварительно количество людей, которых предстоит загримировать?

— Да.

— И считали их?

Скоробогатова задумалась:

— Нет, не считала. Они стояли в очереди в коридоре.

— Сначала шли женщины или мужчины?

Она покачала головой:

— Вперемешку.

— Значит, вы могли и не заметить, если бы зашел лишний?

— Да, пожалуй, могла… За этим обычно следят ассистенты.

— И в этот раз было так же?

— Да.

Бородулин вздохнул. Ему уже удалось выяснить, что ни один из ассистентов не заметил лишнего человека, оказавшегося на площадке.

— А ваша ассистентка за этим не следит?

— Нет. Ее и не было в тот день на работе.

— Почему?

— Она отпросилась, что-то у нее дома произошло. Ну я и отпустила, все равно от нее толку мало.

— Странно. Вам предстояла большая работа, а вы отпустили ассистентку.

— Я же сказала, она отпросилась. И потом, я справлялась и не с такой работой. А Света бы просто болталась под ногами и всем мешала. Она еще неопытная.

— И все-таки, Галина, постарайтесь вспомнить, гримировали вы того, кто совершил нападение, или нет?

Она подумала с минуту, затем уверенно покачала головой:

— Нет. Не могу вспомнить. Знаете, это профессиональное качество — когда я работаю, то вижу перед собой то лицо, которое должно получиться. А если обращаю внимание, то только на детали лица по отдельности. На нос, рот, брови. А тут стояла простая задача: подвести глаза, припудрить щеки, подкрасить губы. Так что я не могла запомнить кого-то одного…

Бородулин вышел из Останкина около четырех. На пять у него была назначена встреча с Элемом Симеоновым, который сразу после больницы Склифосовского отправился домой залечивать раны. Когда Бородулин разговаривал с ним спустя несколько часов после происшествия, ему показалось, что певец даже рад случившемуся. Еще бы, повреждения минимальные, зато реклама… Вчера и сегодня газеты вышли с огромными заголовками. Кто-то даже узрел здесь «чеченский след» — поспешил обвинить в нападении на Симеонова террористов Басаева. А в других статьях прозрачно намекалось на некие интимные отношения Симеонова с преступником, несчастную любовь с голубым оттенком, из-за которой певец и пострадал… Так что Симеонов из этого случая извлек только пользу.

Следователь сел в свой «Москвич», с трудом выбрался с обширной стоянки перед Останкинским телецентром и взял курс на легендарную квартиру Анны Разиной, которая, по слухам, своими размерами превосходила даже знаменитую квартиру Брежнева. Надо было поторопиться: Симеонов собирался ехать за город, на дачу, и Бородулин должен был успеть допросить его, пока он был в Москве.

Подъезд, где жили Разина с Симеоновым, Бородулин узнал сразу. Перед ним стоял длинный лимузин темно-вишневого цвета, на передней дверце которого было изображение самого Симеонова. Рядом с портретом помещался размашистый автограф певца.

У подъезда находилась небольшая будка, в которой дежурил милиционер. А во дворе на лавочках сидела группа девчонок лет пятнадцати, которые все были одеты в футболки с изображением Симеонова. Судя по сумасшедшему блеску в глазах, это были поклонницы певца. Одна из них держала в руках небольшой плакатик «Я люблю Элема».

Войдя в подъезд, Бородулин изумился. Пожалуй, ему еще не приходилось видеть такой нечеловеческой чистоты. Белые стены, без всякого «Спартака — чемпиона» и «prodigy», на полу ковровые дорожки, растения в кадках, кондиционированный воздух, мягкие кресла и даже телевизор в холле! Видно, таким образом проявлялась забота о посетителях: если хозяев не оказалось дома, можно было приятно провести время.

Дверь Бородулину открыла миловидная девушка с большими печальными глазами, одетая в классический костюм служанки — темное платье, кружевной фартук. Она, ни слова не говоря, провела следователя по длинным и бесконечным («Почти как в Останкине», — подумал Бородулин) коридорам, пока они не попали в большую спальню. На обширной кровати под красным бархатным балдахином возлежал Симеонов, облаченный в белый шелковый халат, расшитый яркими цветами. Его забинтованная рука покоилась на груди. Увидев следователя, он попытался придать лицу страдальческое выражение, что, впрочем, удалось не вполне.

— Здравствуйте! Проходите, — сказал он надрывно, указывая здоровой рукой на мягкое кресло рядом с кроватью.

Бородулин поздоровался и сел. Интерьер спальни вызывал в памяти воспоминания об антикварном магазине. У следователя в глазах зарябило от обилия золота, мебели с гнутыми резными ножками, ярких атласных драпировок и пестрых ковров. На стенах висели картины, изображавшие пасторальные сцены, на одной из них Бородулин узнал самого Симеонова в качестве пастушка и Разину в костюме пейзанки.

— Сафонов, — гордо произнес Симеонов, проследив направление взгляда следователя.

— Что? — не понял Бородулин.

— Александрос Сафонов. Художник знаменитый. Это подарок нам ко дню свадьбы. Правда хорошо?

Бородулин неуверенно кивнул:

— Неплохо. Очень похоже.

— Мастер, — со значением произнес Симеонов.

Бородулин отвел глаза от картины, сделал серьезное лицо и по-деловому спросил:

— Как ваша рука?

Симеонов страдальчески поднял брови и потрогал плечо:

— Болит… Но врачи обещают, что скоро заживет.

— Будем надеяться… Я хотел задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно…

— Итак, Элем…

— Можно просто по имени.

5
{"b":"66502","o":1}