8. СИМХАТ ТОРА

Давид

В Гиват Шауле всегда пахнет свежим хлебом и мочой. В любое время года и суток. Я забираю Лею с работы во много раз чаще, чем бываю на кладбище. Но каждый раз, сворачивая к психиатрической больнице, внутренне отмечаю, что еду на кладбище. Означает ли это, что смерть для меня важнее любви, или демонстрирует лишь мою готовность к худшему?

Лея шла к машине, не улыбаясь. Наверное, ей опять нехорошо. А ведь сегодня -- сокращенный день, вечером начинается Симхат Тора, и мы даже хотели побродить по какому-нибудь религиозному району, посмотреть на уставное веселье, на пляшущих со свитками евреев, заводящихся под одобрительными взглядами не только Всевышнего, но и женщин. Женщинам в этот день можно открыто, не прячась за занавесками, наблюдать за происходящим действом. Но Лея не улыбалась. Жаль, я тоже, оказывается, хотел пойти вместе с ней вечером в синагогу и перебрасываться взглядами через праздничное пространство. А во все остальные дни поход с женщиной в синагогу нельзя назвать совместным.

Я тоже перестал улыбаться. Улыбка, как и любовь, без взаимности -глупа. Вот, пожалуй, главное отличие любви от дружбы -- дружба по определению взаимна.

-- Привет,-- сказала Лея устало и неприветливо. Плюхнулась на сиденье. В детстве у меня жила пара хомяков. Когда у хомячихи портился характер -она начинала кусаться, гонять хомяка по клетке, пищать -- я точно знал, что скоро появятся хомячата.

-- Сразу домой? -- почти констатировал я.

-- А куда еще? Все уже закрыто. Я хлеб забыла купить, кстати.

-- Я купил.

-- Сегодня еще раз ультразвук делали.

Я поймал себя на малодушии -- боялся спросить, но спросил:

-- Да? И что?

Лея передернула плечами:

-- А ничего. Нестандарт, похоже.

Я ничего не говорил, решил -- пусть скажет все, что считает нужным сама. Я не врач, чтобы обрабатывать медицинскую информацию, она это сделает для меня лучше.

-- В общем, они сказали, что похоже на близнецов.

-- На близнецов?

-- Или даже на тройню.

-- Ни фига себе! Пусть лучше двойня... Лея, ты что, ты поэтому расстроилась? Брось, близнецы тоже люди... То есть, это, если подумать, даже интересно. Особенно если однояйцевые. Или если мальчик и девочка, тоже интересно. Однояйцевых можно специально по разному воспитывать, чтобы почувствовать пресловутые "врожденное" и "приобретенное".

Лея искала что-то в "бардачке". Что она может искать в моем "бардачке"? Она, конечно, тоже иногда берет машину, но ни разу не замечал, чтобы после нее что-то оставалось. Кажется, она тоже поняла, что ей нечего там искать. Резко захлопнула. И сообщила:

-- Понимаешь, толком почему-то не могут посмотреть. Двигается плод... плоды все время, причем когда УЗИ делают. Впечатление, что на ультразвук реагируют.

-- А такое может быть?

-- Нет, конечно... Я так больше не могу. Я, знаешь, хочу уехать к маме, в Нетанию. Хотя бы до родов. А если найду там работу, то насовсем... Мой дом не в этом Городе, понимаешь?

-- Живущий в Иерусалиме всегда бездомен, ибо Город этот -- жилище Господа,-- попытался то ли успокоить, то ли развлечь ее я. Не получилось:

-- Вот мне и надоело бомжевать! Не хочу быть беременной бомжихой!

-- А что вдруг?

-- Не знаю,-- уже другим тоном сказала Лея,-- поймешь ли ты... С тех пор как я живу в этом Городе, я не чувствую завтра. Раньше я видела и планировала свою жизнь хотя бы на несколько недель вперед. А сейчас я просто делаю записи в ежедневнике и не думаю о них. Просто каждое утро раскрываю его и загружаю в себя дневные планы. Я лишилась ощущения протяженности предстоящей жизни.

-- Ты думаешь о смерти?

-- Не больше, чем все. Тут другое. Я знала, что ты не поймешь, просто ты спросил... Это как сильный туман. Я живу в непробиваемом фарами тумане. И очень близко что-то, что пока позволяет мне жить. Но в любой момент может решить, что хватит. Хватит с меня...

-- Ты чего-то боишься?

-- Да нет же. В том-то и дело, что это не страх... Как бы это... Ну, что ли, здесь такое ощущение близости рока, его силы, что... что невозможно противиться ему.

Я понял ее. Сильная рука рока тащила ее на короткой цепи длиной в сутки. И мог ли я упрекнуть Лею, что она желала перегрызть цепь и сбежать. Но сказать ей это -- означало обидеть сомнительным сравнением. И я сказал:

-- Я понял. Такое же чувство, наверное, у антилоп. Они тоже не боятся, пасутся в своей саванне рядом со львами. А львы время от времени отбивают от стада то одну, то другую. А стадо, после легкого переполоха, чуть отбегает и возвращается к ежедневным заботам...

Я сказал, не подумав. Даже хуже, потому что такое, и не подумав, не говорят. Такое должно отсекаться на уровне подкорковой цензуры. Про львов. И про тех, кого они пожирают. Лея смотрела вперед округлившимися глазами, замерев. Объяснять что-то означало лишь усугубить. Молчать тоже было невозможно. Но я молчал. А пока я молчал, в меня просочилась откуда-то смрадная мысль. Она просочилась, как просачиваются в Старом Городе сточные воды через грязные фильтры многовекового культурного слоя, а потом стекают тонкой струйкой во тьме Львиного зева. Ведь это у львов обычно два-три детеныша. А вдруг... Вдруг эта "двойня-тройня" -- следствие того, что произошло с Леей той ужасной ночью, у дома Беллы? И тогда, в Старом Городе, Лею не пытались сожрать, а, скажем... ну да, насиловали... Бред, конечно. Голливудский ужастик. Вернее пионерские страшилки, от которых хочется забиться под одеяло, потому что понимание нелепости не помогает вытеснить их из сужающегося сознания.

-- Ты уедешь... А я?

-- Я хотела попросить тебя поехать со мной. Мы бы сняли вместе квартиру.

-- Зачем?

-- Мне тут плохо, страшно. Я ведь должна сейчас не только о себе... А ты можешь проверять сумки где угодно.

-- Сумки?.. Вообще-то это для меня не главное в жизни.

-- В Нетании тоже есть Интернет. А кота -- заведем.

-- Рахель растрепала?

-- Давай между собой ее, все-таки, Беллой называть, а?

Белка могла проболтаться и просто так. В конце-концов, им надо о чем-то разговаривать. А о чем им еще разговаривать, как не обо мне. Но если не просто так, то для Хозяина это очень логичный ход, чтобы устранить меня из Иерусалима. А это может означать только одно -- я способен ему промешать, либо уже мешаю. А ведь я практически не действовал. Все мои действия были связаны только с Аллергеном... Может ли Аллерген быть Хозяином, вот что интересно. Нет. Да. Нет. В принципе может, конечно. Потому что ведь невозможно представить, кем он быть не может. Но возможность не обязательно заканчивается воплощением. Чаще даже не заканчивается, а остается "в уме" и оттуда следит внимательным и ревнивым кошачьим взглядом за другой, реализующейся возможностью, которую предпочли.

-- Давид, ты на кого обиделся? На меня или на Беллу?

-- Обиделся?

-- Сидишь, молчишь. Разве не обиделся?

-- Думаю.

-- О чем?

-- Как тебе объяснить, почему я не поеду в Нетанию. Чтобы ты не обиделась. Чтобы ты поняла -- дело тут не в наших отношениях.

-- А в чьих?

-- Да я не так выразился. Тут вообще дело не в отношениях. Например, у солдата с присягой есть какие-то отношения?

-- Нет.

-- Вот видишь!

-- А хочешь... Хочешь, вообще отсюда уедем!

-- Куда это?

-- Все равно. В Америку, например. У меня сестра в Нью-Йорке. Можно вообще в Москву вернуться, хотя и глупо. Хочешь?

-- Не хочу.

На этом слова у нас как-то резко закончились. Вернее, мы их вобрали внутрь, как кот -- когти, чтобы случайно (или нарочно) не поранить друг друга.

Еще мы, как назло, застряли в пробке на въезде в Рамот -- все спешили разъехаться по домам. А когда вдруг перестают меняться картинки за окном, и не надо участвовать в движении, молчание становится враждебным и полным смысла. Но и прервать его сложнее, потому что кажется, что надо сказать что-то действительно важное. У меня таких слов не было. Вместо них присосалась пиявкой мысль о том, что Лея зачала в те самые дни, когда на нее напали в Старом Городе. Мысль не отцеплялась. Тогда я решил заместить ее другой, смежной. Смежницей оказалась Белла. На Лею напали около дома Беллы. В отходившем от смежной улицы переулке. И беременность у них, да, смежная. А теперь еще и смежные имена Лея-Рахель. Похмельный или синильный рок с трясущимися руками и слезящимися глазами словно все время промазывал. Он, словно праотец Иаков, получил Лею вместо Рахели. И тогда, в мае, в Бен-Гинноме, охота шла за Беллой. И потом, все, что происходило ужасного, всегда происходило неподалеку от Беллы, можно сказать в ее присутствии. И не только в смысле физического расстояния. Ведь Марта была следующая после Беллы женщина Гриши. Смежная.