-- А какая разница? -- настороженно ответила Марта, явно вертя так-сяк фразу в поисках подвоха.

И тут победный голос Кинолога даже как-то по-особому зазвенел:

-- Ну как же, моя сладкая! Неужели тебе ни разу не хотелось покататься на русской тройке? Это когда три лошади везут санки по снегу, аха? Вот. А у меня такой же интерес к шведской тройке. А че? Че нам теперь с Гришаней делать, ты подумала? Гришаня, ща, подожди.

-- Слушай, кинокритик,-- неожиданно хмыкнула Марта,-- хочешь я покажу тебе твое истинное лицо?

-- Канэчна хачу! Это по-вашему значит -- оф коссс!

-- Тогда смотри на меня внимательно. Очень внимательно! И двигайся на меня. Раскрой глаза шире, еще шире!

Вспышка! Фотоаппарат. Даже я дернулся и ослеп на миг. Очень неприятно. Кинолог орал: "Сука!", и в этот раз его еще можно было понять -- Марта поступила с ним по пещерным законам, почти как Одиссей с Циклопом. Она щелкнула еще раз, в явной надежде стать обладательницей трофея -фотопортрета искаженного злобой Кинолога.

Все ржали. А Марта продолжала рвать вспышками старую ткань пещерного покрывала. И я увидел... то есть, мне показалось... что с каждой вспышкой от нее словно бы отдергивает лапы тьма.

-- Гриша,-- грустно позвала Белла,-- какая дальше программа в нашем приключении?

-- Вольная. Индивидуальное изучение каменоломни.

-- Или в маленьких группах,-- зло добавил Кинолог.

-- Это ладно,-- сказала Белла.-- Я имею в виду, как и когда мы отсюда свалим?

-- Ну как всем надоест, скажете. Тогда взломаю ворота.

-- А сигнализация? -- испуганно спросил Лея.-- Ребята, я... я не могу рисковать. Для меня же репутация -- часть профессии. Давайте без криминала, а? Давид?

Я представил, как завоет сирена и будет казаться, что это сама пещера взвыла каменным зевом от боли и ярости... Нет, сегодня я не хотел это услышать.

-- Ну да,-- сказал Гриша,-- не исключено, что повяжут.

-- С кем? -- смиренно спросил Кинолог.

В конце-концов, решили ничего не взламывать. И начали спорить -- ждать ли открытия пещеры, или попытаться найти путь обратно, к Йоханану, который явно встанет к утренней молитве намного раньше, чем откроется пещера. Так и не договорились.

В какой-то момент алкоголь и темнота, до этого объединявшие нас, стали оказывать обратное действие. Лея прильнула ко мне откровенно, даже требовательно... И пульсировавшая мигалкой тревога замедлилась, подстроилась под ритм ее сердца и как-то успокоилась. Леин поцелуй -- он, конечно, меня волновал, но больше даже успокаивал, как соска -- ребенка...

И мы с Леей пошли вглубь пещеры, потому что никто больше не был нам нужен, и ничто в мире нам не было нужно, даже свет. У нас не оказалось ни спичек, ни зажигалки. А зачем? Свет ослепляет мудрую внутреннюю сову. А внешний вид навязчиво концентрирует тебя на внешнем, он изменяет направление и силу намерений и чувств, он вообще заставляет тебя играть по внешним правилам.

Вдруг я перестал слышать ее шаги. Метнулся туда, где она должна была быть. Задел рукой ее платье. Схватил, прижал к себе.

-- Ой,-- сказала она.-- Ты видел? Что-то светилось.

-- Где?

-- Там... уже нету. Тускло, но я видела. Как отражения фар, что ли.

-- Что-то парное?

-- Кажется да. Не знаю, ну нету уже... А как ты оказался справа?

-- Я был справа.

-- Нет, это ты вначале был справа. А потом меня потянул за платье слева. А потом вдруг обнял снова справа... Я знаю, это ты так за мной увивался!

Даже самый милый смех в темной пещере звучит не так. Кроме того, это был не я. Если это вообще кто-то был. Ей, конечно, показалось. Конечно... Смех оборвался, я решил взять ее за руку, покрепче. Протянул ладонь и... не встретил ничего. Ее снова не оказалось на месте. Я позвал ее. Она не откликнулась. Я метнулся туда, куда направила меня интуиция. И только через несколько шагов наскочил на Лею и подхватил ее ускользающее тело. Она обняла меня и снова засмеялась:

-- Как ты увидел в темноте, что я поскользнулась? Ты просто кот! А что это сейчас был за запах?

-- Кошачий?

-- Почему -- кошачий?

-- Я подумал, что запах вызвал ассоциацию и ты сказала, что я -- кот... Глупость, конечно.

-- Ты смешной. Нет, просто странный запах. Внезапно возник, внезапно исчез. Что-то из детства... Цирк... или зоопарк... пони в парке...

-- Дай руку. Стой, я тебя обниму.

-- Стою.

-- Запах был звериный, ты хочешь сказать?

Опять смеется:

-- Сейчас? Нет, сейчас хороший, одеколоном.

-- Ну что ты смеешься... Звериный, да?

-- Ага, пахло страшным зверем пони...

Теперь мы шли обнявшись, хоть это было не очень удобно. Но я просто боялся выпустить ее. Ей это, кажется, нравилось. Она вдруг ткнулась мне в щеку, прошептала:

-- Ты тааак горячо дышишь мне в шею... так часто...

Я не дышал ей в шею. Я вообще был на полголовы выше. Я тупо всматривался в черное никуда. Я вообще сдерживал дыхание, чтобы вслушиваться. Мне было неочевидно, что мы доживем до утра.

6. ЛЬВИНЫЙ ЗЕВ

Гриша

Какая падла ломится в дверь так рано! Натурщица? Часы... Пять утра! Бля-а-а-а! Не натурщица... Это какой-то урод!.. Да нет, как же... Пять вечера. Наверное, Давид. Мог бы и позвонить заранее... Ф-фу, зачем звонить, тогда бы он разбудил раньше...

-- Давид... Привет... Слушай, а ты допускаешь... Что есть особи, которые спят больше трех часов в сутки? Я, например. И прочая публика. Еще так, по мелочи, процентов девяносто девять человечества...

Смотрит виновато, но не смущенно:

-- Гриш, ну давай ты поспишь еще. Я могу подождать.

-- Ага. В углу. И на меня не забывай смотреть. Знаешь таким неподвижным тяжелым взглядом... ну, ты знаешь. Заодно можешь и ножи наточить, давно пора... О-обббл... Что будем -- кофе или огуречный рассол?

-- Тебе, Гриша, грех жаловаться. Вот Лея прямо из пещеры на работу поехала, я ее только сейчас домой отвез... Совсем уже плыла, в машине уснула. Просила тебе передать спасибо за пещеру.

Кажется, кроме этой бабенки его уже ничего не волнует. Я так не умею. Я, наоборот,-- циклюсь, если облом.

-- Что-то я не понял. Почему она благодарит меня? Тебя пусть благодарит... А все-таки, какая Кинолог сука! Всякий раз, вот правда -- ну просто одно и то же, до полного идиотизма...

-- Да ладно, Гриш... Не так уж эта Марта тебе и нравилась. И вообще, черт его знает, как это все работает... Пить девочка нашими дозами не привыкла. К напору такому не привыкла. Темнота, опять же, инстинкты...

Понятно, слишком счастлив, чтобы осуждать кого-то -- мир прекрасен, люди -- ангелы.

-- Вот-вот! К напору! Какая разница -- нравилась она мне или нет. Я ей нравился! Да и при чем тут вообще она? Я про эту суку Кинолога! Он регулярно уводит от меня женщин против их воли!

-- Слушай...

-- Да, регулярно! Я понял -- он нарочно это делает! И, бля, что за методы? Прикидывается тупым-тупым, чтобы баба и не надеялась объяснить ему... Чтобы она четко знала -- объяснить ему ничего нельзя. А потом он ее выхватывает! Обязательно у меня из-под носа! Вот увидишь, скоро явится и начнет с деталями повествовать. Урод!

-- Гриш...

-- В пятнадцать лет я ему за это морду набил! Перед отъездом, помнишь, опять набил за это же. И что, помогло?!

-- Давай я кофе сварю?

-- Не хочу!

-- Все равно скоро придет Ортик и сварит. Так давай лучше я.

-- Чем это ты лучше? Ортик еще ни разу меня не разбудил.

У моего раздражения бывает слишком долгий тормозной путь. Я уже отошел, а оно по инерции еще наезжает на окружающих. Во всяком случае, я проснулся:

-- Все, я проснулся. А это значит -- скоро придет Ортик. Вари кофе на троих.

-- Он же наш кофе не пьет.

-- Поэтому на троих -- мне двойной.

Стук. Так стучит Белка.

-- Привет, спелеологи,-- мрачно бросает она и пьет мой кофе,-- Ортик скоро будет?

Да-а-а... Раньше, когда она не высыпалась, мне так нравилась в ней некая пикантная развратинка. Даже если она всю ночь готовилась к экзаменам, было полное ощущение тайной ночной жизни. А теперь даже ей -- лучше по ночам спать.