Ночью ему приснился товарищ Берия без штанов с кувшином вина. Нарком предлагал выпить, а он отталкивал его и всячески ругался, доказывая, что грузины не умеют делать вино. От лености они закладывают в чаны виноград с кисточкой, от чего вкус становится терпким, словно древесная кора. Берия неожиданно в него вцепился и заорал:
– Вставай!
– Не хочу, – отмахнулся Костя и сел в кровати.
– Хочешь или нет, вставать надо, – резонно заметил телохранитель начальника политотдела.
– Зачем? Еще рано.
– Каша на столе, позавтракаешь, и вместе пойдем на службу.
Когда Костя сел за стол, кухарка демонстративно поставила перед ним недопитую бутылку и наставительно заметила:
– Такие вина в одиночку не пьют.
– Такие – это какие?
– Саркел[15] возвели персы, и виноделие пришло от них. «Цимлянское черное» делают из черного изюма, а пьют наперстками, восхваляя красавиц.
– На вид тебе сорока нет, а говоришь о дохристианских временах, – язвительно заметил телохранитель.
– Читай Омара Хайяма[16], неуч! – отрезала кухарка и загремела посудой.
«Да, женщина похожа на вино,
А где вино,
Там важно для мужчины
Знать чувство меры», —
процитировал Костя забытого за тысячелетие гения.
– Пошли поэт, труба зовет, – поднимаясь с табуретки, хохотнул телохранитель.
Начальник политотдела уже поджидал у лифта, но после дружеского приветствия надолго замолк. Так, в молчании, они дошли до служебного входа, а перед дверью он неожиданно выматерился и злобно воскликнул:
– Сволочи эти финны, нормальные люди не могут обстреливать жилые кварталы Кронштадта!
Трехсотпятимиллиметровые орудия главного калибра форта Императора Николая стреляют на запредельную дистанцию в пятьдесят километров. До Питера не достанут, но ближние пригороды, включая Стрельну с Петергофом, – в зоне поражения.
– На батарею пришли нацисты? – догадался Костя.
– Батальон штурмовиков, ради своих идей они готовы пожертвовать даже соотечественниками.
Начальник политотдела закурил «Беломор», сплюнул с языка прилипшую крошку табака и продолжил:
– Тридцатого ноября форт обстрелял город Кронштадт, мы ответили бомбовым ударом по Хельсинки и объявили войну.
– Посол предупредил финнов, что за выстрел в сторону Ленинграда наша авиация сровняет Хельсинки с землей! – похвастался осведомленностью телохранитель.
– За последний обстрел уже ответили? – спросил Костя.
– Дивизия тяжелых бомбардировщиков нанесла показательный удар по Турку. Порт, верфи и заводы превратили в щебень.
– Это точно? Не промазали?
– Загляни ко мне, посмотришь вчерашние шведские газеты. Злобствуют, но понимают справедливость ответа.
Нацисты тридцатых годов ничем не отличаются от последователей двадцать первого века, тот же угар вседозволенности и беззакония. Но Вторая мировая война создала прекрасное средство излечения – пуля в лоб.
* * *
Начальник политотдела снова надолго замолчал и заговорил только у дверей кабинета:
– Мы создали государство, которым правит трудовой класс, а капиталисты затеяли новую мировую войну.
– Пусть дерутся между собой, – ухмыльнулся телохранитель.
– У нас нет ни армии, ни флота. В регулярной армии СССР всего пятьсот тысяч человек.
– Отличные бойцы…
– На Дальнем Востоке! И сто тысяч на Украине! – прервал телохранителя начальник политотдела.
– В сентябре вышел указ о всеобщей воинской повинности, – заметил Костя.
– За два года увеличим армию в четыре раза, а обученных воинов получим лишь в сорок втором.
– Чего учить? – снова вмешался телохранитель. – Гаражи и аэродромы ОСОАВИАХИМа забиты танками и самолетами.
– Не размахивай саблей, техника двадцатых годов хороша для обучения и непригодна для войны.
– Армии без командиров не бывает, – вставил свое слово Костя.
– Ты прав, наше посольство во Франции выдало белоэмигрантам сто двадцать тысяч паспортов.
– Сто двадцать тысяч царских офицеров? – охнул телохранитель.
– Не забывай о семьях, мы для всех открыли двери! Возвращаются инженеры, артисты, да что там – приехал сам Вертинский.
– Бывших лейтенантов и штабс-капитанов отправят на службу?
– Уговаривать не будем и отказывать не станем! У Гитлера под ружьем – пять миллионов, у Антанты – семь, и война неизбежна!
– Враги обязательно нападут и выберут самое неподходящее для нас время, – предсказал Костя.
– В двадцатом финны напали без объявления войны, забрали Центральную Карелию и Печенгу с Никелем, – напомнил телохранитель.
– Сейчас тоже начали с претензий, граница – по Неве, потребовали всю Ладогу, Петрозаводск с половиной Онеги и далее до Белого моря.
– Разве первыми начали они? – удивился Костя.
– Мы согласились передать всю Карелию на условиях вхождения Финляндии в состав СССР, а они обстреляли пограничников.
– Надеются на помощь западных партнеров?
– Президент Ристо Хейкки Рюти уже заготовил речь по случаю взятия Ленинграда!
Начальник политотдела процитировал по памяти:
– «Пала впервые в истории некогда столь великолепная столица, находящаяся вблизи от наших границ. Для нас, финнов, Петербург – зло, он являлся памятником русского государства, его завоевательных стремлений».
У маленькой, скромной и нищей Финляндии под ружьем – более двухсот тысяч солдат без учета резервистов. СССР выставил против них спешно сформированные Седьмую, Восьмую и Девятую армии. Де-факто у финнов – десятикратное превосходство, отсюда призыв нацистов начать поход на Ленинград. Реализовать военную авантюру помешали сами финские солдаты, наотрез отказавшись воевать. Короткий разговор с начальником политотдела помог сложить воедино решения правительства последних месяцев. Страна готовится к войне! Правительство открыло двери для белоэмигрантов, причем последнее потребовало отказаться от репрессий и политического прессинга инакомыслящих.
На лестнице Костю остановил дежурный по этажу и отправил к начальнику контрразведки. До начала рабочего дня – почти два часа, а начальство уже на местах, почему? Если верить школьной учительнице истории, в январе сорокового не было никаких важных событий.
– Держи и проходи. – Секретарь протянул Косте значок «Ворошиловский стрелок НКВД».
В кабинете – дым коромыслом, форточки настежь, не продохнуть. Неужели заседали всю ночь? За столом заседаний военные моряки, летчики и артиллеристы – Военный совет, да и только.
– Вот исполнитель главной роли, – без тени улыбки представил Костю секретарь.
Моряк с нашивками адмирала критически посмотрел на парня в обычной милицейской форме и ехидно спросил:
– Что ты умеешь? Только кратко.
– Стрелять и говорить на финском языке.
– Он знает форт, был там несколько лет назад, – добавил начальник контрразведки.
– Я тоже там был, зимой восемнадцатого, – подал голос артиллерист с ромбиком в петлице.
За столом полыхнула свара, и Костя понял: они действительно просидели здесь всю ночь. Причем спор был ни о чем, люди высоких званий с сединой на висках отстаивали право провести диверсию. Каждый по отдельности доказывал преимущество своего рода войск и требовал отправить именно его людей.
* * *
Они серьезно? Решение принял Берия, и никто не посмеет ослушаться приказа сталинского наркома. Так нет, спорят, как малые дети. Костя немного послушал бессмысленные пререкания и громко спросил:
– Как будем высаживаться на вражескую территорию?
– Со стороны залива, другого варианта не существует, – пожав плечами, ответил адмирал.
– Вы предлагаете повторить предыдущие ошибки? Еще при царе побережье утыкали ДОТами и дозорными вышками!