– Девушки, извините, но мне нужно поговорить с Миленой. Подождите в коридоре.

– Да кто ты такой, чтобы нам указывать?! – возмутилась одна, из тех, что имеют броскую внешность и считают, что мир крутится вокруг них.

– Я пока по-доброму прошу, могу перейти и на злой режим.

– Выйдите, – попросила Милена.

Две девушки, с любопытством разглядывая меня, быстро собрали часть грязной посуды и направились к выходу, явно собираясь пока на кухне заняться помывкой тарелок и старой, даже старинной чугунной сковороды, на которой виднелись остатки картошки, залитой яйцом. Видимо, это и был завтрак студенток. На мой взгляд, слишком жирный, за фигурами, видимо, не особо следят. Хотя у всех четверых фигурки были вполне на уровне.

Так вот, две девушки, приоткрыв дверь, вышли в коридор, а четвёртая, та самая с броской внешностью, легла на кровать и скрестила руки на груди – демонстративная отрицающая поза, видимо решила идти на конфликт, и с вызовом посмотрела на меня. Мельком глянув на Милену, та стояла у стола, рассматривая меня в явной растерянности, я подошел к кровати с её соседкой, просто накрутил на кулак достаточно длинные волосы – руку выкрутить не даст, а бороться с ней времени нет, – и повёл шипевшую от боли соседку к двери. Придав ей ускорение коленом, помог покинуть комнату, успев захлопнуть дверь раньше, чем в неё зло забарабанили кулачки. Да уж, соседка у Милены ещё та стерва, по поведению видно. Кстати, шум достаточно быстро стих, и в коридоре воцарилось оглушительное молчание. Судя по аурам, там шестеро активно подслушивали, что происходит в комнате.

Ещё раз покосившись на запертую изнутри дверь, я прошёл в центр комнаты и посмотрел на Милену:

– Ты не молчи. Я вижу, тебе есть что мне сказать. Итак, что с ребёнком? Он точно мой?

Рассказывала она взахлёб, как будто прорвало, вываливала ношу, которую несколько лет носила в себе, хотя я видел по ауре, что на ребёнка ей в принципе плевать и становиться молодой матерью она ни тогда, ни сейчас не собиралась. А всё было банально просто, подло и расчётливо. Когда она залетела, то стала активно искать папашу, то есть меня, так как была уверена, что отец был я, и, судя по движениям эмоций в ауре, я был склонен ей верить, по крайней мере она вроде как уверена, что говорит правду. Да и не постеснялась объяснить этот момент. Она с парнем своим поссорилась, думала, тот прибежит извиняться, а он, обрадовавшись свободе, пошёл по женским рукам. Милена затаила злость на него, и три месяца до нашей встречи у неё никого не было. И лишь через пять недель после нашего расставания закрутила любовь с одноклассником, новеньким, что перевёлся из другого города. После задержки проверилась в женской консультации, и выяснилось, что она на десятой неделе беременности, по срокам кандидат один, это я. И я был склонен ей верить. Особой лжи в словах я не заметил, в ауре тоже. Когда она меня не нашла, созналась в беременности родителям. Тянула до последнего, так что ни о каком аборте уже и речи не шло. Плохо, родственников по деревням у них не было, отправили бы туда под каким-нибудь предлогом, а когда бы вернулась, никто бы и не узнал о беременности. В принципе, и так никто не узнал. У матери Милены была подружка, на окраине Москвы проживала, вот у неё и устроили девушку, там же она и родила в обычном районном роддоме, где сразу же по настоянию родителей написала отказную на ребёнка. На этом всё, ничего больше она о нём не знает, да и ребёнок никому не нужен был: родителям – потому что делали карьеру, Милене – потому что молода и тратить молодость на ребёнка не хотела. В общем, по всему, ребёнок мой в детдоме, или, возможно, в доме малютки. Откровенно говоря, я не в курсе, сколько в них держат детей. Милена даже не знала, здоровый ли ребёнок, она после родов и не видела его, а кормить ей не приносили, сама отказалась, форму груди портить не хотела… сука. Единственно, что она уверенно подтвердила – родилась девочка. Никакого имени и прочего, это всё та получить должна была в доме малютки.

Хмуро уточнив, в каком роддоме проходили роды – этот район мне был незнаком, – я встал и, не прощаясь, направился к двери. Дальше общаться с этой… с этим… в общем, даже подобрать эпитеты не могу, но общаться дальше я просто не мог, меня душили злоба и ярость, могу и прибить сгоряча. Я сам не простой человек, возможно, даже отморозок, но для меня семья святое, да мне даже в голову не придёт бросить ребёнка, тем более родного. Да я лучше с разбега головою в стену, но не брошу. Жить не буду, но своим жизненным принципам не изменю, особенно в таком. Воспитали так, и, я считаю, правильно воспитали. А вот Милене такого воспитания не дали, и если бы у меня было время, я бы её повоспитывал ремнём по мягкому месту, пока кровь во все стороны брызгать не начнет. Тоже мне мать… хренова.

В коридоре бурлили аур с три десятка, в ожидании развлечений, но, пребывая в тяжёлых раздумьях, я отметил это мельком. Защита активна, чего волноваться. Так что, когда я распахнул дверь и сделал шаг вперёд, то даже не успел среагировать, как злобная соседка Милены, спрятавшись за косяком справа, с сильным замахом врезала той самой всё ещё грязной чугунной сковородкой по моему лицу. Точнее, попыталась это сделать, но защита сработала, оттого я и не стал уклоняться, и удар пришёлся куда нужно. Защита сработала как надо, и сковородка загудела в паре сантиметров от моего лица, а вот жёсткая мстительность на лице злобной соседки сменилась удивлением, а потом страхом. Та попыталась затеряться в толпе, но я сделал подсечку и, отобрав сковородку, сломал ей обе руки, которыми она закрывалась, и тремя ударами сковородки превратил её лицо в кровавое месиво с белыми осколками зубов. Око за око. Теперь не каждый хирург возьмётся за восстановление. Жёстко? Вполне может быть, вот только она била с такой силой, что вполне могла если не убить, то серьёзно покалечить. Про око я уже говорил.

Встав, я подкинул сковороду, ловко поймал за рукоятку и, осмотрев шокированных, впавших в ступор зевак, повернулся к Милене, стоявшей в проёме двери, и бросил ей под ноги телефон матери:

– На глаза мне не попадайся. Увижу – убью. Родителям то же самое передай. Хотя можешь и не передавать, если ребёнок мой, я их так и так навещу, карьерщиков хреновых. Изувечу, чтобы про карьеры свои забыли, твари.

Швырнув сковородку на пол, отчего та звонко зазвенела, и пройдя сквозь расступившихся зрителей, в основном тут первокурсницы были, быстрым шагом направился к лестнице. Двое парней, что успели прийти в себя, хотели было рвануть следом, но, судя по крикам, их сумели остановить, и первую скрипку в уговорах явно играла Милена. Правильно сделали, я сейчас на взводе, могу и прибить. Амулет «Отвод глаз» был отключен, так что под удивлённым и возмущённым взглядом вахтёрши я прошел через турникет наружу и сразу направился к скутеру. На нём уже умудрились усесться трое, уж не знаю как. Видимо, это была проверка на слабо, так как в сторонке мялось ещё семеро парней и две девчонки. С их стороны так и веяло интересом и предвкушением интересного зрелища. Ну-ну, я вам устрою зрелище, вот где можно выпустить кипевший внутри пар. Только парней убивать не буду, так раскидаю, разомну мышцы. Они же на меня не нападают, просто сидят на скутере, но дальнейшие мои действия зависят только от них, как поведут себя дальше.

– Свалили, – хмуро велел я.

Все трое синхронно усмехнулись, и не думая выполнять мой приказ. Причём двое сидели ко мне лицом, третий спиной, по-другому никак было не устроиться на этом сиденье. Третий полуобернулся в мою сторону, оттого я и засёк его усмешку. Подходя, я с разворота ударил ногой в голову ближайшего. Взметнув ногами, он спиной перевалился через скутер и рухнул с той стороны. Всё, этот в отрубе. Далее я нанёс серию ударов кулаками по корпусу второго, превращая рёбра в месиво, и добивающий третий в челюсть, свернув её набок. Вырубил, и качественно. Третьего достать не успел, шустро соскочив, тот отбежал в сторону и, набычивавшись, обернулся к группе поддержки. Потом направился ко мне и встал в профессиональную боксёрскую стойку.