Глава 5
Пиршество было устроено на земле. На больших листьях были представлены фрукты, орехи и другие съедобные растения, разложенные в длинную полосу. Племя слонялось вокруг, принося запасы сорванных с деревьев плодов и складывая их в центре небольшой поляны, где должна была состояться трапеза. Грон позволил Рут выйти из-за его спины и взял ее за руку. Поскольку его народ продолжал пялиться на нее, он хотел, чтобы все присутствующие поняли, что они были вместе, одним целым.
Граста заняла свое место в середине одной стороны растянувшихся в длину угощений, подав знак всем остальным сесть рядом. Справа от нее сел Отец ее Прайма, пока единственный самец, которому она позволила стать отцом своих детей. У нее было два сына и дочь, еще не достигшие подросткового возраста. Дочь села рядом с матерью, в то время как ее младший брат сел рядом с отцом, поскольку ему было всего несколько лет и он по-прежнему нуждался в помощи с едой, а старший сын сел по другую сторону от малыша.
Для Королевы было необычно иметь только одного Отца Прайма и позволить ему стать отцом стольких детей, но это зависело от Грасты.
Возле дочери Грасты сидел любовник Королевы, молодой самец, которого она использовала в основном для сексуальных утех. В племени понимали, что время от времени она дает ему шанс зачать с ней ребенка, но он все еще не преуспел в этом деле. Если кто-то из них был заинтересован в продолжении рода, то это их личное дело, племя верило, что в конце концов он тоже станет Отцом Прайма.
По другую сторону от него сидел следующий на очереди супруг Королевы, по крайней мере, такой статус он носил в племени. Он был самцом, едва вышедшим из подросткового возраста, с которым Граста образовала Связь, но еще не коснулась, ожидая, пока он полностью созреет. Он был тихим и застенчивым парнем из другого племени, но, несомненно, хорошо сложенным, с удивительными светло-серыми глазами, и все понимали, почему Граста сделала ему предложение, несмотря на его возраст. По обе стороны от семьи Королевы находились два Связанных Узами с Грастой стражника, дополнявшие ее свиту.
Раньше Грила сидела напротив Грасты, по обе стороны от нее сидели ее самцы, а дети могли устроиться по их усмотрению рядом с отцами. Когда младшая сестра Грона росла, она занимала почетное место среди детей, но год назад покинула племя, чтобы основать свое собственное. После этого Крану обычно садился рядом с Бру, избегая Грисса, рядом с которым сидел Грон и Мруин по другую сторону. Это было общепринятое расположение, и у Грона осталось много приятных воспоминаний о трапезе с его семьей.
Теперь, когда Грон был Связан с Рут, которая тоже была Королевой, и это никто не мог отрицать, независимо от того, как она выглядела, схема рассадки была менее ясна. Грон был бы рад сесть как можно дальше от других Королев, но он знал, что этот пир был в значительной степени предлогом для изучения Рут и его Связи с ней перед всем племенем. Как бы ему ни хотелось, он знал, что им не следует прятаться.
Именно в этот момент Граста отыскала его в толпе и жестом подозвала к себе, выражение на ее лице было суровым, но не угрожающим. Было ясно, что она ожидает повиновения, и они могли либо согласиться, либо их могли заставить. Грон неохотно повел за собой Рут, чувствуя, как она прижимается к нему все ближе и ближе и снова прячется за его спиной, выглядывая из-за его руки.
— Садись, Грон, — сказала Граста.
Понимая, что у него нет выбора, Грон сел, поджав под себя ноги, и Рут последовала его примеру, усевшись рядом с ним. Это уже было ошибкой. Рут должна была сесть напротив Грасты, а не он. Грон убедил себя, что Граста просто ждет от него перевода отдельных фраз для Рут, но он знал, что если бы Королева считала Рут равной себе, то усадила бы ее на место Грона. Это было оскорблением, а Рут даже не могла на него ответить, у нее не хватило бы сил тягаться с Грастой и потребовать уважения, которого она заслуживала.
Грон старался не встречаться взглядом с самцами Грасты. Ее самцы не станут драться с ним, это не их прерогатива, а стражников… Если он проявит к ней неуважение, они бросятся на ее защиту, несмотря на то, что сидят далеко от них.
Внезапное движение вынудило его обернуться, и он стал наблюдать за тем, как его семья заняла свои места возле него. Его мать, Грила, села сбоку от него, что, как он надеялся, было проявлением солидарности. Бру подошел к Рут с другой стороны, удивив ее, но Грон знал, что у его отца были добрые намерения. Грисс сел по другую сторону от матери, возле него разместился Крану, а возле Крану Мруин. Судя по выражению их лиц, они были на его стороне и готовы были вести переговоры в его пользу, чего бы это им ни стоило. Должно быть, Бру все-таки поговорил с Грилой. Мысль о том, что он может рассчитывать на поддержку своей семьи, придала Грону сил.
Остальные члены племени расселись вокруг них. Не имело значения, где сядут те, кто не относился к королевской семье, большинство выбирали места рядом с едой, которой отдавали предпочтение, или держались того же круга общения, что и днем. На пиру не было никаких формальностей, все просто ели, пока не насыщались, а затем уходили, но Грон знал, что племя собралось, чтобы понаблюдать за тем, что произойдет между Рут и Грастой, и сомневался, что кто-нибудь обратит внимание на еду или уйдет пораньше.
Граста приступила к трапезе первой, выбрав несколько кусочков и открыв пир. Грила приняла это за сигнал и тоже начала есть. Племя не обязано было ждать Грилу, только ее самцы, но она не отличалась терпением, в отличие от чувства собственного достоинства, и обычно ела второй, словно это было ее право. Грон повернулся к Рут. Он был ее самцом, а значит, частью ее племени, не Грасты. Он должен был подождать, пока она поест первой, но Рут этого не знала. Если он поест раньше нее, то опозориться на глазах у всего племени и, вероятно, не сможет доказать, что он Связан с Рут. Если она не сразу приступит к еде, позволив другим самцам есть до нее, это ослабит ее статус Королевы.
Рут с интересом наблюдала за происходящим, но не сдвинулась с места, чтобы взять что-нибудь из еды. Грон понимал, что должен действовать осторожно, но основы уже были заложены сладкими плодами, за что он снова мысленно поблагодарил Бру. Грон потянулся к самой большой ягоде на ближайшей грозди, затем наклонился к Рут и предложил ягоду ей. Он прекрасно понимал, что позволяет себе больше вольностей, чем подобает самцу, но он шел на оправданный риск. Только фавориту, будущему Отцу Прайма, могло сойти с рук такое поведение по отношению к Королеве, с намеком на то, что его отношения с Рут были настолько сильными, что утверждения Крану об отсутствии между ними Связи и того, что Рут пребывала в неведении, оказались бы беспочвенными.
Рут посмотрела на него и оскалила зубы, выражение ее лица смягчилось. Она взяла его за запястье и осторожно зажала ягоду своими маленькими острыми зубами. Пока она жевала, уголки ее губ снова потянулись вверх, словно одобряя его действия. Грон почувствовал, как по телу разливается то же тепло, что и раньше, и на всякий случай положил свой хвост на колени. Он быстро развернулся, чтобы собрать для нее еду на один из листьев.
— Хм, — пробурчала Граста, завладев вниманием Грона. — Она не может есть сама?
— Грут выбрала меня служить ей. Я сделаю для нее все, что угодно, — тщательно подбирая слова ответил Грон, намеренно не позволяя своим движениям замедляться или ускоряться.
— Выходит, она и правда не может говорить? — спросила Граста.
— Грут может говорить. Я слышал, как она болтала все утро напролет. Она просто не говорит на нашем языке. Вот почему она нас не понимает. Грут слышит и разговаривает, но она совершенно другая, необычная, — подтвердил Грон, которому не нравилось к чему ведет разговор.
— Ты можешь заставить ее говорить? Я хочу услышать это, — потребовала Граста.
Грон замешкался. Рут здесь не для того, чтобы развлекать Грасту или стать ее домашней зверюшкой, но еще рано испытывать терпение Грасты. К тому же он не знал, как заставить Рут говорить. Он не мог просто попросить ее. Когда Грон положил еду на лист для себя и опустил его перед собой, он дал себе время подумать. Что заставляло ее говорить в прошлом? Судя по обрывочным воспоминаниям, которые сохранились у него после лихорадки, в пещере она говорила почти без остановки. В камере она тоже болтала без умолку. В обоих случаях они были наедине, а значит под пристальным наблюдением целого племени он не сможет воссоздать эту картину. Она обычно говорила, когда они спаривались, но он не мог инициировать их соитие сам, особенно, когда его Связь с ней оспаривалась.
