Комната, где пробудилась Имриен, была не слишком большой, с бревенчатыми стенами, обмазанными чем-то белесым вроде глины. Широкая кровать занимала большую часть пространства. У стены пристроилась скрипучая этажерка. На ее полочках стояли подсвечник с огарком свечи, несовпадающие по рисунку глубокая миска и кувшин, березовый гребень и зеркальце с вытянутой ручкой. У окна притулился деревянный стул. Все вокруг пропитывал аромат лаванды. Из-за тонкой перегородки раздавался знакомый громкий храп.

Настоящая постель, свежая, благоухающая лавандой! Могла ли Имриен мечтать о такой роскоши? Ведь если девушке и доводилось когда-нибудь спать в кровати, она об этом не помнила. Счастливая гостья нежилась на кремовых простынях, перебирая в памяти события вчерашнего вечера, рассматривая их так и сяк.

Город — от него остались самые расплывчатые впечатления. Желтые квадраты светящихся окон; беспорядочная мешанина из движений, звуков и запахов; лес, утопающий в собственном подлеске — дремучие дебри из опор, столбов, стропил… Человеческая толпа бурлила и пульсировала, являя взгляду одновременно нежные цветы и трухлявые поганки. Верхние этажи и чердаки нависали над скрюченными тоннелями улочек. На веревках болталось выстиранное белье, хлопая на ветру, точно корабельные знамена. Сточные канавы издавали стойкое зловоние. Расхваливая залежалый товар, коробейники зазывали горожан и ревели при этом, словно буйволы на пастбище. Звенела сбруя, грохотали колеса, щелкали кнуты; отовсюду неслись крики, обрывки песен, лай собак — ничего себе вечер! Воздух пропитался дымом от медных жаровен, к которому мешались ароматы пирожных и духов. В свете фонарей яркими бликами вспыхивали доспехи и оружие. И над всей этой суетой довлел темный силуэт Башни с узкими бойницами горящих окон — Десятый Дом Всадников Бури.

Пробираясь сквозь шум, блеск и смрад города, Имриен следовала за Сианадом вернее самой тени. Девушка старательно прятала лицо под капюшоном и почти не глядела по сторонам, разве что споткнувшись о каменный бордюр или на миг потеряв товарища на неосвещенном участке улицы. Они петляли по извилистым дорогам и глухим переулкам, пока Имриен совершенно не потеряла чувство направления.

— А вот и Бергамотовая улица! — воскликнул эрт.

Свернув за угол, путники оказались в темном узком проезде. Сианад без труда нашел нужный дом и постучал в дверь. Та отворилась. Раздался звон колокольчика, и желтая рама света упала на булыжную мостовую.

Девушка испуганно отпрянула, отворачивая безобразное лицо, но товарищ сгреб ее за плечи и бережно подтолкнул вперед. Сама не зная как, Имриен очутилась внутри. Дверь за спиной захлопнулась; вокруг уже всплескивали руками, обменивались приветствиями и восторженными восклицаниями.

Начиная с этой минуты воспоминания стали совсем нечеткими, как затертый рисунок на древней монете. Кажется, там было трое. Да, в памяти всплыли три лица.

Добрая леди с тихим, проницательным взглядом, на лбу нарисован голубой круг, из-под платка выбивается поседевшая прядь, лишь весьма отдаленно схожая с огненными волосами Сианада.

Улыбчивый юноша с открытым лицом, вопрошающими глазами и пылающей, как угли в камине, шевелюрой.

Ровесница Имриен — должно быть, Муирна: по плечам рассыпаны блестящие медью локоны, ласковая улыбка не касается лазоревых очей, а в них — плохо скрываемое суеверное отвращение к мерзкой пришелице.

— Как ты? Как постранствовал? Расскажи нам! — теребили Сианада все трое в промежутках между объятиями.

— Вам-то какое дело? — шутливо отбивался гость, заливаясь довольным смехом, а потом приподнял юную красавицу за талию и начал кружить по дому. Племянница визжала в упоении.

Наконец у Имриен взяли обременительную ношу. Гостья была слишком измучена, чтобы проследить, куда поставили ее ларец; сама она в ту же минуту попала за стол, где уже дымилась тарелка с кашей. Сианад сидел напротив и без умолку тараторил с полным ртом, размахивая ложкой в одной руке и горбушкой хлеба — в другой. В камине весело горел огонь. На столе плавились свечи. Девушке протянули кружку с каким-то теплым напитком, который тут же разбежался по жилам зеленым пламенем, освежая силы и ублажая истомленное сердце. Кто-то из хозяев отвел гостью наверх, в эту самую комнату. Последним, что услышала Имриен, падая на кровать прямо в одежде, были слова Сианада, что проревел внизу:

— Нет, у него нету блох, и вообще это девушка!

Сестра Сианада Этлин уже хлопотала внизу — нагрела воды в котле и теперь таскала ее в деревянную бадью для купания, поставленную в углу за занавеской из плотного сукна. Как и положено ведунье, женщина была одета в серое и голубое. Увидев спускающуюся гостью, Этлин радушно улыбнулась, поставила кувшин на стол и вытерла руки о передник. Ладони хозяйки так и замелькали перед глазами девушки, но та лишь печально помотала головой: это чересчур быстро и слишком сложно, с ее-то скудными познаниями! Ведунья опять улыбнулась, будто все поняла, и просто показала на приготовленную ванну. Обида кольнула сердце Имриен: кто-то вчера спрашивал про блох… Но ведь наверняка не эта добрая женщина! И потом, горячая вода так заманчиво благоухала яблоками!

Окунувшись в душистую пену, девушка припомнила ту единственную ванну, которую принимала за все это время. Длинные локоны, мерцающие золотым глянцем, разметались по влажным плечам Имриен — а когда-то волосы стояли на голове короткой щетинкой.

«В целом Эрисе не может быть места лучше, чем это, — думала гостья. — Так бы и осталась здесь на всю жизнь — наслаждаться лавандовым покоем и яблочными ваннами! Мне бы только найти лицо, самое заурядное, такое, чтобы никто не оборачивался. Сианад говорил, лечение обойдется недешево… Кстати, как там сокровища?!»

Купальщица проворно выбралась из бадьи, насухо вытерлась и потянулась за одежкой, сложенной на стуле. Хозяйка убрала куда-то паучий шелк. Вместо него Имриен получила деревенский наряд, чистенький и аккуратно заштопанный. Принадлежал он, видимо, вчерашней красавице с брезгливым взглядом: только она походила на гостью и ростом, и телосложением. Девушка надела облегающее холщовое платье, застегнув рукава на пуговицы от запястий до локтей, и набросила коленкоровый кафтан с широкими рукавами по локоть. На стуле висел также простенький кушак, лежал теплый шерстяной плащ, длинная баска для локонов Имриен, ее старый капюшон, только выстиранный и залатанный, и прежний надтреснутый амулет в виде петушка. Девичья одежда. Выбора больше нет. Надо смотреть правде в лицо.

К тому времени, когда Имриен решилась показаться из-за суконной занавески, комнату уже заполнили громкие голоса и смех Сианада, добродушно подтрунивающего над племянником. Лиам в долгу не оставался, срезал его насмешки, что называется, на лету.

Муирна, не поднимая огненно-рыжей головки, аккуратно расставляла на столе тарелки с оладьями и блюдца с вареньем из красной смородины. В блестящие пряди цвета сердолика, обрамляющие лицо дочери хозяйки, были наугад вплетены семь тонких косичек, похожих на крысиные хвосты или шнурки от корсета, и ниточки разноцветного бисера.

В комнате было полно места для всевозможных очаровательных вещичек. Каменные плиты пола устилал тростник. С низких потолочных балок, покрытых черной копотью, свисали пучки засушенных цветов и листьев. На стенных крючках держались зубчатые кастрюли. Солнечный свет лился в окно, выходящее во двор. В углу из-за шторы виднелись ножки кровати. Вдоль стены, не занятой очагом и печью, тянулись полки и скамьи, на которых в изобилии были расставлены разнообразные интересные предметы: несколько неодинаковых ступок с пестиками, ложки, ситечки, наборы ножей и щипцов, мотки шпагата, нарезанная квадратами материя, бутылки и кувшины с этикетками и плотно притертыми пробками, маленькие жерновки, горшочки, мерки, графины, воронка, миски, дозировочные весы с гирьками, тигели и тому подобные устройства. Среди этой мешанины попадалось и множество растений или их частей в свежем и сушеном виде, как-то: листья, стебли, корни, ягоды, кора, цветы, семена, орехи, плесень, скорлупки, черенки и зерна.